К беспокойству леди Констанции добавилось замешательство.
— Но этого не мог сделать Джордж, мистер Бакстер. Как только вы сообщили мне о том, что он натворил, я тут же отобрала у него духовое ружье. Посмотрите, вот оно лежит на столе.
— Вон там, на столе, — сказал лорд Эмсворт, с готовностью показывая на ружье.
— Если вы подойдете сюда, вы его ясно увидите. Наверняка, это была оса.
— Ты выходил из комнаты, Кларенс?
— Нет. Все время был здесь.
— Тогда Джордж никак не мог выстрелить в вас, мистер Бакстер.
— Никак не мог, — сказал лорд Эмсворт. — Несомненно, оса. Если только, как я сказал, все это вам не привиделось.
Секретарь с достоинством выпрямился.
— Я не подвержен галлюцинациям, лорд Эмсворт.
— Нет, подвержены, мой дорогой. Я думаю, это из-за того, что вы умственно перенапрягаетесь. Всегда были подвержены.
— Кларенс!
— Да-да, он подвержен. Ты об этом знаешь так же хорошо, как и я. Помните случай, когда он выдирал цветы из цветочных горшков, потому что думал, что ты положила туда свое ожерелье.
— Я не…
— Да-да, это было, мой дорогой. Осмелюсь предположить, что вы об этом забыли, но это было. А после этого по причине, о которой вам лучше знать, вы начали бросать горшки в меня через окно моей спальни.
Бакстер повернулся к леди Констанции, покраснев до корней волос. Он предпочитал никогда не вспоминать об эпизоде, на который намекал его бывший работодатель.
— Лорд Эмсворт говорит о случае, когда было украдено ваше бриллиантовое ожерелье, леди Констанция. Я имел основание предполагать, что вор спрятал его в цветочном горшке.
— Да, я понимаю, мистер Бакстер.
— Ну что ж, вы можете придерживаться своей версии, — любезно сказал лорд Эмсворт. — Но видит Бог, я никогда не забуду, как я проснулся и увидел все эти горшки, влетающие через окно, а потом выглянул наружу и увидел Бакстера на лужайке, в пижаме лимонного цвета, с диким взглядом…
— Кларенс!
— Хорошо, хорошо. Я просто упомянул об этом. Галлюцинации — они у него все время, — сказал он упрямо, хотя и сбавив тон.
Леди Констанция ворковала над секретарем, как мать над ребенком.
— Джордж действительно не мог этого сделать, мистер Бакстер. Ружье все время оставалось в этой…
Внезапно она замолчала. Ее красивое лицо вдруг словно окаменело. Когда она снова заговорила, воркующий оттенок исчез из ее голоса, а вместо него появился металл.
— Кларенс!
— Что, моя дорогая?
Леди Констанция, едва сдерживая себя, обратилась к Бакстеру:
— Мистер Бакстер, не будете ли вы так добры оставить нас на минуту. Я хочу поговорить с лордом Эмсвортом.
Когда дверь закрылась, наступило зловещее молчание, а потом послышался странный сипящий звук, как бывает при утечке газа из трубы. Это лорд Эмсворт пытался беспечно мурлыкать какой-то мотив.
— Кларенс!
— Да? Да, моя дорогая?
Окаменелость в выражении лица леди Констанции увеличивалась с каждым мгновением. Причиной тому была внезапно промелькнувшая у нее мысль о том, что, когда она входила в комнату, ее брат был похож на подстреленную утку. Люди с чистой совестью, подумала она, не бывают похожи на подстреленных уток. Беспристрастный наблюдатель мог бы принять за одну из этих птиц в подобной ситуации только человека, на совести которого лежит преступление.
— Кларенс, это ты выстрелил в мистера Бакстера? К счастью, в ее поведении было нечто, что заставило лорда Эмсворта ожидать этого вопроса. Он был готов к нему.
— Я?! Кто, я?! Выстрелил в Бакстера? За каким дьяволом мне нужно было стрелять в Бакстера?
— Мы можем обсудить твои мотивы позднее. Сейчас я спрашиваю: это ТЫ выстрелил?
— Разумеется, нет.
— Ружье все время оставалось в этой комнате.
— Подумать только, стрелять в Бакстера! В жизни не слышал такого абсурда!
— И ты был все время здесь.
— Ну и что? Предположим, я был здесь. Предположим, я хотел выстрелить в Бакстера. Предположим, каждая жилка в моем организме шептала мне, черт возьми: выстрели в этого субъекта. Как бы я это сделал, если даже не знаю, как заряжается эта штуковина?
— Ты когда-то очень хорошо знал, как заряжается духовое ружье.
— Я когда-то знал массу всего.
— Духовое ружье заряжается очень просто. Я сама могла бы это сделать.
— А я не смог бы.
— Тогда как ты объяснишь тот факт, что в мистера Бакстера выстрелили из ружья, которое все время оставалось в твоей комнате?
Лорд Эмсворт воздел руки к небесам.
— Откуда ты знаешь, что в него выстрелили из этого ружья? Боже милостивый, какие скоропалительные выводы делают женщины! Этого достаточно, чтобы… Откуда ты знаешь, что здесь нет другого духового ружья? Откуда ты знаешь, что здесь нет целого арсенала духовых ружей? Откуда ты знаешь, что у Биджа нет духового ружья? Или еще у кого-нибудь?
— Вряд ли я могла бы себе представить, что Бидж может выстрелить в мистера Бакстера!
— Откуда ты знаешь, что не может? У него было духовое ружье, когда он был мальчишкой. Он сам сказал это. На твоем месте я последил бы за ним.
— Не говори глупостей, Кларенс!
— Я не говорю и половины тех глупостей, какие говоришь ты. С чего бы я стал стрелять в людей из этого ружья? И как бы я мог, по-твоему, попасть в Бакстера с такого расстояния?
— Какого расстояния?
— Ведь он стоял на террасе. Он определенно сказал, что стоял на террасе. А я был здесь. Только самый искусный стрелок мог бы подстрелить этого типа с такого расстояния. И ты думаешь, я такой стрелок? Один из тех молодцов, которые сбивают яблоки с головы своих сыновей?
Эти рассуждения, без сомнения, звучали правдоподобно. Они поколебали уверенность леди Констанции. Она нахмурилась в нерешительности.
— Все это очень странно. Мистер Бакстер уверен, что в него выстрелили.
— В этом нет ничего странного. Не было бы ничего странного, даже если бы Бакстер был убежден, что он турнепс и что от него откусил кусок белый кролик с розовыми глазами. Ты прекрасно знаешь, хоть и не хочешь признаваться в этом, что этот малый — буйнопомешанный.
— Кларенс!
— Что толку повторять «Кларенс»? Этот тип — псих до мозга костей и всегда был психом. Разве я не видел его на лужайке в пять утра в пижаме лимонного цвета, и он кидал цветочные горшки в мое окно? Ха! Вся эта история — явно плод его больного воображения. Как же, в него выстрелили! Никогда не слыхал подобной чепухи. А теперь, — твердо сказал лорд Эмсворт, поднимаясь с кресла, — я намереваюсь прогуляться и посмотреть на мои розы. Я удалился в эту комнату, чтобы спокойно почитать и поразмышлять, а вместо этого туда-сюда то и дело снуют люди с известием, что хотят выйти замуж за мужчину по имени Аберкромби, и что в них стреляли, и что это я стрелял, и так далее, и тому подобное… Ей-богу, с тем же успехом можно было бы пытаться читать и размышлять посредине Пиккадилли-серкус. Фэ! — сказал лорд Эмсворт, который теперь был достаточно близко к двери, чтобы чувствовать себя в безопасности, произнося это нелюбезное восклицание. — Фэ! — сказал он и, добавив в качестве заключительного аккорда «Ха!», быстро ретировался за дверь.
Но и теперь его встревоженной душе не дано было обрести спокойствие. Чтобы достичь парадной двери Бландингского замка, если вы выходите из библиотеки и спускаетесь по главной лестнице, вы должны пройти через холл. Слева от холла расположен маленький кабинет. И у выхода из этого кабинета стояла племянница лорда Эмсворта Джейн.
— Йо-хо! — крикнула она. — Дядя Кларенс!
У лорда Эмсворта не было никакого желания видеть йохокающих племянниц. Возможно, Джорджу Аберкромби доставило бы удовольствие поболтать с этой девушкой. Возможно, и Герберту, лорду Роугейту. Но лорд Эмсворт жаждал уединения. В продолжение этого дня он имел удовольствие насладиться такой порцией женского общества, что если бы у порога кабинета появилась Елена Прекрасная и йохокнула бы ему, он в ответ только ускорил бы шаги.
И он ускорил их.
— Не могу задерживаться, дорогая, не могу.
— О нет, можете, старина Меткий Глаз! — сказала Джейн; и лорд Эмсворт вдруг решил, что действительно может. Он остановился так резко, что это чуть не привело к смещению его позвоночника. Челюсть у него отвисла, и пенсне задрожало на шнурочке, как осенний лист на ветру.
— Том Два Пистолета, Меткий Глаз Прерий, не знает промаха. Будьте добры пройти сюда, дядя Кларенс, — сказала Джейн. — Я хочу перекинуться с вами парой слов.
Лорд Эмсворт проследовал за девушкой в кабинет и плотно закрыл за собой дверь.
— Ты… Ты не видела меня? — спросил он дрожащим голосом.
— Конечно, я видела вас, — сказала Джейн, — я с живейшим интересом следила за этой историей с начала до конца.
Лорд Эмсворт доковылял до кресла и рухнул в него, глядя остекленевшими глазами на племянницу. Всякий чикагский бизнесмен-гангстер современной школы понял бы, что он испытывал, и преисполнился бы к нему сочувствием.
То, что портит жизнь гангстерам и иногда заставляет задумываться о том, стоит ли продолжать бизнес, — это склонность посторонней публики встревать в самый неподходящий момент. Стоит вам только решиться уладить деловой спор с коммерческим конкурентом с помощью пистолета-автомата, всегда найдется какой-нибудь назойливый свидетель, который как раз в это время шел мимо, — и пожалуйста вам, у вас на руках новая проблема.
А лорд Эмсворт оказался еще в худшей ситуации, чем его духовный собрат из Чикаго, потому что у последнего всегда остается альтернатива разрешить свои затруднения, отправив свидетеля к праотцам. Ему же не дано было даже этого меланхолического удовольствия. Известный шропширский землевладелец, обязанный поддерживать свою репутацию в графстве, не может отправлять к праотцам своих племянниц. Все, что ему остается делать, когда племянницы сообщают, что видели его в момент совершения преступления, это смотреть на них остекленевшими глазами.
— Во время всего представления у меня было место в первом ряду, — продолжала Джейн. — Выйдя от вас, я укрылась в кустах, чтобы пролить там море слез из-за вашей ужасной жестокости и бесчеловечности. И пока я проливала море слез, я вдруг увидела, как вы высунулись из окна библиотеки со злодейским выражением лица, а в руках у вас духовое ружье маленького Джорджа. И я уже подумывала о том, где бы мне найти камень, чтобы запустить в вас, потому что вы, по-моему, с самого начала напрашивались на что-нибудь в этом роде, но тут вы подняли ружье, и я увидела, что вы во что-то прицеливаетесь. Через секунду раздался выстрел, крик — и мистер Бакстер плавает в луже крови. И пока я так стояла и наблюдала эту картину, меня посетила интересная мысль: «А что скажет тетя Констанция, когда я расскажу ей обо всем этом?»
Лорд Эмсворт издал горлом низкий клокочущий звук, как подстреленная утка в смертельной агонии, с которой его сравнила сестра.
— Но ты… ты ведь не расскажешь ей?
— А почему бы и нет?
Лорд Эмсворт содрогнулся.
— Я умоляю тебя не делать этого, дорогая моя. Ты же знаешь ее. Она отравит все мое дальнейшее существование.
— Вы предполагаете, что она устроит вам ад кромешный?
— Да.
— То же самое сделаю я. И вы полностью заслуживаете этого!
— Моя дорогая!
— А что, не заслуживаете? Посмотрите, как вы себя вели. Трудились как бобер, чтобы разрушить счастье всей моей жизни.
— Я не хочу разрушить счастье всей твоей жизни.
— Не хотите? Тогда садитесь за этот стол и немедленно пишите короткое письмо к Джорджу с предложением этого места.
— Но…
— Что вы сказали?
— Я сказал только «но»…
— Больше так не говорите. Я хочу от вас одного, дядя Кларенс, — немедленной и сердечной любезности. Вы готовы? «Дорогой мистер Аберкромби…»
— Я не знаю, как пишется его фамилия, — сказал лорд Эмсворт с видом человека, который нашел решение, приемлемое для обеих сторон.
— Я продиктую вам. А-б, аб; е-р, ер; к-р-о-м, кром; б-и, би. Все вместе составит слово «Аберкромби», фамилия человека, которого я люблю. До вас дошло?
— Да, — сказал лорд Эмсворт замогильным голосом, — до меня дошло.
— Тогда продолжайте. «Дорогой мистер Аберкромби. В соответствии — одно „с“, два „о“, „т“, „в“, „е“, опять „т“, „с“, „т“ и „вии“ — с нашей устной договоренностью…»
— Но я в жизни своей никогда не разговаривал с ним.
— Не имеет значения. Это просто формальность. «В соответствии с нашей устной договоренностью, я имею удовольствие предложить вам должность управляющего в Бландингском замке и буду рад, если вы сможете немедленно приступить к исполнению своих обязанностей. Искренне ваш, Эмсворт. Э-м-с-в-о-р-т».
Джейн взяла письмо, осторожно промокнула его пресс-папье и спрятала в какой-то карманчик на своем платье.
— Прекрасно, — сказала она, — это все. Большущее вам спасибо, дядя Кларенс. Этим вы загладили ваше недавнее гнусное поведение, когда вы пытались разрушить счастье всей моей жизни. У вас был никуда не годный старт, но на финише вы были великолепны.
Пылко поцеловав его, она выпорхнула из комнаты, и лорд Эмсворт, скрючившись в своем кресле, старался не смотреть на видение своей сестры Констанции, возникающее перед его глазами. Что Конни скажет, когда узнает, что в нарушение ее прямого наказа он дал этому молодому человеку…
Думая о леди Констанции, он спрашивал себя, найдется ли еще хоть один человек на свете, настолько затюканный своей сестрой. Он сознавал, что с его стороны поднимать лапки вверх и виновато вилять хвостом при нападении всего-навсего сестры — признак непростительной слабости. Большинство мужчин приберегают такое поведение для своих жен. Но так было всегда, начиная с детских лет, которые он помнил так хорошо. А теперь, думал он, слишком поздно что-либо менять.
Единственное утешение, которое он мог отыскать в этой мрачный час, состояло в том, что как бы ни ужасна была ситуация, в которой он оказался, она, несомненно, могла быть еще ужаснее. По крайней мере, не было опасности, что его роковая тайна окажется раскрытой. Этот мгновенный импульс нежданно вернувшегося детства никогда не послужит пунктом его обвинения. Конни никогда не узнает, чья рука нажала на курок, произведя фатальный выстрел. Никогда не узнает об этом и Бакстер. Бакстер будет жить, пока не превратится в старого, седовласого клоуна в очках, и этот инцидент навсегда останется для него неразрешенной загадкой.
Ему чертовски повезло, подумал лорд Эмсворт, что этот тип не подслушивал у двери во время последнего разговора.
И как раз в этот момент какой-то звук заставил его обернуться, а обернувшись — резко подскочить в кресле, едва не повредив себе внутренности. Над подоконником открытого окна медленно поднимались голова и плечи Руперта Бакстера, словно это был мертвец, восстающий из могилы, чтобы явиться своему убийце. Стекла очков Бакстера блестели в лучах вечернего солнца, и лорду Эмсворту показалось, что они пылают, как глаза дракона.
Руперт Бакстер не подслушивал у двери. Ему не надо было утруждать себя этим. Под окном кабинета Бландингского замка стоит старинная садовая скамья, и на этой скамье он и сидел с начала до конца разговора, который мы только что описали. Если бы он был непосредственно в комнате, он, возможно, услышал бы все еще лучше, но ненамного.
Когда лицом к лицу сталкиваются два человека, один из которых только что стрелял в другого из духового ружья, а второй только что узнал, кто в него стрелял, трудно ожидать, чтобы у них сразу завязался светский разговор. Они будут испытывать чувство некоторой неловкости — то, что французы называют «qene». В первые полминуты этой встречи гробовое молчание нарушилось только тем, что лорд Эмсворт откашлялся и немедленно после этого опять замолчал. И вполне возможно, что это молчание продолжалось бы еще долго, если бы Бакстер не пошевелился, как бы собираясь удалиться. Все это время он в упор смотрел на своего бывшего работодателя, на лице которого даже самый невнимательный наблюдатель мог бы прочесть, как в открытой книге, целую гамму противоречивых чувств. Теперь Бакстер сделал шаг назад, и к лорду Эмсворту вернулся дар речи.