В молодости мистер Кэрри много бывал за границей, жил, оказывается, на Цейлоне, в Сингапуре, Индии.
- Я постоянно расширяю свой кругозор, мисс Фэншоу, я сторонник мирных взаимоотношений, по-моему, сам живи и другим не мешай. Все народы должны жить в дружбе.
- О, я совершенно с вами согласна.
- Я повидал мир, я знаю жизнь. Я человек без предрассудков. Пусть у других народов другие обычаи, но люди везде остаются людьми. Мы ежедневно учимся друг у друга. Главное, расширять свой кругозор.
- О, конечно.
- Сами-то вы путешествовали?
- Да вот... ездила в Европу. Правда, не очень далеко.
- Я исходил пешком чуть не все европейские страны и всегда окупал любое путешествие.
Ей не хотелось расспрашивать, каким именно образом, но она была под впечатлением, потому что сама за границу ездила лишь однажды - во Францию.
Мистер Кэрри, оказывается, рос сиротой, воспитывался в детском доме.
- И это вовсе неплохое начало, мисс Фэншоу, нам всем там было очень хорошо. По-моему, память мне не изменяет. Мы жили одной большой семьей. Нет, никак не скажу, что общество меня обделило. Для меня делалось все. Нет, мне просто повезло. Сами посудите, мисс Фэншоу, оглянитесь кругом - сколько людей растет в разбитых семьях, сколько несчастий! Я ничего такого не знал, и, выходит, жаловаться не на что. В моей жизни все повернулось к лучшему, я так считаю.
Образование, по его словам, он получил не ахти какое, мозги у него хорошие, но работали всегда с неполной нагрузкой.
- Неиспользованные ресурсы. - И он ткнул себя пальцем в лоб.
С ним оказалось так легко говорить, у нее никогда так легко не завязывался разговор с незнакомым, вообще ни с одним мужчиной. Безупречная, приятная вежливость сочеталась у мистера Кэрри со столь же приятной непринужденностью, и она решила, что ему сам бог велел тут остаться, у него хорошие манеры, и он явно здесь ко двору.
Лицо у него было самое что ни на есть обыкновенное, и слава богу, но что-то в нем все-таки было ненастоящее, как будто она видела его на экране кино. Но все равно, она уже себе представила, как он будет каждое утро сидеть тут на кухне, завтракать, а потом, надев шляпу с вставленным за ленту перышком, уходить на работу.
- Вещи у меня довольно громоздкие.
- А что именно...
- У меня две работы, мисс Фэншоу, я, так сказать, многостаночник. Удивляетесь? Мне всегда жаль хоть минуту терять даром, у меня огромные запасы энергии.
Она заметила, что из ноздрей и ушей у него торчали пегие пучки волос, и прикинула, подравнивает ли он их, когда ходит в парикмахерскую стричься. Она понятия не имела, как это принято у мужчин.
- В общем-то, моя работа отчасти сезонная.
- Сезонная?
- Да. В сырую ветреную погоду, без какой не обойтись на наших английских берегах, ну, и, конечно, зимой, я занимаюсь только моющими средствами.
Он быстро огляделся, как бы выясняя, где ее порошки, мастики и щетки и что еще ей может понадобиться.
- Вам, наверное, понадобится подсобное помещение? Кроме самой комнаты?
Мистер Кэрри встал из-за стола и начал убирать посуду. Она смотрела на него с изумлением. Ошибся адресом, уже успел с ней позавтракать и вот - как близкий друг - помогает убирать со стола.
- Чердак у меня очень большой.
- Высоко, неудобно...
- А-а...
- А мне приходится беречься. Нельзя напрягать спину. Не подумайте, что я больной, мисс Фэншоу, спешу успокоить, вы не берете в дом инвалида. Нет-нет. Я для своих лет исключительно здоровый человек. А все потому, что у меня такой активный образ жизни.
Она подумала о том, как ему приходится стучаться во все двери подряд, ходить из дома в дом. Правда, летом он чем-то другим занимается.
- Как говорится, сама выносливость, редкая закалка.
Она подумала про скаковых лошадей и стала гадать, был ли он женат, Она сказала:
- Тогда, может, чулан под лестницей, рядом со счетчиком...
- Чудно.
Он насыпал в мойку ровно столько порошка, сколько нужно; он уже расстегнул и засучил рукава, а пиджак его висел на крючке у входа. Его жилистые руки поросли густым волосом. И в голове у нее завертелись десятки вопросов, потому что, хоть вроде он много о себе рассказал, осталась еще бездна неясностей.
Оказывается, он уже приезжал сюда по работе и влюбился в этот город.
- Я не мог его забыть, мисс Фэншоу. Я найду там свое счастье, так я себе говорил. Этот город прямо для меня создан. Понимаете?
- Вот вы и приехали.
- А как же. Я знаю, куда ехать, где я смогу развернуться. Я всегда прислушиваюсь к своему внутреннему голосу. Мне надо было приехать.
- Городок-то у нас маленький.
- Зато тонкая публика.
- Но все же, я вот думаю... у нас такой короткий сезон, только июль и август...
- Да?
- Может, вам это не подойдет, ну... для летней работы?
- Нет, мисс Фэншоу, мне это подойдет, я такие вещи всегда взвешиваю, знаете, тщательно взвешиваю.
Она не стала дальше расспрашивать, только сказала:
- Ну, теперь-то зима.
- Конечно. Но я буду, если позволите так выразиться, вспахивать свое второе поприще, В таком городе с дамами, вроде вас, мисс Фэншоу, в таких домах, с такими удобствами открываются бесконечные возможности, просто бесконечные.
- Для сбыта э... моющих средств?
- Именно.
- Понимаю.
- Вот ведь для вас это дело чести, правда? Я же вижу.
Он обвел рукой всю ее кухоньку, разбрасывая хлопья пены, и она увидела его глазами чистые окна, сверкающие краны, белоснежную раковину. Что верно, то верно, чистота для нее была делом чести. Мама требовала с нее чистоту. Вдруг она услышала собственный голос:
- У меня только две недели, как мама умерла.
Она совсем забыла, что уже ему говорила про это, и вдруг до нее опять дошло, показалась немыслимой пустая комната, которую она собралась сдать мистеру Кэрри, ей стало совестно, и на глаза навернулись слезы. Что сказала бы мама про то, что чужой человек, как ни в чем не бывало, моет у них посуду, и вообще про это сомнительное знакомство?
"Лучше б ты у меня спросила, Эсма, ты чересчур доверчива. Лучше б ты у меня спросила".
Через два дня после похорон она встретила в аптеке миссис Бикердайк с виллы "Сирень", и та шепнула, что "помогает тем, кто понес утрату", и Эсма поняла, что имеются в виду спиритические сеансы. Та намекнула, что можно войти в контакт с покойной миссис Фэншоу. Эсма ужаснулась, главным образом при мысли о контакте, о продолжении связи с мамой, но сказала только, что, по ее мнению, мертвых надо оставить в покое.
- Вы только не обижайтесь, но, по-моему, мы не должны о них расспрашивать, выведывать.
И вот, пожалуйста, она слышит мамин голос, и мама говорит про мистера Кэрри: "Всегда смотри на глаза, Эсма, не верь тому, у кого глаза сидят слишком близко к переносице..."
Она решила посмотреть на его глаза, но он повернулся боком.
"...Или слишком широко расставлены. Это признак лени".
Ей стало стыдно, зачем она ему опять сказала про маму. Еще не хватало обременять его своими переживаниями, выглядеть истеричной. Мистер Кэрри покончил с мытьем посуды и покоил красные мокрые руки на краю раковины. Голос у него стал вдруг немного другой, торжественный:
- Мертвых нельзя забывать, я так считаю, мисс Фэншоу. Я считаю - память священна. Очень рад, что вы сочли возможным говорить со мной про усопшую.
И она обрадовалась, что он тут, на кухне, с ним она не так замечала тишину и пустоту, а то последнее время они стерегли ее по всем углам.
Она сказала:
- Мне было не очень-то легко... Мама была довольно... властная.
- Все, больше можете не говорить. Я вас понял. Люди старшего поколения любят поучать.
Она подумала - а он тонкий, схватывает все на лету. И она чуть не расхохоталась от облегчения, что не надо объяснять и разжевывать, как мама на нее давила и как за последние годы ей трудно пришлось. Он и сам все знает, все понимает.
Мистер Кэрри тер руки, проводя полотенцем по каждому пальцу, будто перчатки натягивал. Он раскатал рукава, застегнул и надел пиджак. Движенья у него были точные, рассчитанные. Он кашлянул.
- В отношении комнаты - остается вопрос об оплате, мисс Фэншоу. Эти вещи надо сразу улаживать, я так считаю. О деньгах надо говорить прямо, стесняться тут нечего. Надеюсь, вы за.
- О, ну да, я...
- Скажем, четыре фунта в неделю? Как?
У нее голова пошла кругом. Она понятия не имела, сколько берут за комнату, сколько стоят завтраки. Ей бы хотелось быть и деловой и справедливой. Но он предложил, на его взгляд, самую подходящую сумму, а он в таких вещах, конечно, разбирается лучше нее.
- В данный момент я проживаю в Торговой гостинице на Кедровой Аллее. На полу у меня в номере один линолеум, к завтраку ничего горячего. Я не привык к роскоши, мисс Фэншоу, сами понимаете, не такая у меня была жизнь, но после рабочего дня я имею право удобно отдохнуть, я так считаю.
- О, здесь вам будет очень удобно, уж я постараюсь, я присмотрю. Я чувствую, что...
- Что?
Ей вдруг стало неудобно, как бы он о ней плохо не подумал.
- Я чувствую, что ошибка с адресом произошла...
- По воле случая.
- Да, о да.
Мистер Кэрри отвесил легкий поклон.
- Когда вы хотели бы переехать, мистер Кэрри? У меня тут еще кое-что...
- Скажем, завтра вечером?
- Завтра пятница.
- Если вам это не подходит...
- Нет... почему же... просто у нас неделя пойдет с пятницы.
- Мне будет очень приятно иметь такую хозяйку, мисс Фэншоу.
Хозяйку! Она хотела сказать: "Надеюсь, я буду вашим другом, мистер Кэрри", но это прозвучало бы нескромно.
Он ушел, а она заварила чай и села за стол. Мысли у нее путались. Она думала - начинается новая жизнь. Но кое-что ее все-таки смущало. Она вела себя не так, как она привыкла, не так, наверное, как вела бы себя, что называется, по зрелом размышлении. Мама б не позволила ей пускать в дом чужого, как в детстве не позволяла разговаривать с чужими на улице. "Нельзя, Эсма, люди разные бывают". Недаром она зачитывалась статьями о преступленьях в своих газетах и книжками о знаменитых процессах. Ей покою не давала потрясающая жизнь доктора Криппена.
Эсма тряхнула головой. Выходит, летят все планы насчет продажи дома, переезда в Лондон, насчет заграницы. Ей стало грустно, как будто и не начиналась никакая новая жизнь. И неизвестно еще, что скажут друзья и соседи, видел ли кто мистера Кэрри у нее на ступеньках с бумажкой в руке, и вдруг, когда он будет торговать своими моющими средствами, все узнают, что это жилец мисс Фэншоу, и ее не похвалят. Мама бы, конечно, ее не похвалила, и не только потому, что он "первый встречный".
"Он торгаш, Эсма, самый обыкновенный торгаш, и ты еще не знаешь, какая такая работа у него в летний сезон". - "У него прекрасные манеры, мама, он такой воспитанный, так хорошо говорит".
Ей вспомнились перчатки, приподнятая шляпа, легкий поклон и как он спокойно, уверенно мыл посуду, будто век целый тут прожил.
"Откуда ты знаешь, Эсма, чем все это кончится?" - "Что же, я рискну. Я пока слишком редко рисковала".
Но тут бы мама поджала губы, сложила ручки, не желая больше доказывать, уверенная в своей правоте. Ничего, теперь она сама себе хозяйка я может жить своим умом, поступать, как ей угодно. Она взяла листок бумаги и составила список вещей, которые потребуются, чтобы обставить мамину спальню для него поудобней. И надо еще будет на неделю запасти кукурузных хлопьев, бекона и почек для завтраков.
Она даже сама удивлялась, как быстро освоилась с присутствием мистера Кэрри. Конечно, ей помогло еще и то, что у него такая размеренная жизнь, и его аккуратность. Когда она зашла убирать в его комнату, она не обнаружила ни малейшего беспорядка, кровать тщательно застелена, одежда в шкафу - он, оказывается, его даже запер, а ключ унес. Только две пары ботинок, рядышком под раковиной, да бритва и кисточка выдавали жильца.
Мистер Кэрри вставал ровно в восемь - она слышала звон будильника, потом радио свиристело и начинались новости. В восемь двадцать он спускался на кухню завтракать, благоухая мылом для бритья и сапожной ваксой. Он всегда говорил: "А, с добрым утром, мисс Фэншоу, с добрым утречком", а затем кратко отзывался о погоде. Бывало либо "промозгло", либо "солнышко, как я погляжу", либо "пасмурно". Он ел горячий завтрак, а потом запивал его двумя чашками крепкого чая с жареным хлебом.
Завтраки были для Эсмы делом чести, она красиво накрывала на стол, стелила накрахмаленную скатерть, подогревала его тарелку в духовке, а хлеб поджаривала в самую последнюю минутку, чтобы не остыл и хрустел. Она думала: "Таким, как я, нельзя жить в одиночку, заботиться только о себе. У меня прямо-таки потребность за кем-то ухаживать".