Это было облако пыли, поднятое табуном диких лошадей. Я видел их утром того же дня, когда воздух был вот так же чист и прозрачен, словно хрусталь. Этой ночью они промчатся мимо меня, но на следующее утро я снова увижу их мчащимися на водопой в долину Шу-Хорн, до которой отсюда два дня пути.
Я думал о диких лошадях, о том, как было бы здорово вскочить верхом на самого норовистого жеребца во всем табуне, чтобы влиться в этот пыльный поток и навсегда остаться вместе с ними. Мне казалось, что я просто сижу на берегу реки, по дну которой несутся лошади, и они тоже являются частью окружающего меня пейзажа.
Я был все ещё поглощен думами о возвышенном, когда у меня за спиной у меня раздался голос:
— Эй, старина Джо! Привет!
Это вывело меня из оцепенения. Собравшись с духом, я посмотрел вверх, но оглянуться было почему-то страшно.
— Ну вот, начинается! — сказал я сам себе.
Я имею в виду, что когда человек проводит в одиночестве слишком долгое время, то ему иногда начинает мерещиться всякая чертовщина, и от этого можно запросто сойти с ума. Ибо услышанный мной голос никак не мог принадлежать человеку. Этот мальчишка, Чип, мог находиться, где угодно, но только не мог же он вот так просто взять и материализоваться у меня за спиной.
Я нервно рассмеялся.
— Нет, мне точно померещилось! — сказал я вслух.
— Да оглянись же ты, Джо, — снова сказал голос.
И тогда я обернулся, и — разрази меня гром! — передо мной стоял Чип собственной персоной, его огненно-рыжие вихры торчали во все стороны, а веснушчатое лицо расплылось в широкой улыбке! При виде его у меня екнуло сердце.
И как будто что-то оборвалось внутри!
Глава 2
— Вот ведь чертенок, — сказал я ему. — Ты откуда свалился?
Чип небрежно махнул рукой, указывая на горный склон, вершина которого упиралась в самое небо.
— Вон оттуда, — беззаботно ответил он.
Мы обменялись рукопожатиями. Его руки были в точности такими, какими я запомнил их с прошлого раза. Они совершенно не изменились, и казалось, что даже грязь на них была прежней. Да и сам он остался таким же, как прежде. Передо мной стоял шестнадцатилетний мальчишка, не по-детски рассудительный и к тому же чертовски своенравный. Все эти качества уживались в нем самым непостижимым образом. Еще никому не удавалось переспорить Чипа. Я имею в виду, что если такие попытки и предпринимались, то потом они благоразумно не возобновлялись, так как обычно и одного раза оказывалось вполне достаточно.
— Садись, — предложил я. — Значит, ты просто прошел несколько сотен миль и наткнулся на меня? Конечно, ведь это же плевое. Так как это тебе удалось? Неужели выучился щебетать по-птичьи и спрашивал у них, в какую сторону идти?
Он уселся на землю, привалился спиной к камню и закинул руки за голову, повернувшись боком ко мне и обозревая пейзаж, которым я любовался перед его приходом.
— Джо, сверни мне сигаретку, ладно? — попросил он.
Я уже хотел было бросить ему кисет и сказать, что-нибудь типа: «Тебе надо, ты и делай!» — но вовремя спохватился. Вид у мальчишки был смертельно усталый, под глазами залегли лиловые синяки. К тому же уже тот факт, что он просил закурить, говорил о том, что силы оставили его. Курил он очень редко.
Я свернул цигарку из табака пополам с порубленной соломенной пылью, вставил её ему в рот и сам же зажег спичку; Чип не шевельнул и рукой, а просто остался неподвижно лежать, глядя из-под полуприкрытых век на раскинувшийся перед нами пейзаж.
Одет мальчишка был вполне добротно. Я молчал, продолжая исподволь разглядывать его. Но вот он выкурил сигарету до самого основания, отбросил окурок и сделал три глубоких вдоха, прежде, чем из легких вышли остатки дыма.
Тогда я сказал:
— Я вижу, со времени нашей последней встречи ты успел основательно приодеться.
— Ага, — кивнул он, — ты же знаешь Дага. Ему хочется, чтобы я был одет получше.
— Да. Понимаю, — отозвался я.
— И в этом его главный недостаток, — продолжал мальчишка. — Потому что он в некотором смысле пижон.
— Может быть он и пижон, — ответил ему на это я, — но в остальном он отличный парень.
— Ну да, конечно, он отличный парень, — согласился Чип. — Но кроме всего прочего он ещё и пижон. Только и знает, что прихорашиваться да наряжаться. Знаешь, что он учудил в Тауиле?
— Нет еще. Так что же он там натворил? — спросил я.
— Вырядился в мексиканские тряпки. Ну там, костюм из бархата и все дела. А ещё напялил на голову шляпу с огромным пером. Наверное, сам себе он казался просто неотразимым. Все вертелся перед зеркалом, все не мог налюбоваться на себя и подкручивал усы.
— Держу пари, молчать ты не стал, — предположил я.
— А то как же. Сказал все, как есть, — ответил Чип. — Но только ему все равно. Похоже, мое мнение его не очень-то волнует.
— Просто он знает, что все равно его любишь, — сказал я.
— Думаешь, в этом все дело? — спросил он.
— Уверен.
— Что ж, может быть и так, — согласился Чип.
Я с трудом подавил улыбку. Чип и Даг Уотерс были привязаны друг к другу даже больше, чем родные братья. Я был тоже довольно дружен с ними. Но то, что их связывало между собой, вполне можно было считать кровными узами. Они были обязаны друг другу жизнью, и можно лишь догадываться, сколько раз один из них спасал другого от верной гибели.
— Ну и что он натворил после того, как нарядился? — задал я наводящий вопрос.
— Ничего особенного. Просто решил сходить на танцы, — ответил Чип.
— И его попытались выкинуть оттуда? — выдвинул я новую догадку.
— Ага, попытались, — сказал Чип и сладко зевнул. — Но какое-то время он все же продержался. Правда, мебель оказалась слегка поломана, да и его наряд тоже малость пострадал, но он заставил музыкантов играть и продолжал танцевать. Я подал ему знак, когда заметил полицейских, и только после этого он ушел. И в этом его главный недостаток. Слишком много выпендривается. Да что тебе объяснять, ты и сам знаешь. Стоит только человеку одеться поприличнее, как с ним тут же начинают происходить разные неприятности.
— Послушай, а лямку от подтяжек ты где потерял? — спросил я.
— Это все из-за одного раздолбая, — объяснил Чип. — Он хотел схватить меня, когда я выбирался из товарного вагона, чтобы прыгнуть на перегоне. Половина подтяжек досталась ему, но меня он все равно не поймал.
— Здорово, — похвалил я. — А как насчет рукава от рубашки? С ним-то что произошло?
— А это вообще ухохочешься, — сказал Чип. — Когда меня поймал легавый, то вцепился он так крепко, что высвобождаясь, мне помимо куртки пришлось оставить у него в руках ещё и рукав от рубашки. У него была просто-таки бульдожья хватка.
— И где это произошло? — спросил я.
— На товарной станции, — ответил Чип. — Это был самый вредный изо всех полицейских. Ты-то, небось, знаешь, какими они бывают гадами?
— Ага. А то как же.
— Он подкрался в темноте, — продолжал Чип свой рассказ. — А потом набросился на меня, и должен сказать, пальцы у него были, как рыболовные крючки. Навалился и скрутил, так что мне пришлось пожертвовать курткой и ещё рукавом от рубашки в придачу. Джо, ты бы умер со смеху, если бы только услышал, что кричал этот легавый, когда гнался за мной.
Он устало улыбнулся, вспоминая о случившемся.
— Да уж, по отношению к рубашке это было действительно жестоко, — признал я. — Ну ведь ты и штаны где-то умудрился разодрать.
Одна штанина была почти напрочь оторвана от другой, и прореха была наспех заштопана грубой бечевкой.
— Представляешь, какой коварной штукой может оказаться обыкновенное окно? — невозмутимо заявил Чип. — Я имею в виду торчащие из рамы гвозди. А было все так. Я благополучно вылез в окно, оставшись никем не замеченным, и уже собирался спрыгнуть на землю, когда штаны мои зацепились за торчавший из рамы гвоздь. Черт возьми, Джо, меня просто зло берет, когда приходится сталкиваться с халтурной работой горе-плотников. Черт побери, да если бы я был плотником, если бы у меня вдруг появилось желание и призвание к этому делу, то, забивая гвозди, лично я всегда загибал бы острые концы — по крайней мере возле окон.
Он был вне себя от праведного гнева. И именно это помогло ему прогнать усталость.
— Да уж, — снова вздохнул я. — Плотники, конечно, сплоховали. Да и какой нормальный человек подастся в плотники? Но скажи на милость, с чего это вдруг ты решил лазить через окна?
— Да так, ерунда, — беззаботно сказал он. — Я сделал это на спор. Даг сказал, что я не смогу залезть в дом. А я сказал, что смогу.
Меня бросило в жар, и я почувствовал, как на лбу у меня начинает выступать испарина.
— И что, богатый был улов? — осторожно поинтересовался я.
Чип резко повернул голову и уставился на меня.
— Да ты чего? — возмутился он. — Ничего такого не было. Это не по моей части.
— Хорошо, коли так, — похвалил я. — Я знаю, Чип, ты послушный мальчик.
— Да брось ты. Послушным мальчиком я никогда не был, — отмахнулся он.
— Но я не вор. Я ни у кого ничего не краду. Душа не лежит к этому ремеслу.
— А как насчет курочек? — заметил я.
— Так это же так, по мелочи. Это не кража, — спокойно ответил Чип. — Уж ты-то должен знать, какая разница между настоящей кражей и такой вот мелочевкой.
— А как же, — сказал я. — Разница огромная. Ну так как у тебя дела?
— У меня-то? Лучше всех, как всегда, — отрапортовал он. — А ты как поживаешь?
— В принципе неплохо. Просто у меня закончилась томатная паста, и поэтому я немного не в настроении.
— И ты расстроился из-за такой ерунды? — переспросил Чип. — Обещаю, что скоро у тебя её будет вдоволь.
— Когда? — с надеждой спросил я у него.
— Очень скоро, — ответил он.
Он предостерегающе поднял палец, заставляя меня прислушаться. И я услышал. Откуда-то издалека, из-за горного склона доносился тоненький, мелодичный звон колокольчика.
— Что это? — недоуменно спросил я.
— Мои конь и мул, — ответил Чип.
— Ясно, — догадался я. — Значит Даг Уотерс едет сюда вслед за тобой, да?
— Нет, — замотал головой Чип.
— Так с кем же они тогда там? — изумился я.
— Ни с кем, — пожал плечами Чип. — Сами по себе.
Я испытующе уставился на него, по мальчишка не обратил на это никакого внимания, как будто в его объяснении не было ничего особенного. Он глядел в даль, любуясь синевой сумерек и огненным заревом заката, свет которого отражался в гладкой поверхности большой гранитной глыбы, словно в зеркале.
— Может быть ты их приворожил? — допытывался я. — И теперь они просто вынуждены повсюду следовать за тобой?
— Приворожил, а то как же, — согласился он. — Я завел себе самого строптивого мустанга, хоть весь белый свет обойди, второго такого не сыщешь. Он просто прелесть! Эта зловредная скотина не выносит одиночества, и ходит за мной, как собака. Ему просто-таки делается не по себе, если в седле нет седока, над которым было бы можно хоть немножко поиздеваться. Когда он устает брыкаться, то просто выгибает шею и норовит укусить меня за ногу; если же поблизости оказывается подходящий обрыв, то его хлебом не корми, дай только подойти к самому краю и побить копытами до тех пор, пока земля не начнет осыпаться у него под ногами, но даже после этого поворачивать назад он не торопится. Потом ещё ему очень нравится при случае вытереть мною попавшийся по дороге валун. Или же выгнуть спину, делая вид, что он сейчас ка-ак взбрыкнет!.. Так что скучать он мне не дает.
Он так обожает делать мне всякие пакости, что просто не может без меня. Я состою при нем кем-то вроде мальчика для битья. По дороге сюда мне доставалось от него трижды, и это ещё не предел; его копыта свистели у меня у самой головы, только успевай уворачиваться. Вот какой у меня конь! Без меня ему жизни нет. У него нюх, как у волка, и зная, что он все равно пойдет за мной, я повесил ему на шею колокольчик; мул же у меня старый и опытный, раньше ходил с караванами, так что он идет за колокольчиком, словно за мешком овса. Когда мне надоедает воевать с собственным конем, я просто соскакиваю с него и иду пешком, как сейчас, а он потом приходит за мною следом. Конечно, сначала он артачится и делает вид, что никуда не пойдет, но потом, наверное, вспоминает о том, сколько удовольствия он получил, лягая меня, после чего сдается и покорно топает следом.
Пока Чип объяснял мне все это, я увидел необычная процессия появилась из-за поворота и, проследовав между двумя низкорослыми сосенками, направилась к нам. Первым шел небольшой мустанг, за которым неотступно следовал длинноногий, откормленный мул.
При виде визитеров мой осел принялся громко кричать, видимо, радуясь перспективе провести время в хорошей компании. Мустанг подошел к Чипу, вытянул шею и зубами стащил у него с головы потрепанную фетровую шляпу.
— Ну тебя, отстань, — устало сказал Чип, не поворачивая головы. — Иди отсюда. Пойди лучше приляг, а не то я встану и дам тебе в морду.
Признаться, я был весьма удивлен, когда мустанг выпустил шляпу и отойдя в сторонку, принялся с равнодушным видом щипать торчавший из земли пук травы. Эта сцена меня умилила, потому что конь как будто понял, что от него требовалось.
Это был самый злобный конь изо всех когда-либо мною виденных: горбоносый, с недобрым огнем в глазу и к тому же с выгнутой спиной, что является верным признаком тяжелой поступи и указывает на то, что конь брыкучий.
— Чип, и где ты только откопал такого красавца? — спросил я.
— Выбрал из доброй сотни лошадей, — похвалился Чип. — Я мог выбирать из целого табуна; но пока я глядел на лошадей, в загоне произошла стычка между огромным гнедым жеребцом с крупом, как у ломовой лошади, и вот этим огрызком. Сначала они просто наскакивали друг на друга. Каждый раз, когда гнедой норовил его лягнуть, этот малыш резво отскакивал в сторону. Когда брыкался гнедой, то его ноги взмывали выше спины этого недомерка; мустанг же лягался так, что его копыта впечатывались точнехонько в жирный круп гнедого. Так продолжалось ещё какое-то время, но затем гнедой сдался, жалобно заржал и счел за благо ретироваться. И что бы ты думал? Это зловредное животное пустилось за ним вдогонку и ещё умудрилось укусить на бегу, да так, что вырвало кусок мяса. «Эй, кто-нибудь! Да пристрелите же этого чертова мустанга!» — заорал хозяин. «Не надо, — сказал я, — лучше продайте его мне!» Вот и вся история.
От души насмеявшись, я сказал:
— И все же, Чип, куда и зачем ты направляешься?
— Пришел я от Уотерса по твою душу, — ответил он. — Сними суму с седла и поймешь зачем.
Я подошел к мустангу и проворно лавировал вокруг него до тех пор, пока седельная сума в конце концов не оказалась у меня в руках. Отойдя в сторонку, я развязал шнурок и вытряхнул содержимое на землю; то, что я увидел, было похоже на горку из карточных колод, однако, эти пачки были размером побольше колоды карт, и к тому же в уголках «рубашек» были видны какие-то цифирки.
Я поспешно отдернул руки и вскрикнул от неожиданности, потому что на камнях у моих ног валялись тугие пачки хрустящих зелененьких купюр!
Глава 3
Иногда я мечтал о том, как было бы здорово идти себе куда-нибудь и наткнуться на кучу денег — они могли бы случайно выпасть на дорогу, к примеру, из какого-нибудь казенного фургона, или ещё откуда-либо. Мне всегда казалось, что случись со мной такое, и радости моей не будет предела.
Но я ошибался.
Когда же такое счастье все-таки привалило мне, и не где-нибудь, а здесь, в самом сердце невадской пустыни, то первым делом я судорожно огляделся по сторонам, а в следующий момент бросился за винтовкой и поспешно зарядил её.
Но даже эти манипуляции не прибавили мне ощущения защищенности: руки у меня дрожали, а во рту пересохло. Я направился к Чипу, и голос мой срывался.
— Ты маленький выродок! — объявил я ему.
Он лишь усмехнулся на это.
— Джо, дай закурить, — спокойно попросил он.
— Курить будешь потом. После того, как объяснишь кое-что, — сказал я. Он снова усмехнулся. А затем привалился спиной к камню, как будто это была подушка, закинул руки за голову, выставив острые локти.