Эллисон Харлан
Харлан ЭЛЛИСОН
Эту историю можно было начать по-разному:
Вначале я собирался так:
Утром во вторник я обнаружил, что перестал существовать. Но подумав немного, я решил остановиться на следующем:
Это мой страшный рассказ.
Пожалуй, так оно лучше. Но поразмыслив еще какое-то время об этом (можете _м_н_е_ поверить, теперь у меня есть _ч_е_р_т_о_в_с_к_и_ много времени для размышлений), я понял, что оба эти варианта страдают излишним мелодраматизмом и, если я хочу пробудить у слушателей веру, понимание и все такое, то лучше всего начать с самого начала, рассказать о всем, что произошло со мной за последнее время вплоть до текущего момента и только затем уже объявить о моем предложении. Тогда пускай каждый из вас и решит для себя.
Вы прислушались?
Наверное, во всем виноваты мои гены. Или хромосомы. Так или иначе комбинация то ли тех, то ли других привела к тому, что на божий свет появился я - прототип Каспера Милкветоста. В том, что виноваты именно они, гены то есть, я не сомневаюсь. Так вот. Год назад, одним мартовским утром - кажется, это был вторник - я проснулся и понял, что во мне что-то изменилось. Мне сорок семь лет, я уже начал лысеть, зрение у меня пока еще хорошее и очки я надеваю только для чтения. У меня своя отдельная спальня, у жены Альмы тоже; сплю я всегда в длинной пижаме, в основном из-за того, что имею привычку быстро простужаться.
У меня всего одна особенность - моя фамилия. Меня зовут Винсоки.
Альберт Винсоки.
Ну, знаете, как в той известной песенке...
"Вкалывай, Винсоки. Ты сможешь победить, Винсоки, только если будешь вкалывать..." В свое время меня все время дразнили по этому поводу, но из-за своего мягкого характера я никогда не обижался, и вместо того, чтобы возненавидеть ее всем сердцем, сделал своего рода собственным гимном. Поэтому, если я что-то и насвистываю, то только ее.
В общем так...
В то утро я проснулся, как обычно встал и быстро оделся. Было слишком холодно, чтобы принимать душ, поэтому я просто слегка сполоснул водой лицо и руки. Когда я спускался вниз по лестнице, персидская кошка моей жены Жашу - прошмыгнула мимо меня. Жашу-кошка с характером и никогда раньше не относилась ко мне с пренебрежением. Хотя, надо сказать животное было сообразительным и умела делать вид, что оно меня не замечает. Но в то памятное утро она просто проскользнула между моих ног, даже ни мяукнув, более того - даже не фыркнув. Это было довольно необычно, но, впрочем, ничего сверхъестественного.
Это было только начало, первая демонстрация того, что мне было уготованно.
Я вошел в комнату и увидел, как Альма кладет на ручку софы свежую газету. Она это исправно делает уже двадцать семь лет. Я подобрал ее, проходя мимо, и направился в столовую.
Там меня ждал традиционный стакан апельсинового сока. Рядом на кухне была слышна возня жены. По-обыкновению она что-то ворчала вполголоса. Боюсь, это одна из самых неприятных привычек моей жены. В душе она добрая, любящая женщина, но почему-то всегда ворчит, если раздражена. Никакой брани, побойтесь бога, но на грани с непристойностью, так что все эти бу-бу-бу изрядно надоедают. И она скорее всего _з_н_а_е_т_, что я это терпеть не могу, а может и нет, я не уверен. Но не думаю, что Альму особо волнует, нравится мне это или нет.
В общем, она была не в настроении, поэтому я просто крикнул ей: Дорогая, я уже встал и сижу внизу. Доброе утро, - и спокойно продолжил читать газету, время от времени попивая сок. Все, как обычно.
В газете по-обыкновению была одна чепуха, ну а у апельсинового сока вкус всегда один и тот же, так ведь?
За этим делом прошло несколько минут, но Альма так и не прекратила свое нытье. Наоборот, ворчанье стало громче и раздраженнее, в нем чувствовалась досада.
- Ну куда он запропастился? Ведь ему хорошо _и_з_в_е_с_т_н_о_, что я не люблю тянуть перед завтраком! Вот посмотрите-ка... яйца уже совсем крутые. Куда он мог деться?
И так без конца. Я уже несколько раз звал ее: "Альма, прекрати, пожалуйста, я уже здесь. Внизу я, неужели не понятно?!" Но она и не думала останавливаться.
Это кончилось тем, что она пронеслась мимо меня и ворвалась в гостиную. Мне было все хорошо слышно: она стоит возле самой лестницы, рука на перилах, одна нога уже стоит на первой ступеньке и крик, обращенный в пустоту - "Альберт! Ты думаешь спускаться? Ты, что, в ванной опять застрял? У тебя опять неприятности с почками? Может, тебе нужна помощь?"
Ладно, это уже слишком. Я отложил в сторону салфетку и решительно поднялся из-за стола. Подойдя к ней сзади, я сказал как можно вежливее:
- Альма, какая муха тебя укусила? Я уже давно здесь.
Никакой реакции.
Крики не прекращались еще некоторое время, затем она устремилась наверх. Я опустился на ступеньку-у меня появилась уверенность, что Альма то ли свихнулась с ума, то ли одно из двух. После 27 лет счастливой семейной жизни у моей жены поехала крыша. Ну, и как вам это нравиться?
Я не знал, что мне делать. Я был в полном недоумении. Подумав, я решил, что лучше всего позвонить доктору Хэйршоу. Подошел к телефону, набрал его номер. После трех гудков на том конце подняли трубку.
- Вас слушают.
Я почему-то всегда чувствовал себя виноватым, когда звонил ему, неважно в какое время дня - тон его голоса всегда пугал меня. Но на этот я чувствовал себя особенно неловко - в его сухом голосе было слышно недовольствие. Тем более я только что разбудил его.
- Извините, что поднял вас так рано, доктор, - скороговоркой начал я. - Это Альберт Винсо...
Он прервал меня:
- Алло? Алло?
Я повторил.
- Здравствуйте, господин доктор. Это Аль...
- Алло! Вас не слышно. Кто говорит?
Я не знал, что еще сказать. Наверное, у него плохая слышимость. Поэтому я закричал изо всех сил: - Доктор, это...
- Черт! - выругался он и положил трубку.
Какое-то время я так и стоял, судорожно сжимая в руках трубку и с ужасом ощущая, как на моем лице появляется выражение полного замешательства. Может сегодня у всех пропал слух? Я уже было собрался набрать его номер еще раз, когда на лестнице вновь появилась Альма. Она громко разговаривала сама с собой.
- Ну и куда он мог деться? Только не говорите мне, что он оделся и ушел, так и не позавтракав. Ну и ладно, черт с ним, мне будет только меньше хлопот.
И она спокойно прошла мимо меня, глядя точно _с_к_в_о_з_ь_ меня, и направилась на кухню. Я в сердцах швырнул трубку и последовал за ней. Ну это уже слишком! За последние несколько лет Альма не раз начинала не замечать меня, иногда даже игнорировать: я ей что-то говорю, а она не слышит, я к ней прикасаюсь, а она никак не реагирует. В последнее время это происходило все чаще и чаще. Но это уже слишком!
На кухне я стал у нее за спиной. Она не повернулась и продолжила чистить сковородку от остатков яичницы. Тогда я изо всех сил прокричал ее имя. Она не повернулась, даже не прекратила насвистывать.
Я выхватил у нее из рук сковородку и с силой треснул ей по плите (довольно необычный для меня поступок, но думаю вы понимаете, насколько необычна была и эта ситуация). Она даже не вздрогнула, только подошла к холодильнику и вынула из-под морозильника стопку подносов. Затем выключила, чтобы его разморозить.
Для меня это было последней каплей. Я бросил сковородку на пол и поплелся прочь из комнаты. Я весь вспотел и был злой как черт. Что это за шутки? Ладно, пускай она не хочет готовить мне завтрак; я это переживу. Но почему нельзя просто сказать об этом? К чему устраивать подобные сцены?!
Я набросил пальто, подхватил шляпу и вышел на улицу, со всей дури хлопнув дверью.
Достав из кармана часы, я увидел, что мне я давно уже должен сидеть в автобусе, который должен везти меня на работу. Мой бюджет не рассчитан на непредвиденные расходы, но я решил все-таки взять такси. Сейчас мне это казалось необходимым, так что я прошел мимо автобусной остановки и стал голосовать проезжающим машинам. Как вы уже могли догадаться, такси возле меня не останавливались. Мне было видно, что они свободны, но почему водители решали не останавливаться? Может у них у всех поголовно смена кончилась? Мне это показалось наиболее вероятным, но когда и последующие восемь, не останавливаясь, пронеслись мимо, я понял, что здесь что-то не так.
Но до меня еще не дошло. Быстро поняв, что здесь мне ничего не светит, я решил все-таки ехать на автобусе. На остановке стояла молодая девушка в облегающей юбке и смешной шляпке. Придав своему лицу довольно кроткое выражение, я спросил ее.
- Никак не могу поймать такси. Может вы знаете, что сегодня с этими водителями?
Она не обратила на меня ни малейшего внимания. В смысле, она даже не повернулась, не говоря уже о том, чтобы ответить или хотя бы кивнуть. Можно подумать, меня здесь вообще нет.
В эту минуту как раз подошел автобус и у меня не осталось времени думать об этом. Девушка уже вошла внутрь. Я ступил на подножку и был уже почти внутри, когда двери со скрипом захлопнулись, прищемив при этом полу моего плаща.
- Эй! У меня плащ застрял! - закричал я, но водитель не обратил на меня внимания. Он наблюдал за девушкой через зеркало заднего обзора, а когда та уселась на свободное место, начал насвистывать. В автобусе было полно людей, так что я не хотел выглядеть идиотом, и поэтому просто подался вперед и дернул его за штанину. Никакой реакции.
Вот тогда у меня появилось первое серьезное беспокойство.
Я с силой выдернул застрявший кусок плащ и меня охватила такая ярость, что в отместку решил заставить его _п_о_п_р_о_с_и_т_ь_ об оплате за проезд. Я двинулся вглубь салона, ожидая услышать в любой момент его окрик: "Эй, вы, мистер. По-моему, вы забыли заплатить за проезд." На что у меня уже был готов ответ: "Я заплачу, но о вашем поведении узнают в руководстве вашей компании!"
Но я был лишен и этого удовольствия - он как ни в чем не бывало продолжал рулить и ни разу не посмотрел в мою сторону. Я подумал - и эта мысль только разозлила меня - если он пытается оскорбить меня, то что здесь, черт возьми, вообще твориться? О, извините меня, но именно так я подумал. Надеюсь, вы простите меня за богохульство, но я хочу, чтобы вы знали всю правду о произошедшем.
Вы прислушались?
Я с трудом протолкался между раздраженным мужчиной в тирольской шляпе и хохочущими старшеклассницами. Затем, выходя на своей остановке, я вовсю толкался, шевелил плечами и всюду совал свои локти - в общем делал все возможное, чтобы меня заметили. Но никто даже не взглянул, не обратил на меня внимание. Я даже - теперь мне просто стыдно думать об этом - хлопнул одну из девушек по... э... спине в надежде, что хоть это заставит ее повернуться в мою сторону. Но она даже не изменила тона и продолжила рассказывать о каком-то парне, который уехал куда-то далеко, в общем что-то в этом роде.
Думаю, вы понимаете, что это расстроило меня больше всего.
Я вошел в здание, где размещается наша фирма. Лифтер спал - ну, не то чтобы буквально, но сидящий в своей кабинке Вольфганг (его действительно так зовут, хотя он совсем не немец; вот досада!) всегда кажется спящим. Я тряс его, строил рожицы, а когда и это не помогло хлопнул его ладонью по уху, но он так и не переменил своей позы на маленькой табуретке: облокотился о стену, глаза закрыты. В конце концов, разъярившись, я вытащил его в вестибюль и запустил лифт самостоятельно. Только тут я понял, что меня охватила неведомая болезнь и я стал невидимым во всех отношениях.
Это казалось невозможным - ведь даже если я превратился в невидимку, люди все-равно чувствуют, как их хлопают по заду, дают пинка или воруют у них лифты. Но, к сожалению, похоже, все обстояло именно так.
К этому времени я был в полном замешательстве; все это было так необычно и, пожалуй, немного странновато. Открывающиеся передо мной безграничные возможности одновременно возбуждали и опьяняли меня. Видения, полные кинозвезд и несметных богатств проносились у меня перед глазами.
И так же быстро исчезали.
Какой смысл в красивых девушках и богатствах, если некому рассказать о них? Даже этим самым девушками. Так что мысль стать величайшим в истории грабителем банков меня не привлекла и я заставил себя отказаться - если так можно сказать - от подобного соблазна.
Я вышел из лифта на 26-м этаже и, пройдя через холл, оказался у дверей своей конторы. На ней было написано тоже самое, что всегда было в течении последних 27 лет:
РЭЙМЗ И КЛОС
ПРОДАЖА БРИЛЛИАНТОВЫХ УКРАШЕНИЙ
Я толкнул дверь и на секунду у меня все замерло внутри: мне пришло в голову - а вдруг это все просто колоссальная мистификация. Мне вдруг показалось, что Фритц Клос, огромный, пунцевощекий Фритц с маленькой родинкой возле губ, сейчас закричит на меня.
"Винсоки! Ты болван! Сколько раз тебе говорить, если они возвращают их вскрытыми, хорошо перевязывай их веревкой! На полу валяются сотни тысяч долларов и достаточно уборщику заметить... Ты слабоумный кретин!"
Но он не закричал на меня. О, да, он кричал; и в этом не было ничего удивительного. Клос и Джордж Рэймз никогда не разговаривали со мной... и даже не утруждали себя кричать на меня. Они знали, что я выполняю свою работу, точнее выполнял раньше все 27 лет, порядочно и добросовестно, так что для них я уже стал частью интерьера. Крик тоже был неотъемлемой частью этого кабинета.
Клос действительно кричал, но его крик предназначался пустоте, воздуху, а не мне. В конце концов как он _м_о_г_ кричать на меня. Меня ведь здесь уже не было?
Он опустился на колени и начал собирать маленькие, еще неотполированные изумруды, которые разлетелись по комнате, и когда собрал все, лег на живот, не побоявшись запачкать свою жилетку и заглянул под мою скамейку.
Убедившись, что там ничего нет, он поднялся, поправил жилетку и... ушел. Он был уверен, что я на работе. Или для него меня просто не существовало. Сложно сказать, но в любом случае меня здесь не было. Вообще.
Я развернулся и направился в холл.
Лифт был уже занят.
Мне не скоро удастся спуститься в вестибюль.
Ни одна машина не остановиться по моему зову.
Мне придется ждать, пока кому-нибудь с этого этажа не понадобиться вниз.
Вот тогда весь ужас происходящего обрушился на меня.
Как непривычно...
Я оказывается провел такую незаметную жизнь. Я незаметно женился, жил незаметно и теперь даже на мою смерть никто не обратит внимания. Я оказался лишен даже этого. Меня задули как свечу. Как, почему и когда - не имеет значения. У меня украли торжественность даже этого момента, который я всегда и по праву считал своим. Он принадлежал мне и был неизбежен как налоги. Но я оказался лишен даже этого. Я стал тенью... призраком в материальном мире. И впервые в жизни все эти сдерживаемые разочарования, о которых я даже и не подозревал, вырвались наружу. Я был потрясен, все мое тело пробирала волна ужаса, но вместо того, чтобы зарыдать... я не плакал...
Я ударил кого-то. Ударил так сильно, как только мог. Это произошло уже в лифте. Размахнувшись, я нанес удар в лицо и почувствовал, как у него в носу что-то треснуло и темная кровь потекла по лицу. Костяшки моих пальцев горели от боли, но я ударил его снова, ударил так, что рука заскользила по крови. Я пытался так отомстить им за то, что меня назвали Альберт Винсоки, за то, что меня лишили права на смерть. Вот уж сделали совсем незаметным. Я никогда никого не трогал, на меня редко обращали внимание и когда я наконец умру, никто не будет печалиться по мне, никто не заметит меня, и я понял, насколько же я одинок... Как меня ограбили!
Я нанес третий удар и сломал ему нос.
Он даже не заметил этого.
Он вышел из лифта, лицо все в крови, и даже не скривился от боли.
Вот _т_о_г_д_а_ я заплакал.
И плакал я долго. Лифт ездил вверх-вниз, выходили и заходили люди, но никто не слышал моих всхлипываний.
Наконец я оказался на улице и бродил по городу, пока не стемнело.
Две недели могут пролететь незаметно.
Если вы влюблены. Если вы богаты и ищите приключений. Если у вас нет забот и ждут одни развлечения. Если вы здоровы, а мир прекрасен, полон жизни и манит вас. Две недели могут пролететь незаметно.
Две недели. Эти две недели были самыми долгими в моей жизни. Спросите, почему? Для меня они были подобны аду. Одиночество. Полностью, совершенно, до боли один посреди толпы. В сердце неонового города я стоял посреди улицы и кричал на прохожих. Я был полностью истощен. Я был на грани.