Заговор состоял в том, что шесть человек должны убить Елизавету. Одним из шестерых должен был стать Бабингтон. Если они успешно справятся с этой задачей, то, как они твердо были уверены, им легко удастся посадить на трон Марию.
Уолсингэм, как один из лидеров протестантской партии, всегда сожалел, что Марии позволяют оставаться в живых, и коль скоро письмо Марии к заговорщикам, в котором она полностью поддерживала покушение на Елизавету, оказалось в его руках, он, не теряя времени, арестовал этих людей, выложив перед королевой и ее Советом всю суть заговора.
Как только новость разнеслась по Англии, страну охватила радость. Разжигались костры, на зеленых лужайках в деревнях устраивались танцы, в городах на улицах распевались песни. Всеми любимая королева чудом избежала смерти, и наконец-то эта шотландская Иезавель продемонстрировала ее самому милостивому величеству свою истинную сущность. На перекрестках улиц и в церквях служили молебны.
Елизавета с огромной признательностью следила за этими проявлениями любви и преданности, но она знала, что народ требует смерти Марии.
Семерых заговорщиков, чьи имена назывались в письмах, со связанными за спиной руками протащили через город от Тауэр-Хилл до Сент-Жиль-Филдс. Одним из семи был Энтони Бабингтон. После повешения их вынули из петли еще живыми, разрезали на куски и выпотрошили внутренности. Подобную жестокость можно было часто наблюдать во времена правления великого Генриха, в настоящее же время она стала редкостью.
Мучительные крики истязаемых людей разносились за пределами Сент-Жиль-Филдс, и, слушая их, многие думали о развратной женщине, на которую они возлагали ответственность за ужасные страдания этих людей.
На следующий день еще семь человек приговорили к подобной ужасной казни, но Елизавета, понимая настроения народа, ждущего от нее милосердия, приказала, чтобы их не резали на куски, пока они не умрут. Надругательство над их телами следует произвести после их смерти.
Оставалась Мария, и Елизавета понимала, что та должна умереть, несмотря на то, что была королевой.
Из Чартли Марию перевели в Фотерингей; специальная комиссия пэров, тайных советников и судей подвергла ее допросу и, несмотря на все ее возражения и доказательства невиновности, ее неоднократные выкрики, что Уолсингэм подделал письма, которые он представил королеве и ее министрам, признала ее виновной в заговоре против Епизаветы и приговорила к смерти.
Но даже теперь Елизавета не спешила подписывать смертный приговор. Она хотела сохранить в неприкосновенности принцип, что короли стоят выше суда простых смертных. Однако на королеву оказывали сильное давление. Ей напомнили о сложившихся отношениях с Испанией, и в конечном счете она склонилась к подписанию приговора. Но она не спешила отдать его на исполнение, а так как Уолсингэм в это время заболел, вся ответственность за отправку приговора в Фотерингей легла на ее секретаря Уильяма Дэвисона.
И вот февральским утром Мария, облаченная в черный бархат, с распятием в руке, отправилась в зал замка Фотерингей, где ее ждали плаха и палач. Она спокойно простилась со своими слугами.
— Не плачьте, — сказала она им, — это повод для радости, а не для печали, ибо теперь вы увидите, что земные страдания Марии Стюарт подошли к долгожданному концу.
Весь католический мир стал говорить о дьявольской подделке Уолсингэма, о греховном поведении Елизаветы, руки которой по локоть в крови.
Уолсингэм и Бэгли плевали бы на своих врагов. Но не королева. Угроза войны подошла вплотную, в испанских портах кипела работа по постройке Армады, которой предстояло завоевать весь мир, и ее первой жертвой должна стать Англия Елизаветы.
Королева пыталась умиротворить своих врагов. Ее первейшей заботой было оттянуть этот дьявольский день. Время было ее союзником — сейчас, как и всегда.
Она избрала Уильяма Дэвисона козлом отпущения. Она заявила, что в ее планы не входило отсылать приказ о смертном приговоре в Фотерингей. Она оплакивала свою шотландскую сестру. Она никогда не желала смерти Марии.
Елизавета отправила Дэвисона в Тауэр. Ему придется уплатить штраф, который его разорит. Но, прежде чем отправить его, она обещала платить ему жалованье, пока он будет ее узником, и, когда он упал перед ней на колени, потрепала его по плечу своей тонкой изящной рукой.
Утешительный жест королевы дал Дэвисону понять, что он стал всего лишь козлом отпущения, приносимым в жертву Испании, а она сама ненавидела Испанию так же страстно, как и любой другой человек в ее королевстве.
Как оказалось впоследствии, Дэвисон продолжал получать свое жалование, потому что королева оставалась верной своему слову, и когда его спустя некоторое время выпустили на свободу, она не забыла его вознаградить.
Итак, Мария Стюарт была мертва, но угроза со стороны Испании все росла, и Елизавета ясно сознавала, что Англия находится в опасности.
Когда Роберт возвратился из Нидерландов, его восторженно встретила королева. Прошел целый год с момента их последней встречи, и, взглянув в его лицо, она почувствовала прилив огромной нежности и жалости.
Как он страдал! Исчезла его величественность, у него отняли его высокий пост, о котором он так страстно мечтал.
Она слышала, что он болел в Нидерландах и ему требовались английские лекари. Она сразу послала их к нему, потому что, едва только она узнала о его болезни, весь ее гнев куда-то испарился. Летиция открыто изменяла ему с молодым и красивым Кристофером Блаунтом. И разве могла Елизавета распекать его в такое время? Разве могла она сделать что-то иное, как снова не взять его под свое крыло? Он потерял дорогого ему Филиппа Сидни, этого красивого и необычайно умного молодого человека.
В одно мгновение жизнь стала чересчур жестока к Роберту, и видя это, Елизавета в полной мере осознала всю глубину и силу своей любви, которая на протяжении почти сорока лет то тлела, то разгоралась с новой силой, и которую, как понимала она, ничто не в силах окончательно погасить.
Теперь она никуда его от себя не отпустит. Она компенсирует ему потерю его любимого племянника, потерю чести и неверность его жены. Милый Роберт, бывший некогда всепобеждающим героем, сейчас он сам оказался побежденным.
Раньше Елизавета считала, что будет неспособна любить человека, утратившего свою красоту, утратившего свои совершенные качества, свои достоинства, тем не менее, она осознала, что никогда не перестанет любить Роберта.
Страна пребывала в напряжении.
На всем южном побережье дозорные ожидали первого появления парусов. Были сложены сигнальные костры. В Плимуте сэр Френсис Дрейк в нетерпении поджидал врага. Лорд Ховард Эффингэмский умолял королеву доставить дополнительные боеприпасы. Даже в крохотных бухтах по ночам в свете ламп и факелов спешно готовили корабли. С лихорадочной быстротой укреплялись береговые фортификации, а у берега Девоншира вместе с судами сопровождения в ожидании находились «Арк» и «Акейтс», «Ревендж» и «Рэинбоу», «Елизавета Бонавертури» и «Елизавета Джонас» — лучшие корабли Англии.
Бэгли и Уолсингэм лихорадочно подсчитывали стоимость подготовительных работ, спрашивая друг друга, где достать деньги на то или иное предприятие. Всегда неохотно тратящая деньги, королева не давала разрешения снабжать провизией корабли, она отказывала морякам в жаловании.
Елизавета понимала, что настал момент величайшей опасности для ее правления и ее жизни. Если ее доблестные моряки не сумеют отразить нападение захватчиков, то Англия подвергнется большим страданиям. Елизавета любила свою страну материнской любовью, со страстью, которую она никогда не испытывала ни к одному человеку. Ее единственная забота заключалась в том, чтобы привести страну к миру и процветанию, и это ей удалось, и это она бы продолжала делать, если бы тиран из Эскориаля позволил людям исповедовать религию по своему выбору. Пусть у него будут его проповедники и его святая инквизиция — эта банда безбожных мучителей, — пусть он на кострах сжигает своих подданных, пусть он истязает их на дыбе, пусть он рвет их конечности раскаленными щипцами во имя Святой католической церкви, — Елизавете нет до этого никакого дела. Если они выбрали такую Веру и такого Короля, пусть их.
Но им этого мало. Теперь они решительно плыли к ее берегам: «Андалусиан», «Бискайан», «Сан Фелипе», «Сан Хуан» и много других, на их борту находились испанские доны, испанские гранды, испанские солдаты и матросы, но кроме них были еще и другие — на их борту находились их проповедники, их инквизиторы, они везли орудия пыток из своих мрачных камер. Они надеялись навязать не только поражение, но и инквизицию.
Елизавета страшно боялась, но ей все-таки необходимо преодолеть свой страх. Разве может Англия быть разгромлена? Это невозможно. Ведь у нее были ее люди — и они, служа своей богине, самой совершенной из всех женщин, королеве, госпоже, матери, не могут не выстоять.
У нее был лорд Ховард Эффингэмский, умелый моряк, был несравненный Дрейк, был Фромбишер, Хокинс, и были ее дорогие друзья: ее Ум, ее Мавр, ее опытный Ягненок и Баран-вожак — все те, кого она любила, и конечно же, самый главный из них — ее Роберт.
Перед лицом огромной опасности она продемонстрировала свое доверие к нему и то, что снова его любит. Ему простили ужасную катастрофу, происшедшую в Нидерландах, за которую, как поняла она, королева должна частично винить себя сама. Ведь если бы Летиция не решила присоединиться к нему в качестве его королевы, разве Елизавета так настаивала бы на том, чтобы лишить его нового поста и разрушить доверие фламандцев к Англии?
Она назначила Роберта главнокомандующим своей армии и флота. Теперь все поймут, как она к нему относится. Все поймут, что в беде они заодно, как было тогда, когда умерла Эми Робсарт и его обвинили в ее смерти.
Она доверяла ему, он был ее возлюбленным, он снова стал ее Глазами, он — единственный человек, за которого она бы вышла замуж, если бы решила иметь мужа.
Роберт разделил свои силы на две армии — одну он расположил в Сент-Джеймсе, другую в Тилбэри. Английские солдаты будут готовы защищать свою страну, если доны осмелятся высадиться на берег. Но Ховард с Дрейком и их люди твердо решили, что не произойдет высадка испанцев. Разве английские моряки отдадут победу английским солдатам? Никогда! Англия обязана своим благосостоянием своим морякам, как сказал Дрейк, и он твердо решил отнести победу на свой счет.
В такое время Елизавета хотела непременно находиться со своей армией, и разве не Роберт стоит во главе этой армии? Она послала ему депешу, в которой сообщила о своем намерении повстречаться и поговорить со своими солдатами.
Роберт немедленно прислал ответ.
«Ваша особа, — писал он, — самое священное и драгоценное из всего того, что мы любим на этом свете, и каждый человек должен трепетать при мысли о вас…»
Он написал, что предпочел бы, чтобы она оставалась в самом надежном месте в Англии.
«Но я не хотел бы, чтобы в известной мере такое царственное и редкостное великодушие не было показано вашему народу и всему миру, таким, какое оно есть…»
Она перечитывала это письмо великое множество раз, она держала его при себе, она часто покрывала его поцелуями, как обычно целовала его письма в молодости.
По прибытии в Тилбэри, пестрящий флагами, королева была встречена Робертом под звуки пушечного салюта, потом он поехал вместе с ней в карете, которую украшали алмазы, изумруды и рубины.
Шагая сквозь ряды своих солдат, Елизавета выглядела по-настоящему величественно. Она знала, что это — величайшее событие в истории ее страны, поэтому оно было и величайшим событием в жизни Елизаветы. Ее покинули страхи, она больше не сомневалась в победе. У испанцев были корабли, у них были боеприпасы, но у них не было Елизаветы, у них не было Дрейка, у них не было — и это оказалось самым важным — спокойной уверенности, что они не могут проиграть.
В Тилбэри она села на великолепного коня и, держа в руке жезл, казалась более солдатом, нежели женщиной, и, являя собой подобную картину, она обратилась к армии:
— Мой возлюбленный народ, те, кто печется о нашей безопасности, убедили нас, страшась предательства, обратить внимание на то, как мы примем на себя заботу о массе вооруженных людей. Но я уверяю вас, я не желаю жить с недоверием по отношению к моему преданному и любящему народу. Пусть боятся тираны. Я всегда поступала так, чтобы, согласно Богу, вселить кипучую энергию и осторожность в верные сердца и добрую волю моих подданных, и поэтому я к вам пришла, как вы видите, в этот раз не для развлечений и забав, но будучи намеренной в пылу сражения жить или умереть вместе с вами, быть похороненной за моего Бога, за мое королевство и за мой народ, мою честь и мою кровь. Я знаю, что у меня тело слабой, ничтожной женщины, но я обладаю сердцем королей, и королей Англии в том числе, и подумайте, с каким грязным презрением эти Парма и Испания или еще какой-то правитель из Европы осмелились напасть на границы моей земли, в ответ на что я скорее сама возьму в руки оружие, сама стану вашим командиром, судьей и награжу за каждый подвиг на поле брани, но не покрою себя бесчестием. Я уже знаю, судя по вашей готовности, что вы заслужили награды и почести, и мы даем вам слово государя, что вам в свое время воздастся за это.
Эта речь королевы вселила отвагу в сердца всех, кто слышал ее. Она была непобедима — и всегда знала это, потому что, какой бы глупой ни казалась она, пустой, кокетливой, раздражительной, себялюбивой, но когда наступал нужный момент — она становилась великой.
Армада вошла в Ла-Манш.
Трагедия Испании заключалась в том, что, обладая самыми совершенными в мире кораблями, лучшим снаряжением и амуницией, она была обречена на поражение. Ее командир не жаждал выполнить свою задачу, умоляя короля поручить ее другому человеку. Его моряки страшились «Эль Драке», дракона, этого англичанина, которого они считали неземным существом, которому приписывали сверхчеловеческую силу и которому суждено их уничтожить. Они видели его в деле, и ни одно земное существо никогда не проявляло такую храбрость, как «Эль Драке». Он хладнокровно зашел в бухту Кадиса и сжег и разграбил стоявшие на якоре корабли, он деликатно назвал свою операцию «Сжигание бороды испанского короля». Он плавал в открытом море, он возвращался домой с испанскими сокровищами, которых было достаточно, чтобы снарядить его страну на войну против Испании. Здесь не обошлось без дьявола, а испанцы дьявола боялись.
Слава Англии заключалась в том, что, обладая легкими кораблями, плохо снаряженными, с голодающими моряками, с больными на борту и трагической нехваткой ядер и пороха, она оказалась непобедимой. Она верила в победу. Она не надеялась, что может победить, но она знала, что не может проиграть.
Бой был недолгим.
Испанцев превзошли в храбрости и в искусстве ведения морского боя, которое продемонстрировал всему свету Дрейк.
Бой был в разгаре. Среди испанских кораблей появились брандера, и те были разбиты еще до того, как разразился шторм, чтобы уничтожить их полностью.
Англия была спасена. Сокрушено могущество Испании.
Инквизиции заказан путь в Англию, безраздельно принадлежащую королеве.
Настал величайший час великого правления.
Королева половины территории острова противостояла самому могучему в мире монарху, а маленькая и отважная нация развеяла в прах силу могущественной Испании.
Никогда еще города и села Англии не видывали подобного веселья. В церквах звонили в колокола. С появлением первых звезд разжигались костры. Повсюду веселился и гулял народ.
Роберт написал королеве, что он стремился быть с ней рядом, но лихорадка, которая частенько мучила его, снова напала на него, и он едет в Кенилуорт и оттуда в Лимингтон, чтобы принять ванны, и что он не может предстать перед ней, пока не выздоровеет настолько, чтобы насладиться тем, что было для него дороже всего на свете, — обществом возлюбленной и славной госпожи.
По пути туда он остановился в замке в Райкотте и снова написал ей письмо.
«Я нижайше умоляю ваше величество простить старого слугу, который осмеливается писать и осведомляться о здоровье милостивой леди. Я молю Бога только об одной вещи: чтобы она пребывала в добром здравии и жила долго. Я надеюсь, что ванны меня подлечат, и, оставаясь с постоянной мольбой о сохранении здоровья вашего величества, я нижайше целую ваши ноги».