Глава II ПОЯВЛЯЕТСЯ РЫЖИК
1
Салли сидела, привалившись спиной к песчаной дюне, и, чуть прикрыв глаза, наблюдала за утренней жизнью Ровиля-сюр-Мер. Как и на большинстве французских курортов, в Ровиле утро — это время, когда отдыхающие в полном составе стекаются на пляж. Усатые отцы семейств яркими пятнами выделяются на переднем плане. Их чада и домочадцы толкаются под разноцветными зонтиками. Туда-сюда бродят собаки. Малыши усердно работают совочками, то и дело прерываясь, чтобы огреть этим удобным инструментом соседа. Похожий на военного пудель подошел к Салли и, обнаружив, что наткнулся на обладательницу коробки с конфетами, решил задержаться и проследить за развитием событий.
На свете есть мало вещей, столь же приятных, как их ожидание. Каникулы Салли оказались исключением из правила. Это был дивный месяц блаженного счастья. Она неспешно кочевала по французским городам, пока, наконец, не осела в Ровиле, который покорил ее голубым небом, белоснежными отелями вдоль набережной, казино и всеобщим ликованием. Она осталась бы в этом городке надолго, однако тут раздался зов родины. Джеральд писал ей, что пьесу решено играть сначала в Детройте, а уж потом в Нью-Йорке, и премьера состоится вот-вот, так что если она хочет попасть на нее, ей нужно срочно возвращаться. До обидного отрывочное и торопливое послание занятого человека: однако оставить его без внимания Салли не могла и уезжала из Ровиля завтра.
Однако сегодняшний день принадлежал ей, и она умиротворенно разглядывала купальщиков, наслаждаясь непривычным для нее бездельем: знай себе грейся на солнышке да слушай едва различимый плеск волн.
Тем не менее был здесь и недостаток — с утра на пляже ее всякий раз клонило в сон, а спать сразу после завтрака — признак деградации, даже если вы на отдыхе. Поэтому обычно Салли решительно противилась искушению. Однако сегодня солнце светило особенно жарко, а волны шептали особенно вкрадчиво, так что она почти задремала, когда Рядом раздались голоса. Разговоров на пляже было много, и вблизи и поодаль, однако на этот раз беседа велась по-английски, что в Ровиле редкость, и знакомые звуки вернули Салли из страны грез. В нескольких метрах от нее на песке сидели двое.
С самого начала своего путешествия Салли развлекалась, наблюдая за незнакомцами, которые по воле случая оказывались у нее на пути. Она пыталась снабдить их характерами и профессиями. Интуиция почти всегда ее подводила, однако это не смущало Салли. Вот и теперь она искоса оглядела двух мужчин.
Первый, высокий брюнет с аккуратным сжатым ртом и довольно высокими скулами, что придавало ему какой-то зловещий вид, ей не понравился. Он был из тех выбритых до синевы мужчин, чья жизнь — вечная борьба с непокорной щетиной. Вне всякого сомнения, он брился дважды день и уж точно не терял самообладания, даже если порежется. Салли могла вообразить себе, как он гадко улыбается при этом.
«Сухарь, — поставила диагноз Салли. — Мне бы не понравился. Адвокат, наверное, или что-то вроде».
Она перевела взгляд на другого и встретилась с ним глазами. С самого своего прихода он уставился на Салли. Его рот был слегка приоткрыт. Он разглядывал ее с видом человека, которому после череды разочарований на глаза, наконец, попалось что-то по-настоящему достойное внимания.
«Симпатичный», — решила Салли.
Это был крепкий молодой человек с добродушным веснушчатым лицом и такими рыжими волосами, каких Салли в жизни не видела. На квадратном подбородке был свежий порез. Салли не сомневалась, — вряд ли, когда он получил эту рану, у него достало выдержки не чертыхнуться.
«Вспыльчивый, я бы сказала, — размышляла Салли. — И отходчивый. Особым умом, кажется, не блещет, но приятный».
Она отвела глаза, немного смущенная столь восторженным взглядом.
Брюнет с неприятной ловкостью — чувствовалось, что он все делает так — прикурил сигарету, несмотря на сильный ветер, и, отбросив спичку, возобновил беседу, которая прервалась, очевидно, когда они садились.
— А как там Скримджор? — поинтересовался он.
— Э… Хорошо, — рассеянно отозвался рыжеволосый.
Салли смотрела прямо перед собой, однако чувствовала, что он по-прежнему не сводит с нее глаз.
— Не ожидал, что он здесь. Он говорил, что хочет остаться в Париже.
Возникла небольшая пауза. Салли угостила внимательного пуделя конфеткой.
— Надо же! — сказал рыжеволосый, и голос его от полноты чувств дрогнул. — В жизни не встречал такой красивой девушки!
2
Слова рыжего, столь откровенно заявившего миру о своей точке зрения, Салли удивили, хотя, скорее, приятно. Девушка с широкими взглядами, она посчитала их вполне обоснованными. Спутник его, напротив, был откровенно шокирован.
— Дорогой мой! — воскликнул он.
— Да ничего страшного, — успокоил его рыжий. — Она не понимает. В этом городишке никто ни слова не знает по-английски. Если бы я не вспомнил какие-то обрывки французских фраз, я бы уже с голода умер. Эта девушка, — вернулся он к теме, которая занимала все его мысли, — просто совершенство! Торжественно тебе заявляю: никогда не видел ничего подобного. Смотри, какие руки… а ножки! Такие встретишь только во Франции. Вот рот, пожалуй, чуть-чуть великоват, — нехотя признал он.
Неподвижность Салли в придачу к уверенности рыжего в лингвистической неполноценности местных жителей, кажется, успокоила брюнета. Он перевел дух. Сам он в любой ситуации старался вести себя исключительно корректно и дрогнул при мысли, что оказался рядом с тем, кто допустил оплошность. У него в глазах потемнело, когда рыжий произнес эти несколько слов.
— И все же ты бы поосторожней, — сказал он сурово.
Он оглядел Салли, на попечении которой теперь, кроме пуделя, была присоединившаяся к компании беспутная дворняга, и вернулся к загадочному Скримджору:
— Как там у Скримджора с желудком?
Однако рыжего, очевидно, мало занимал внутренний мир Скримджора.
— Ты заметил, у нее над ушами волосы как бы вьются, — сказал он. — Что? Ах да, по-прежнему, наверное.
— В какой гостинице остановился?
— В «Нормандии».
Салли, которая как раз лезла в коробку за очередной конфеткой, чуть вздрогнула. Она тоже жила в «Нормандии». Очевидно, ее поклонник приехал недавно, поскольку раньше она его в гостинице не видела.
— «Нормандия»? — Брюнет казался озадаченным. — Мне много рассказывали про Ровиль, однако о такой гостинице я не слышал. Где это?
— Небольшая лачуга около вокзала. Так себе местечко. Хотя дешево, и кормят вкусно.
Замешательство его собеседника росло.
— Чего ради Скримджор там остановился? — спросил он. Салли тоже ощутила настоятельную потребность побольше узнать об отсутствующем Скримджоре. Его имя повторялось так часто, что он стал казаться ей кем-то вроде старого приятеля.
— Уж если он в чем-то и привередлив, так это…
— Он тебе найдет как минимум одиннадцать тысяч поводов попривередничать, — неодобрительно заметил рыжий. — Старый зануда!
— Уж если он о чем-то и заботится, так это о гостинице. Сколько я его знаю, он всегда требовал лучшее. Я бы скорее подумал, что он в «Сплендиде».
Какое-то время брюнет с сомнением размышлял над этим вопросом, затем, очевидно, примирился с тем, что эксцентричность богачей следует уважать.
— Я бы хотел с ним повидаться. Спроси, не пообедает ли он со мной в «Сплендиде» сегодня вечером. Скажем, ровно в восемь.
Салли, поглощенная своими собаками, к которым присоединился белый терьер с черным пятном вокруг левого глаза, не могла видеть лицо молодого человека: однако по ответу она почувствовала, что что-то не так. В голосе его звучала наигранная беззаботность.
— Скримджор не здесь.
— А где же он?
— В Париже, наверное.
— Что?! — брюнет заговорил резко, как будто подвергал перекрестному допросу запирающегося свидетеля:
— Тогда почему ты здесь? Он что, отпустил тебя?
— Да.
— И когда ты к нему возвращаешься?
— Никогда.
— Что?!
Рыжеволосый молодой человек вовсе не выглядел затравленным:
— Вообще-то, если хочешь знать, старикашка меня позавчера уволил.
3
Послышалось шуршание песка: брюнет вскочил на ноги. Поглощенная разыгравшейся под боком драмой, Салли рассеянно дала пуделю конфетку, которая по праву должна была достаться терьеру. Бросив в сторону мужчин быстрый взгляд, она увидела, что брюнет стоит, видом напоминая сурового отца из мелодрамы, который собирается прогнать заблудшую дочь из дома в снег. Рыжий внешне невозмутимо рассматривал толстяка в оранжевом купальном костюме, который после шести неудачных попыток залез-таки в воду и теперь дрейфовал на манер буйка.
— Ты хочешь сказать, — начал брюнет, — что после всех хлопот, на которые пустилась семья, чтобы раздобыть тебе это место, практически синекуру, дающую безграничные возможности, если правильно себя повести, ты преспокойно бросил его…
За этим последовал жест, полный отчаяния:
— Боже мой, ты неисправим!
Рыжий ничего не ответил. Он по-прежнему разглядывал пляж. Из всех летних развлечений мало что дает такой же стимул, как наблюдение за купающимся французом средних лет. Тут и драма, и боевик, и приключенческий роман. С первого момента, когда трепещущий палец ноги осторожно пробует воду, и до самого финала, когда купальщик по-тюленьи плюхается в воду, зрителю скука не грозит. Кроме того, рассуждая исключительно с эстетической точки зрения, вереница усатых крепышей в облегающих купальных костюмчиках на сверкающе голубом фоне взбодрит и унылого. Однако рыжеволосый молодой человек, до недавних пор состоявший на службе у мистера Скримджора, взирал на этот бесплатный цирк без всякой радости.
— Это просто безумие! Что ты собираешься делать? А нам что прикажешь делать? Что теперь, всю жизнь подыскивать тебе места, на которых ты не можешь удержаться? Уж поверь мне, мы… Это чудовищно! Невыносимо! Боже мой!
Тут брюнет, осознав, по-видимому, всю тщетность обычных слов (что не раз случалось с Салли в обществе ее брата Филлмора), резко повернулся и зашагал по пляжу прочь. Его эффектный уход был несколько испорчен, когда ветер сорвал у него с головы соломенную шляпу и бросил ее прямо под ноги проходящему малышу.
Он оставил после себя напоенную электричеством тишину, какая бывает вслед за громовым раскатом; оглушающую тишину, когда сам воздух протестующе трепещет. Сколько она могла продолжаться, не скажет никто, поскольку через минуту ее нарушил вполне земной звук. Низкий булькающий рык возвестил Ровилю о начале самой грандиозной в сезоне собачьей драки.
Все начал терьер с пятном на глазу. Так посчитала Салли. Таким, вероятно, будет и приговор истории. Даже лучший друг терьера, стремясь оправдать его, не смог бы отрицать, что именно он первым схватился за оружие. Однако будем справедливы: на самом деле, виновата была Салли. Сгорая от любопытства, почему мифический Скримджор предпочел обойтись без рыжего, она выдала пуделю три конфеты подряд. На третий раз терьер не выдержал.
Есть в собачьей драке какая-то дикая, неистовая ярость, перед которой простой смертный испытывает бессилие, как перед разбушевавшейся стихией. Она кажется никому неподвластной. Зритель сознает тщетность вмешательства и совершенно подавлен. К тому же, на этот раз речь шла о необычной драке, великолепной схватке, которую по достоинству оценил бы даже пресыщенный обитатель черных кварталов или разборчивый критик из шахтерского поселка в Ланкашире. Отовсюду спешили псы всех размеров, пород и мастей. Некоторые с лаем занимали места в зрительном зале, однако подавляющее большинство тут же бросалось в бой ради принципа. Нимало не заботясь о первопричинах, они были вполне довольны тем, что удалось поучаствовать. Терьер, ухватив пуделя за левую заднюю ногу, вновь формулировал свои цели. Беспутная дворняга, судя по всему, пыталась обратить в свою веру совершенно незнакомого селихемского терьера.
Салли, откровенно говоря, оказалась не на высоте, впрочем, как и целое сонмище набежавших зрителей. С самого начала ее словно парализовало. Рычащие комья то и дело бились о ее ноги и, огрызнувшись, отскакивали, а она не двигалась. Отовсюду неслись советы по-французски. Туго набитые купальные костюмы подпрыгивали и размахивали руками. Однако никто не сделал ничего толкового, пока на театр военных действий не прибыл рыжеволосый молодой человек.
Собачьи драки не могут длиться вечно по одной причине — рядом по воле Провидения неизменно оказывается Мастер, чародей, который, возможно, и не преуспел в других жизненных баталиях, но в этой области сведущ и влиятелен. В Ровиле таким оказался рыжий молодой человек. Да, его темноволосый спутник с презрением отвернулся от него; надменный Скримджор пренебрег им. Семья считала его ярмом на шее, но собак разнимать он умел. Его появление принесло с собой мир. Он подействовал на сплетенных в единый ком бойцов так же, как Священный Грааль, скользящий по солнечному лучу, действовал на сражавшихся рыцарей. Он не походил на голубя мира, однако даже самый придирчивый зритель не смог бы отрицать, что он именно тот, кто нужен. Руки его несли покой, голос зачаровывал; и быстрее, чем можно подумать, он по одной извлек всех собак из обшей кучи. В конце концов на месте Армагеддона остался лишь маленький шотландский терьер, задумчиво вылизывающий покусанную лапу. Остальных участников баталии, которые, придя в себя, недоумевали, из-за чего весь сыр-бор, хозяева тащили в разные стороны под градом взаимных обвинений.
Совершив это чудо, молодой человек повернулся к Салли. Храбрый (а кто-то, возможно, скажет, безрассудный) минуту назад, теперь он являл все признаки робости, что располагало. Затем он, очевидно, набрался смелости, и на лице его появилась болезненная гримаса, которая обычно возвещает миру о том, что англичанин собирается говорить на чужом ему языке.
— J'espere, — сказал он, сглотнув два раза перед путешествием сквозь дебри иностранного языка. — J'espere que vous n'etes pas… черт, как же это будет… J'espere que vous n'etes pas blessd?
— Blessd?
— Ну да, blessd. Ранены, ну, в смысле пострадали. Укусили вас? Тьфу! J'espere…[66]
— Ах, укусили! — просияла Салли. — Нет, что вы! Меня не укусили. Знаете, я думаю, ужасно смело спасти нам всем жизнь.
Молодой человек, кажется, пропустил комплимент мимо ушей. Он в ужасе уставился на Салли. Добродушное лицо залила краска стыда, подбородок дрожат.
— Ох ты, Боже мой! — выдохнул он.
Потом, очевидно, решив, что единственным выходом из такой ситуации будет отступление, он развернулся и пошел так быстро, что это скорее напоминало бегство. Салли смотрела вслед с сожалением. Ей по-прежнему было интересно, почему Скримджор уволил его.
4
Время отхода ко сну в Ровиле, кажется, напрямую зависит от близости к морю. Роскошные отели вдоль набережной ведут нездоровый образ жизни: до самого утра ночной воздух бередят звуки неумолчного джаза. В пансионах подешевле, вроде «Нормандии», в постель, как правило, забираются спозаранку. И хотя Жюль, упитанный молодой туземец, совмещавший в «Нормандии» должности ночного портье и лифтера, всю ночь сидел на посту в холле, мало кому из постояльцев требовались его услуги.
Вечером того дня, когда в ее жизнь вошли брюнет, его рыжеволосый спутник и их приятель мистер Скримджор, Салли вернулась в гостиницу незадолго до полуночи. В маленьком холле было темно и тихо. Одна слабая лампочка горела в клетке лифта, другая над стойкой в дальнем углу освещала верхнюю часть дремавшего на стуле Жюля. Салли казалось, что Жюль постоянно чем-то занят. Его работе, как и женской, не было конца-края. Сейчас он восстанавливал силы небольшой порцией столь благотворно влияющего на нервы сна. Салли, которая слушала в казино оркестр, а потом бродила при луне, почувствовала себя виноватой за это вторжение.