Песах Амнуэль
Мой сосед, комиссар тель-авивской уголовной полиции Роман Бутлер, не появлялся у меня всю неделю, и в субботу вечером я зашел к нему сам. Мира, жена Романа, сидела на площадке стереовизора и играла в бесконечном мексиканском сериале, тянувшемся, похоже, с прошлого тысячелетия. Когда я вошел, отрицательный герой по имени Фучидо брал за горло положительную героиню Марию Эскудо. Уверен, что любой на его месте поступил бы так же. Спрашивать Миру, вошедшую в роль Марии, о том, дома ли муж, было бессмысленно, и я прошел в комнату Романа. Комиссар сидел в кресле у стола и лазерным карандашом выводил на потолке какие-то иероглифы. Иероглифы мерцали тускло-зеленым и медленно гасли.
— Садись, Песах, — сказал Роман, даже не посмотрев на меня: узнал то ли по шагам, то ли по моей привычке стучать в дверь, а потом открывать ее, не дожидаясь ответа. — Садись и скажи, что тебе напоминает этот рисунок.
Я сел на диван и задрал голову. Очередной иероглиф, прежде чем раствориться, напомнил мне, что я забыл купить масло, а компакт-доставка не работает даже в моцей шабат, и утром придется самому идти в магазин. Выслушав мой ответ, Бутлер сказал:
— Ассоциации историков и шизофреников понять невозможно. По-моему, это лошадь. Где ты разглядел пачку масла?
— Не вижу никакой пачки масла, — возразил я. — По-моему, это просто набор линий без всякого смысла. Просто я вдруг вспомнил, что не купил масла, вот и все. А если тебе нужны ассоциации по поводу этой загогулины, обратись к компьютеру, он тебе предложит миллион вариантов.
— Уже предложил, — сказал Роман, погасил карандаш, включил верхний свет и повернулся ко мне. — Все варианты неверны.
— Что значит — неверны? Разве эта штука означает нечто конкретное?
— Видишь ли, Песах, эта штука означает, что мой помощник Йоэль завтра сломает ногу, выходя из подъезда своего дома. И похоже, не существует способа предотвратить это стихийное бедствие.
— Буду очень благодарен, — вежливо сказал я, — если ты объяснишься более понятно.
— Объясняю. Мы занимаемся сейчас делом русской мафии.
— О! — прервал я. — Опять? Не твой ли министр уверял неделю назад, что никакой русской мафии в Израиле никогда не было?
— И он не обманывал. Но, тем не менее, мы этим делом занимаемся.
— Занимаетесь тем, чего нет?
— Что я в тебе ценю, Песах, — вздохнул Роман, — так это неспособность выслушать без комментариев три предложения подряд.
Я обиделся и замолчал на целый час, что позволило Роману рассказать все до самого конца и даже чуть более того.
Оказывается, два месяца назад произошло совершенно непримечательное событие — некая Сара Вайнштейн, которую бросил муж, отправилась к гадателю, чтобы спросить о том, нужно ли ждать его обратно или сразу завести любовника. Фамилию гадателя она вычитала в газете. Газета была ивритская, и потому Сара вообразила, что гадатель не умеет говорить по-русски. «Русским» она не доверяла — начиная от уборщиц и кончая предсказателями будущего. Кроме того, она ожидала, что в гадании будет помогать компьютер, и это придаст предсказанию силу научного закона.
Все оказалось наоборот. Во-первых, в кабинете не было компьютера — то есть, вообще не было, даже выносного терминала, что в наши дни иначе, как нонсенс, не воспринимается. Во-вторых, на иврите гадатель Меир Шульман говорил без акцента только «шалом» и «кесеф лифней авода», что напоминало пресловутое «казнить нельзя помиловать». Деньги Сара выложила, после чего Шульман приступил к процедуре гадания, каковая оказалась стара и неинтересна: гадатель поднес Саре чашечку кофе, попросил выпить, чашечку перевернуть и заглянуть на дно. Обычное гадание на кофейной гуще, знала бы
— ни за что не пришла бы.
Кофе оказался неприятен на вкус и явно плохих сортов. На дне чашечки в потеках кофейной гущи оказались контуры странных фигур, по мнению Сары, крокодила и Большой Медведицы, как ее изображают в учебнике астрономии для тихона. Шульман же, поглядев в чашечку, сказал немедленно, что муж к Саре не вернется, а любовник ей противопоказан. Кроме того, завтра ее ожидает хирургическая операция, после которой она вообще должна будет забыть о мужчинах.
Сара покинула кабинет с чувством глубокого неудовлетворения, а на следующее утро ей стало плохо, ее отвезли в «Хадасу», где женщине сделали срочную операцию по поводу какой-то нераспознанной и запущенной болезни. И в результате Саре действительно пришлось о мужчинах забыть.
Выйдя через неделю из больницы, Сара отправилась к гадателю, чтобы извиниться за проявленное недоверие, но Шульман принять ее отказался, мотивировав отказ тем, что никогда не принимает одного клиента дважды.
После этого Сара Вайнштейн обратилась в полицию.
— Ты понимаешь, — сказала она полицейскому следователю, — это не гадатель, гадателей я знаю, перевидала их миллион. Что он там мог увидеть на дне чашки? Ничего там не было. А сказал он все точно — диагноз, и сколько времени будет идти операция, и где сейчас мой муж, и почему мне никогда не иметь любовника…
— Ну и что? — скучая, спросил полицейский. — Ну, угадал твой гадатель. Что ты против него имеешь? Он взял с тебя лишние деньги?
— Он слишком много знает! — выпалила Сара.
— Мы непременно выясним, откуда он знает слишком много, — пообещал полицейский, чтобы избавиться от посетительницы.
Но избавиться от Сары Вайнштейн оказалось не так просто. На следующий день она явилась опять и спросила, каковы результаты расследования. Она приходила целую неделю, после чего следователь вынужден был ради собственного спокойствия проверить компьютерное досье Меира Шульмана.
Вот тогда-то и родилось дело о русской мафии.
В тот же вечер полицейский следователь Хаим Бар-Хаим явился к комиссару Бутлеру.
— Я вынужден, — сказал он, — обратиться к тебе через голову непосредственного начальника. Дело в том, что сегодня утром по совершенно пустячному делу я посетил гадателя на кофейной гуще, и он сказал мне, что в полдень я едва не погибну в аварии, в пять часов вечера мой начальник отстранит меня от дела Милюкова, а в семь я приду к тебе и все расскажу. Сейчас семь, и я пришел. В двенадцать в мой вертолет, действительно, врезалась неуправляемая авиетка, и я чудом сумел приземлиться. А в пять мой шеф, действительно, отстранил меня от дела Милюкова, и это кажется мне самым странным.
Комиссар Бутлер, не отрывая взгляда от дисплея, сказал Бар-Хаиму то же самое, что Бар-Хаим сутки назад говорил Саре Вайнштейн.
— Нет, — настойчиво продолжал следователь. — Это не случайные совпадения. Между двенадцатью и пятью часами я вошел в компьютер налогового управления и затребовал сведения о клиентах гадателя Шульмана. После чего обзвонил сто семнадцать человек — не я лично, конечно, но мой компьютер. И не их лично, конечно, а их компьютеры, где хранились сведения о посещениях гадателя. Так вот: все без исключения случаи предсказаний оказались верны.
— Завтра же пойду к нему, — заявил Бутлер. — Пусть скажет, идти ли мне в следующий четверг на свадьбу к Мишке Зайделю.
— Я еще не сказал главного, — вздохнул следователь Бар-Хаим. — Дело в том, что этот Шульман приехал из России пять лет назад, а там он был физиком и не гадал ни на кофейной гуще, ни на картах — ни на чем. И еще: почти все клиенты Шульмана проходили у нас по какому-нибудь делу. И более того, среди этих клиентов оказался и мой начальник — единственный, кто, естественно, ни по какому делу не проходил, и потому я даже не удивился, когда в пять меня отстранили от дела Милюкова, потому что ждал, что так оно и будет, и решил отправиться к тебе, раз уж было предсказано…
— Господи, — сказал Роман, — почему следователи так косноязычны? Сто слов в одном предложении. Садись к компьютеру и напиши все, что сказал. Возможно, это будет более понятно.
Это, действительно, оказалось более понятно. Через час Бутлер уяснил, что:
— дело Милюкова связано с попыткой петербургских мафиози закупить в Израиле крупную партию лазерных пулеметов «Мецар»;
— среди клиентов гадателя Шульмана, действительно, много людей с уголовным прошлым. Более того, среди клиентов оказались люди, которые проходили подозреваемыми по незаконченным делам. Все дела тянулись месяцами по причине невозможности доказать обвинение;
— во всех случаях, которые удалось проверить, предсказания Шульмана сбывались полностью.
У комиссара возникло несколько вопросов. Один из них: почему Бар-Хаим был без объяснения причин отстранен от дела, которое вел второй месяц? Это был простой вопрос. Бутлер позвонил Кахалани, начальнику уголовной полиции Герцлии, в чьем ведении находилось дело Милюкова, и спросил, что происходит.
— В том то и дело, что ничего, — мрачно сказал Кахалани. — Не удается ничего доказать. А Бар-Хаима я отстранил потому, что он не прилагает достаточных усилий…
У Бутлера на этот счет сложилось иное мнение, но он предпочел им не делиться. Беднягу Бар-Хаима он пригласил к себе домой и учинил ему в неофициальной обстановке допрос с пристрастием.
— Всю ночь просидели, — сказал мне Роман. — К утру я уже не соображал ничего, а Бар-Хаим ничего не соображал с самого начала. Прежде всего мы проверили все обстоятельства дела Милюкова, и я понял, что никаких ошибок в следственных действиях Бар-Хаим не совершал. Он уже практически подготовил материал для взятия Милюкова под стражу. Сложность заключалась в том, что Милюков — гражданин России, живет в Екатеринбурге, значит, действовать нужно было через официальные межгосударственные каналы… Да, Бар-Хаим затянул следствие, но не настолько, чтобы отстранять его в самый ответственный момент.
Роман Бутлер всегда любил ссылаться на свою интуицию, которая подсказывала ему только верные решения. Я-то знал, что нет у него никакой интуиции, а есть опыт плюс информация. В данном случае интуиция подсказала ему, что дело нечисто. Я даже не стал иронизировать по поводу столь потрясающего умозаключения, только пожал плечами, поскольку обещал молчать.
— И нечего иронизировать, — сказал Роман, правильно расценив мои жесты. — Что бы ты сделал на моем месте? Не отвечай, я и сам знаю: ты бы стал проверять, нет ли у гадателя Шульмана связей в преступном мире, и не от своих ли клиентов он получает информацию, которой потом пользуется в предсказаниях. Эта идея имела бы смысл, если бы не история с Сарой Вайнштейн — она-то какое имела отношение к русской мафии, Милюкову и всем прочим уголовным делам?
Именно поэтому Роман решил поговорить с Сарой.
— Скажи, — спросил он, — почему ты решила пойти именно к этому гадателю? Почему не к другому?
— У других я была, — сказала Сара. — Все они врут. Объявление этого Шульмана я прочитала в газете «Маарив», оно было набрано таким мелким шрифтом, что я подумала: этот господин либо не нуждается в клиентах, либо жутко стеснен в средствах. В любом случае, это было непохоже на тех жуков, которые нагло врут, рекламируя свой бизнес…
— Если ты не доверяешь всей этой братии, то почему ходишь? — резонно спросил Бутлер.
— Да, не доверяю… Но ведь я и мужу своему никогда не доверяла, а все же спала с ним, пока он не сбежал…
Довод был железным.
— Насколько я понимаю, — сказал Роман, — все гадатели тебя обманули, а этот сказал правду, что показалось тебе подозрительным, и ты решила обратиться в полицию.
— Подозрительным? Он слишком много знал, вот что!
Разговор пошел по второму кругу, но Бутлер уже выяснил, что хотел.
— Вот и вся информация, которой я располагал на следующее утро, — сказал мне Роман. — А теперь я разрешаю тебе, Песах, открыть рот и предложить свою версию. Я же вижу, как тебе не терпится.
— По-моему, все совершенно ясно, — сказал я. — Эти твои российские мафиози вошли в контакт с нашими преступными элементами. Для того, чтобы не встречаться лично, они устроили театр с предсказателем. Шульман принимал посетителей и служил как бы почтовым ящиком. Поэтому все его предсказания были правильными — он всегда точно знал, что кому говорить. А этот… как его… начальник Бар-Хаима, он тоже связан с преступниками, именно потому Бар-Хаим никак не мог получить решающие доказательства. Что касается объявлений в газете, то Шульман вынужден их давать, чтобы оправдаться перед налоговым управлением. Он потому и печатает такие куцые объявления, что посторонние клиенты ему ни к черту не нужны. Более того — дает объявления в «Маарив», а не во «Время», потому что знает: израильтяне к объявлениям, набранным компьютерным петитом, относятся как к мусору, а «русские» знают, что такие объявления даются только из-за недостатка денег и вовсе не свидетельствуют о некомпетентности предсказателя.
— Гениально, как всегда, — сказал Роман. — Потрясающая смесь верных догадок с бредовыми идеями. Но, чтобы сделать тебе приятное, скажу: я сначала думал так же. Единственное, что смущало — эта Сара, она в схему не вписывалась. Если все гадание — прикрытие, то не мог Шульман предсказать Саре ее судьбу так же точно, как он делал прогнозы своим липовым клиентам!
— Случайность…
— Ну, Песах… — укоризненно сказал Бутлер.
— Не хочешь же ты сказать, — рассердился я, — что Шульман действительно во всех случаях занимался гаданием и во всех случаях гадал правильно? Ведь я должен сделать такой вывод, если ты утверждаешь, что случайность здесь не при чем.
— О, уже теплее! — воскликнул Роман. — Кстати, ты меня невнимательно слушал. Ты помнишь, что сказал Шульман, когда Сара Вайнштейн обратилась к нему вторично?
— Что я, склеротик? Он сказал, что никого не принимает дважды. Ну и что? Хотел избавиться от женщины, только и всего.
— Видишь ли, Песах, ни один из его клиентов действительно не приходил к нему дважды — это легко проверить по компьютеру.
— Ну и что? Конспирация. Он не хотел, чтобы его заподозрили… Ты же говоришь, что его клиенты — сплошь уголовники…
— Не так резко. Подозрительные типы, скажем…
— Какая разница?
— Еще один момент из моего рассказа ты упустил в своей реконструкции. Подскажу, чтобы ты не мучился: Шульман был в России физиком, занимался какими-то слабыми взаимодействиями.
— Помню я это, — пробурчал я. — Мало ли чем он занимался в России? Мой дед до репатриации был директором оборонного завода в Челябинске, а здесь до самой смерти починял старые транзисторы. О чем это говорит? Ни о чем.
— Ты просто не хочешь признать, что неправ. Мозаика должна содержать все элементы.
— Он что, твой Шульман, использовал слабые взаимодействия, чтобы просвечивать мозги клиентов, и таким образом добывал информацию для предсказаний? Ты же понимаешь сам, что это чушь.
— И ты это понимаешь, — спокойно сказал Роман. — Зачем нервничать? Скажи сразу, что сдаешься.
— Нет! Дай мне подумать. До завтрашнего вечера.
— Думай, — разрешил Роман и включил лазерный карандаш.
По-моему, он прекрасно понимал, что утром в воскресенье я отправлюсь к Шульману.
Сначала я, конечно, посмотрел несколько номеров «Маарива». Запустив программу «поиск», я нашел объявление. Оно действительно было таким куцым, что потенциальный клиент просто обязан был не обратить на него внимания. Потом я позвонил гадателю и записался на прием. Шульман дважды переспросил, действительно ли я хочу погадать на кофейной гуще, из чего я сделал логичный вывод о том, что случайный клиент для этого человека — явление нежелательное.
— Да, — сказал я по-русски, — мечтаю.
И мы договорились на одиннадцать. Честно говоря, я боялся, что Шульман сбежит из дома перед моим приходом.
Гадатель оказался человеком невзрачным и каким-то напуганным. Принял меня Шульман в салоне, просил подождать, пока закипит вода в кофейнике, а сам, тем временем, смотрел на меня изучающим взглядом. Возможно, думал, что бы мне наплести, чтобы было правдоподобнее.