Третье путешествие капитана Кука было предпринято для отыскания северо-западного прохода. Проход из Атлантического океана в Тихий Гудзон искал со стороны Гренландии. Кук должен был пытать удачу, двигаясь с запада.
12 июля 1776 года капитан вновь покинул Англию. По пути он посетил Новую Зеландию и Таити, Гавайские острова, сделал описание западного побережья Северной Америки. Наконец его корабли вошли через Берингов пролив в Северный Ледовитый океан. Здесь англичан ждала неудача. Ледяные поля преградили кораблям путь. Целый месяц крейсировала эскадра Кука у кромки льда. Корабли пытались пробиться то на север, то на восток. Приближалась зима. Льды становились все тяжелее. Кук решил зимовать на Гавайских островах. Это посещение островов стало для него роковым. 14 февраля 1779 года, во время случайной стычки с туземцами, Кук был убит.
С наступлением лета спутники Кука возобновили поиски прохода. Встретив вновь неприступные льды, они повернули назад и возвратились в Англию.
Кук был первым, кто трижды обошел вокруг Земли. Из последних одиннадцати лет жизни он провел на берегу в родной Англии всего два года. Соотечественники считают его образцом моряка.
ЛЕС ИЗ МОРЯ
Застучал мотор. Шлюпка отошла от борта судна и направилась к берегу. Нас было четверо. На то, чтобы осмотреть мангровый лес, капитан дал нам всего полчаса.
Зеленая неровная линия берега приближалась. Берег на глазах всхолмился и распался на отдельные зеленые островки.
Сцепление стволов и ветвей преградило нам путь. То, что мы принимали за берег, оказалось лесом. Прямо из воды росли деревья. Они опоясали сушу.
Мой приятель Борис сунул в воду отпорный крюк. Тот уперся в дно.
Заведя шлюпку в глубь леса, мы засучили штаны и перелезли через борт. Десятки проворных существ, таившихся на ветвях, при нашем приближении бросились вниз. Они описывали в воздухе широкие полукруги, шлепались в воду и, отчаянно трепеща плавниками, похожими на крылья, разбегались, оставляя за собой кольчатые следы.
Один беглец налетел на мою ногу. Я зачерпнул его ладонью. Влажная черная рыбка с выпученными глазами испуганно глядела на меня.
— Ишь ты! — сказал я и бросил незнакомку в шлюпку.
Щелкая длинными грудными плавниками, рыбка обежала полшлюпки, вскочила на банку и перемахнула через борт.
— Видал? — спросил Борис. — Во бегает!
Я узнал рыбку: это был периофтальм, илистый прыгун. Я подошел к дереву. Маленькие колючие крабы копошились на липких ветвях. К стволу прикрепилось несколько моллюсков в черных раковинах. Дерево было многоногим, изогнутым. Ветви его спускались, роняли в воду корни и снова поднимались вверх.
В этом странном, стоящем по колено в воде лесу было жарко и влажно. Желтые пятна света дрожали на черной воде.
Начался прилив. Вода поднялась. Лес тонул. Погружались сплетения корней, укорачивались стволы, приближались к воде шапки тяжелых, мясистых листьев.
Нам пора было возвращаться. Капитанские полчаса истекли.
ПОПУГАИ ПОД ВОДОЙ
Все утро мы провозились с нашим ящиком.
— Давай, давай! — говорил Борис — Капитан шлюпку обещает.
— Какую шлюпку?
— Тузик. С двенадцати до часа.
— Даю, даю!
Борис ножовкой вырезал из листа прозрачной пластмассы квадратные пластины. Я клеил из них ящик. Красный, остропахнущий клей пачкал пальцы, растекался по оргстеклу. К счастью, он засыхал быстро. К одиннадцати ящик был готов. В двенадцать нам дали тузик.
Судно стояло внутри лагуны. Невысокий берег кольцом опоясывал ее. В нескольких местах кольцо разрывалось, белая пена указывала проходы в океан.
Первым спустился Борис. Он сел на весла. Я передал ему про ящик и прыгнул на корму. Шлюпка качнулась и черпнула бортом воду. Борис крикнул:
— Ты что? Утопишь!
Мы оттолкнулись и пошли по направлению к берегу.
В глубине неясными бурыми пятнами просматривалось дно.
— Прозрачность-то метров сорок! — сказал Борис.
Дно повышалось. В бурых пятнах появились желтые промоины. Розовые и красные точки замелькали под килем.
Мы подошли ближе к берегу. Здесь из воды торчало несколько плоских скал. Белые шапки высохших водорослей венчали их. Обошли одну скалу. Я лег на корму и положил ящик на воду.
В неспокойной, покрытой голубоватой пленкой поверхности лагуны появилось окно. Оно было чистым и прозрачным. Подо мной, словно выхваченное из темноты прямоугольным лучом прожектора, заиграло всеми красками радуги дно. Покрытые причудливыми извилинами, лежали на нем выпуклые кораллы-мозговики. В кустистых водорослях хороводила рыбья мелочь.
Я присмотрелся. На бурой поверхности кораллов мерцали зеленые актинии. Над ними вертелся голубой рифовый окунь. Стайка щетинозу-бов, желтых и высоких, похожих на каски пожарников, проплыла мимо. Рыбы что-то пощипывали.
Щетинозубы были причудливы и полосаты.
Около ветвистого кораллового куста суетились два красно-зеленых попугая. Массивными короткими клювами они выламывали из коралла кусочки, раскусывали их и, выпуская изо рта белые облачка мути, жевали.
— Смотри-ка, Борис, — сказал я.
Из-за скалы, медленно шевеля плавниками, выплывала красная крылатка. Она была похожа на птицу. Длинные, стоящие веером шипы на ее спине шевелились. Рыба горбилась, сворачивала и разворачивала алые плавники.
Крылатка проникла в стаю щетинозубов. Проплыла у самой морды рифового окуня. Спугнутые ее движением рыбы закружились. Они вертелись, как осколки разноцветного стекла в калейдоскопе.
— Да смотри же, Борис!
Я толкнул к нему лежавший на воде ящик. Он уронил весла в воду, поймал ящик и наклонился над ним.
Шлюпку покачивало. За бортом голубела неспокойная, искажающая картину дна поверхностная пленка.
Я вытащил записную книжку и стал рисовать по памяти причудливых, похожих на плавающие огоньки, обитателей лагуны.
КАК ЛАСКИРЬ УЧИЛСЯ ХВОСТОМ ВПЕРЕД ПЛАВАТЬ
У ласкиря, морского карася, врагов в море не сосчитать. Вечно он взад-вперед носится, от чьих-нибудь зубов спасается.
И вот вздумалось ласкирю научиться хвостом вперед плавать.
«Научусь, — думает, — и тогда дудки, никому меня не поймать! Поворачивать не нужно — от любого удеру. Только где такую рыбу найти, которая бы научила?»
Прослышал ласкирь, что неподалеку живет морской конек и что он не как все рыбы плавает.
Кинулся его искать. Видит: торчит из травы маленькая лошадиная голова, грива лохматая, нос трубочкой.
— Эй, — кричит ласкирь, — выходи, лошадиная голова! Потолковать надо.
Качнулась трава, выплыла из нее рыбка. Плывет стоймя, грудь вперед, хвост колечком закручен.
— Зачем, — говорит, — звал?
Рассказал ласкирь.
— Нет, — говорит рыбка, — я только головой вверх плавать умею. Поди-ка ты к камбале: она, говорят, тоже как-то по-своему плавает. Уж не хвостом ли вперед?
Начал ласкирь камбалу искать. Забрел на песчаную мель.
Плывет, на оранжевый песок смотрит. Перед самым его носом крабчонок-плавунец вертится.
Вдруг из песка какая-то рыбина как выскочит! Схватила плавунца и обратно на дно пошла.
Плывет на боку, всем телом, как тряпка, колышется. Ласкирь за ней.
— Уж не ты ли камбала будешь? — спрашивает.
— Я, — отвечает. Легла на дно и давай закапываться, плавниками песок на себя набрасывать. Закопалась, одни глаза торчат.
— Ловко ты плаваешь! — говорит ласкирь. — А хвостом вперед умеешь?
— Нет, — отвечает, — не умею. Но слышала я: далеко на юге, в теплых реках, рыба-лист и синодонт-рыба живут. Те, говорят, по-всякому умеют.
Делать нечего. Отправился ласкирь за тридевять морей искать реки с диковинными рыбами.
Долго искал. Бредет раз по теплой реке, видит: плывет навстречу лист. Бурый, с темными жилками, лопаточкой кверху, черенком вниз.
А ласкирь-то голодный. «Дай, — думает, — отщипну кусочек».
Только к листу сунулся, а тот в сторону как метнется!
Ба! Да это же рыба! Висит в воде головой вниз, на подбородке лоскут, как черенок.
— Ну, — говорит ласкирь, — и дела! Вот ты где, рыба-лист! Ну-ка покажи, как хвостом вперед плавать!
— Эко выдумал! — отвечает рыба. — Я только так — головой вниз — умею. Не мешай! Видишь, вон к той малявке подкрадываюсь!
И поплыла дальше.
Пришлось ласкирю синодонта искать. Выбился из сил, отощал, еле хвостом ворочает. «В последнюю реку, — думает, — загляну, и домой!»
Зашел в реку, глядит: плывет странная рыба. У всех рыб спина темная, брюшко светлое, а у этой наоборот.
Ласкирь к ней.
— Не видала ли, — спрашивает, — синодонта?
— Как не видать! — отвечает. — Я сама синодонт и есть!
Ласкирь от радости даже подпрыгнул.
— Научи поскорей, — молит, — хвостом вперед плавать!
Усмехнулся синодонт, перевернулся брюхом кверху и говорит:
— Вот так плавать — спиной вниз — могу научить. Только у тебя для этого цвет неподходящий. Сам знаешь: плавать нужно темным кверху, чтобы птицам не так заметно нас было. А насчет того, чтобы хвостом вперед… Сколько лет живу на свете, не слыхал, чтобы так плавали. Нет таких рыб.
Опечалился ласкирь, повернулся и пустился в обратный путь. Вышел из реки в море. Плывет между коралловых веток, а ему навстречу медленно-медленно хвостом вперед рыба выплывает!
У ласкиря аж дух перехватило.
А рыба плывет себе как ни в чем не бывало. Сама плоская, желтая с черными полосами. Зубы как щетинки. Через всю голову тоже темная полоса идет — глаз на ней и не видно. Зато с каждой стороны хвоста по черному пятну. Ни дать ни взять — глаза.
Плывет рыба этими пятнами-глазищами вперед, ни за что не скажешь, что это она задом пятится.
Стал ласкирь с рыбой знакомиться, а это оказался щетинозуб, морскому окуню родня.
— Так и быть, — говорит, — выучу тебя хвостом вперед плавать. Смотри!
Поставил щетинозуб хвост прямо, толкнулся плавниками от себя и подался назад. Потом еще и еще.
Только ласкирь хотел попробовать, откуда-то сбоку акуленок выскочил. Целил щетинозуба схватить, да не разобрал, где у того голова, и промазал.
Ласкирь наутек. Мчится, от куста к кусту бросается. Оглянулся — за ним щетинозуб головой вперед летит, хвостом воду сверлит.
Заскочили оба за рыжий горбатый камень, отдышались, ласкирь и спрашивает:
— Чего же ты не хвостом вперед плыл?
А щетинозуб отвечает:
— Ишь ты какой! Попробуй удери хвостом вперед! Я еще жить хочу… Ну, так как, учить тебя дальше?
— Не нужно, — говорит ласкирь. — Головой вперед я и сам удирать умею. Счастливо оставаться!
И поплыл к себе домой…
Так и не научился ласкирь плавать хвостом вперед. Но до сих пор цел. Хоть и головой вперед, а от всех удирает!
МЕДЛИТЕЛЬНЫЕ И МОЛЧАЛИВЫЕ
Проплывите медленно над самым дном. Не смотрите на кустистые водоросли, не обращайте внимания на рыб.
Ищите раковины.
Атоллы Тихого океана — заповедный край моллюсков. Медлительные и молчаливые, движутся моллюски между расселин скал или бороздят серые коралловые пески лагун. Только след, подобный кротовине, выдает их путь.
Вот ползет по дну лиловая, с белыми и желтыми пятнами, округлая фарфора, похожая на многоножку. Лежат красный и черный конусы, спряталась между камнями, громадная, похожая на валун — чудовище среди раковин, — тридакна. Чуть заметно шевелятся ее два выставленных наружу сифона — моллюск дышит. Раковина — его крепость.
О тридакне рассказывают легенды. Утверждают, что бывали случаи, когда собиратели раковин погибали, неосторожно коснувшись рукой моллюска. Тяжелые каменные створки раковины сходились, и человек оказывался в настоящей ловушке.
Есть люди, посвятившие жизнь собиранию тропических раковин. Самая знаменитая из них — «Слава моря». Всего несколько штук таких раковин находится в коллекциях любителей. Рассказывают, что один коллекционер, купив за баснословные деньги три раковины, тут же разбил две молотком. Оставшаяся стала еще более редкой.
«Слава моря» неповторима. Все цвета радуги переливаются на ее блестящей поверхности.
КОРАЛЛОВЫЕ СТЕНЫ
Кольцами, гроздьями, цепочками рассыпаны по морю острова. Белая пена окаймляет их. Зеленые листья пальм шапками висят над серым песком.
Это — коралловые острова. Не вулканы, не морские наносы, не землетрясения создали их. Их построили маленькие морские животные — коралловые полипы. Каждый из них живет в известковой оболочке, которую строит, добывая известь из морской воды.
Полипов миллионы. Их известковые дома, срастаясь, образуют подводные плиты, стены, башни.
Однажды ученые просверлили коралловый остров на глубину 350 метров. Повсюду им встретился однородный известковый массив.
Но полипы живут не глубже 50 метров. Как случилось, что со дна морей поднялись эти циклопические стены?
Ученые думают так. Кораллы любят свет. Они селятся на мелководье вокруг острова. Затем остров по каким-то причинам начинает опускаться. Он опускается, а кораллы спешно надстраивают стену вокруг него. Когда остров совсем уйдет под воду, на поверхности останется только коралловое кольцо.
— Ну какой может быть лес в море? Чепуха, первый же шторм его раскидает.
— Положим, не раскидает. В простом лесу у каждого дерева один корень, а в мангровом — десять. Каждое десятью за дно уцепится — и ничем его не оторвать!
— Непонятно: две карты одного берега, а на одной мангровый берег тут нарисован, на другой — там. Напутали картографы!
— Нет. Просто одна карта постарее, вторая — новая. Мангровый лес наступает на море. В сезон дождей потоки грязи текут с берега в мангры. Лес задерживает землю, камни, дно мелеет, поднимается.
— Море наступает на пустынные берега и отступает перед мангровыми.
ХРЯЩ
— Посмотри на карту. Что тут за дно?
— «Валун» написано.
— Плохо… А тут?
— «Хрящ».
— Хрящ — это хорошо!
Бессмысленный разговор! Валун—это камень, хрящ — живая ткань. Чего бы им быть вместе на дне?
Не тот хрящ.
Для каждого грунта у моряков есть свое название: глина, ил, песок, ракушка, хрящ, галька, валуны, плита.
Хрящ, который лежит на дне, — это битая галька, гравий.
Хрящ под килем—действительно хорошо. На таком грунте на якорь становиться не опасно. Среди валунов станешь — якорь потерять можно: зацепится за глыбу тонн в двадцать — и пропал, не вытащишь. А хрящ — грунт мягкий, сыпучий, хорошо якорь держит и хорошо его отпускает.
— Да, всякое в плавании бывает… Стоял раз наш пароход около одного острова. Собрались мы компанией, пошли в лес гулять. А в лесу рыб видимо-невидимо! Как воробьи, по деревьям бегают. Мы их кто шапкой, кто просто так — рукой. На уху наловили.
— Ну это ты, брат, того!
— Ничего не того: лес-то был мангровый. А рыбы — прыгуны илистые. В этом лесу еще не то бывает. Зашел один пароход в реку. Команда уехала в отпуск. Возвращаются, а пароход на берегу, ни реки, ни воды — кругом болото.
Река-то в мангровом лесу текла. Мангры реку и съели!
В бутылке, которую достали из воды в Коралловом море, было три предмета: фотография двух животных, кусочек белого камня, завернутый в яркую голубую бумажку, и письмо.