«То, что генералу Фостикову удалось установить связь с большинством командиров повстанческих отрядов и частей бывшей армии генерала Морозова, застрявших в предгорьях Кавказа, – думал Врангель, – подтверждает верность моей идеи о возможности создания из них ударной группировки, которая… Боже мой, это же блестяще, и если все произойдет так, как задумано… Генерал Фостиков тонкий дипломат и серьезный организатор. Если все пойдет хорошо…»
Мысль о возможном захвате Дона и Кубани возбуждала и вызывала энергию, но не снимала глубокой озабоченности. Все эти дни Врангель не мог забыть сообщение о позорном предательстве Кубанской рады. Ему доложили, что «тифлисские сидельцы» – так он называл группу членов Кубанской рады, которые осели в Тифлисе, – отмежевались от него, объявив себя «самостийными». Председатель рады Тимошенко при поддержке товарищей председателя Султан Шахим?Гирея, Воротинова, Горовца и других протащили сумасбродные решения: «Во?первых, немедленное прекращение всяческой помощи Врангелю; во?вторых, организация сил кубанского народа для образования независимой демократической республики; в?третьих, договор с генералом Врангелем, заключенный Кубанским краевым правительством, признать недействительным… и, наконец, признать необходимым энергичную идейно?политическую борьбу с реакцией так же, как и с большевиками».
Ноздри прямого длинного носа главкома округлились, тяжелые веки взметнулись к надбровным дугам, в глазах вспыхнул гнев: «Классической формы болваны! Опасно то, что они могут возглавить повстанческое движение на Кубани. Нет сомнения, что ими будет предпринята попытка подчинить генерала Фостикова своему влиянию…»
В ряду офицеров, которым поручено возложить венки у памятника адмиралу Нахимову, стоит полковник Наумов.
…Прошло больше двух недель с того дня, когда американский пароход «Честер Вельси» бросил якорь в Севастопольском порту и Павел Алексеевич Наумов сошел на крымский берег. Солдат тут же отправили в карантин в район Михайловского равелина, где для них поставили палатки. Офицеров разместили в общежитии, оборудованном в большом приземистом доме с видом на Артиллерийскую бухту.
На другой день в карантин пришли два офицера из отдела кадров и два осважника[3] в чине капитанов. Беседовали со всеми долго, обстоятельно. Затем попросили изложить письменно свои пожелания относительно дальнейшей службы и, собрав рапорты, уехали.
В тот же вечер материалы о вновь прибывших старших офицерах внимательно изучил начальник особого отдела штаба главкома полковник Богнар. Все они застряли в Причерноморье после разгрома армии генерала Морозова красными и знают друг друга. Их нетрудно проверить и через других офицеров этой армии, приехавших в Крым раньше. А вот как установить личность полковника Наумова?
«Может быть, кто?нибудь в упрснабе знает его», – подумал Богнар и позвонил Домосоенову.
– Господин генерал, не могли бы вы назвать кого?либо из руководящих офицеров интендантской службы из войск адмирала Колчака?
– Если не секрет, дорогой мой Ференц, уж не прибыл ли кто?
– Вы не ответили на мой вопрос, Антон Аркадьевич.
– Ну, разве уж самого начальника управления генерала Логунова да покойного Дибича, царство ему небесное.
– А начальника тыла третьего корпуса Западной армии?
– Нет. А теперь, батенька мой, извольте вы ответить на мой вопрос.
– Прибыл полковник Наумов, начтылкор Западной армии. Закончил Екатеринодарское коммерческое училище.
– Что ж вы тянете, милейший, – обрадовался генерал. – Где он сейчас?
– В карантине.
– Ну, слава богу, а то ведь не управление, а тришкин кафтан.
– Пока что допуск я ему дать не могу.
– Ференц Карлович, голубчик, это же управление снабжения, а не боевой штаб… Благодарствую за полезную информацию.
Трубка щелкнула и замолчала. Богнар перезвонил, но кабинет Домосоенова не отвечал.
Через полчаса генерал входил в здание, отведенное под офицерский карантин. Наумов представился как старший офицер карантина и доложил, что господа офицеры отдыхают.
– Рад, голубчик, встретить хозяйственника со специальным интендантским образованием, – доброжелательно улыбаясь, приветствовал Домосоенов. – Теперь, знаете ли, перевелись образованные хозяйственники. Одни спились, другие проворовались, а третьи уже далече… Давайте?ка в мой автомобиль, и поедем в управление. Ныне отдыхать грех, работы – уму непостижимо!
Добродушие и доверчивость этого седовласого и пышноусого генерала, на лице которого запечатлелись глубокие улыбчивые морщины, явились для Павла неожиданностью. Он готовился встретить на крымской земле лишь озверевших, осунувшихся от горечи поражений и кровавых потерь белогвардейцев.
Уехать им сразу не удалось. Стоило полковнику взять чемодан и вещевой мешок, как перед ним возникла молодая женщина в белоснежном халатике и чепце. Ее светлые волнистые волосы спадали на узкие, чуть покатые плечи, красивое лицо было строгим и озабоченным.
– Отлучаться, господин полковник, во время карантина не разрешается, – сухо сказала она.
– Разрешите представиться. Полковник Наумов Павел Алексеевич. Чье распоряжение я должен выполнить?
– Я врач?эпидемиолог Строганова… А выполнять вы должны приказ главнокомандующего о порядке прохождения карантина.
К ним подошел генерал Домосоенов.
– Татьяна Константиновна, голубушка вы моя, здравствуйте! Что же это вы совсем забыли о нас. Моя Лизонька уже неоднократно спрашивала. Или компания стариков вам неинтересна?
– Ну что вы, Антон Аркадьевич, – улыбнулась Строганова, и лицо ее сразу стало милым и приветливым.
Генерал удовлетворенно хмыкнул:
– Вот и чудесно. Завтра же ждем вас вечерком посидеть у самоварчика. Хорошо?
– Хорошо, Антон Аркадьевич.
– А теперь, Танечка, разрешите мне вызволить этого молодого полковника из карантина. А то ведь запекут его в какую?нибудь конно?пулеметную команду. Будьте и для него ангелом?спасителем. Убедительно прошу вас об этом. Ответственность беру на себя.
Таня внимательно посмотрела на генерала и скупо кивнула:
– Завтра с утра, Антон Аркадьевич, не раньше.
– Сдаюсь, сдаюсь, – шутливо поднял руки генерал. – Ваши строгие порядки я хорошо помню еще по екатеринодарскому госпиталю. Но именно им и вашим умелым рукам, Танечка, я обязан своим скорым выздоровлением… Лизонька так и говорит: «Если бы не Танюша, еще неизвестно, чем бы все кончилось…» Ну, что ж, наша непреклонная Татьяна Константиновна, тогда разрешите нам с полковником Наумовым побеседовать в вашем кабинете.
– Это можно, Антон Аркадьевич, – улыбнулась Таня.
В небольшой комнатушке стояли массивный стол, кресло и три венских стула. В углу на этажерке – в керамической вазе букет свежих роз и флоксов.
Генерал грузно опустился в кресло и жестом пригласил Наумова сесть к столу.
– Вы, Павел Алексеевич, не думайте, что сразу?таки обрели мое расположение, – сказал он. – То, что я вот так заинтересованно… В кавалерии да и в пехоте опытных кадров – пруд пруди. А в органах снабжения их нехватка превеликая.
– Господин генерал, я буду рад приступить к исполнению служебных обязанностей в любой должности, – с готовностью предложил полковник.
– Что вы, голубчик, на должность не сразу… Формальности, знаете ли, разные. Эти контрразведчики в каждом прибывшем видят большевистского шпиона. А кто назначается для работы в крупных штабах, того проверяют особенно. Изощряются, знаете ли, каждый на свой вкус.
– Я понимаю необходимость проверки, но пребывать в праздном безделье в то время, когда другие работают на пределе человеческих возможностей…
– Могу успокоить вас, Павел Алексеевич. Пока оформляется допуск, вы будете выполнять мои личные поручения, казенного характера, разумеется. Как видите: Богнар – не бог нам. – Генерал улыбнулся нечаянному каламбуру.
– Благодарю вас, ваше превосходительство.
С этого момента беседа вошла в русло конкретных дел. Домосоенов рассказал Павлу Алексеевичу о предстоящей работе, об особенностях снабжения войск в условиях отсутствия собственной военно?экономической базы, о недостатке транспортных средств, о преступно низкой производительности погрузочно?разгрузочных работ…
– К великому сожалению, история ставит перед нами слишком много проблем, но прискорбно мало выделяет средств для их решения.
– Ваше превосходительство, мне представляется, что военно?экономической базой нашей священной борьбы является экономика всех стран Согласия. Ведь, в сущности, мы являемся их передовой ударной группировкой. В этом смысле наш военно?экономический потенциал мощнее, чем у Советов.
– Позвольте заметить вам, дорогой Павел Алексеевич, что армия способна побеждать только отечественным оружием.
– Истинные патриоты России, господин генерал, готовы использовать любые средства для борьбы до конца.
Генерал поморщился и, внимательно глядя на Наумова из?под густых с проседью бровей, сказал:
– Надо драться, но не обманывать себя. Русские люди слишком склонны быстро переходить от отчаяния к радужным надеждам, часто необоснованно. – Он медленно, устало поднялся, удерживая Наумова жестом на месте. – Прошу вас, Павел Алексеевич, как только устроитесь, поезжайте на Графскую пристань. Там надо организовать отправку грузов в Феодосию, для британских пулеметных курсов. Именно организовать. Работы на пристани вообще ведутся из рук вон плохо.
– Ваше превосходительство, на мой взгляд, там необходимо…
Генерал поднял руку:
– Ох уже мне эти энтузиасты!.. Сначала, батенька мой, побывайте там, присмотритесь, а уж затем продумайте, что необходимо сделать.
– Наша команда, господин генерал, выгружалась на Графской пристани, выгружалась недопустимо долго, и я имел возможность присмотреться.
– Любопытно, любопытно. Вот уж поистине: пришел, увидел, победил. Ну?с, что же вы там увидели, батенька мой? – Густые брови генерала приподнялись, выражая интерес и внимание.
…Утром генерал Домосоенов позвонил начальнику контрразведки и попросил ускорить оформление допуска к секретной работе на полковника Наумова.
– А вы, Антон Аркадьевич, его хорошо знаете?
– Познакомился только вчера вечером, но, смею вас заверить, достаточно хорошо. Кстати, дорогой Ференц, я уже поручил ему руководство работами на Графской пристани. Видимо, завтра он и начнет…
– Позвольте, ваше превосходительство, – полковник перешел на официальный тон, – без проверки… Да это же прямое нарушение приказа главнокомандующего.
– Прежде всего, господин полковник, – ответил Домосоенов, не пытаясь скрыть недовольства тоном контрразведчика, – то, что находится на пристани, знают не только портовые рабочие, ездовые, а весь Севастополь. Кроме того, полковник Наумов взялся устранить в порту беспорядки и значительно ускорить погрузочно?разгрузочные работы. Его предложения в этом смысле заслуживают серьезного внимания. Кстати, вы приписывали все красным саботажникам, а полковник Наумов – неправильной организации работ.
– Одно другого не исключает, – сухо произнес Богнар и спросил: – Где сейчас Наумов?
– Устраивается в гостинице «Кист», но должен заехать в управление, чтобы оформить документы.
– Прошу вас, ваше превосходительство, предоставить мне возможность побеседовать с ним.
– Разумеется. Между прочим, ваш новый подопечный может быть вам полезен не в меньшей мере, чем те, услугами которых вы пользуетесь… Он недурно разбирается в коммерческих делах.
Домосоенову было известно, что шеф контрразведки добывает экспортные свидетельства, по которым вывозятся на шхуне «Ютурна» крупные партии ценных товаров. Экспортер из ведомства торговли и полковник Богнар довольны друг другом.
Намек Домосоенова был понят.
– Благодарю вас, Антон Аркадьевич, за добрый совет. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы возможно скорее проверить Наумова и оформить допуск.
Через некоторое время Богнар уже входил в гостиницу.
Беседа, вернее – допрос велся недолго, но стоил обоим много сил.
– Полковник Наумов, Павел Алексеевич? – спросил Богнар, едва показавшись в двери занимаемого Наумовым номера.
«Полковник Богнар», – догадался Павел. Он его таким и представлял по фотографии, которую показывал ему в Ростове Артамонов: молод, порывист, даже стоит, чуть подавшись вперед. Гладко причесанные с отблеском волосы и вытянутый вперед подбородок усиливают это впечатление. А смотрит – будто целится из нагана.
– С кем имею честь?
– Кому принадлежало это имя до того, как вы его присвоили? – с предельной прямолинейностью спросил Богнар, не оставляя сомнений относительно характера беседы?допроса.
– Моему отцу – инженеру Англо?Кубанского нефтяного общества.
– Где вы служили последнее время?
– Начальником тыла третьего корпуса Западной армии адмирала Колчака.
– Не долго ли вы добирались до нас?
– Я был ранен в последних боях на реке Тобол в середине февраля, когда у вас на юге также все было предопределено. О том, что войска генерала Деникина отошли в Крым, я узнал в лазарете. Нас хотели перебросить в Верхнеудинск, а затем через Кяхту – в Монголию, в войска генералов Унгерна и Резухина. Я бежал из лазарета. Что было дальше – долгий разговор.
– О?о! Тут уж гарантия, что на запрос о вашей личности ответа не последует. Почему вы не продолжали борьбу там, на востоке, а избрали путь более опасный?
– Меня не устраивала эмиграция в Китай. Азиаты, знаете ли…
– Назовите командира и начальника штаба этого корпуса.
Наумов улыбнулся и перечислил всех должностных лиц.
– Вам, полковник, не повезло, – с твердой определенностью сказал Богнар. – Офицеры, личность которых мы не можем установить с предельной достоверностью, на работу в крупные штабы не допускаются. А чтобы на проверку не тратить зря времени, прибывающих из Средней Азии, Прибалтики и Сибири направляем в боевые части.
Полковник Наумов твердо, в тон ему, ответил:
– А кто вам сказал, что я стремлюсь попасть обязательно в ставку. Я готов ехать куда угодно, но в соответствии со своим званием и занимаемой должностью. – Он резко поднялся. – Если ваш принцип комплектования не позволяет правильно использовать опытные офицерские кадры в целях нашей борьбы, я готов стать в боевые порядки атакующих войск.
Богнар улыбнулся, обнажив мелкие белоснежные зубы и крупные десны. В следующее мгновение улыбка исчезла, и глаза его снова прицелились в Наумова:
– Браво, полковник, брависсимо! В ваших словах прозвучали независимость, достоинство и воинский патриотизм… Честь имею!
…Павел, мысленно «прокручивая» события этих двух недель, с нескрываемым интересом разглядывал Врангеля. На ум пришли слова генерала Домосоенова: «Если вы, батенька мой, не видели нового вождя нашей многострадальной армии, идите на торжественный молебен. В такое время взвалить на себя тяжкое бремя великой ответственности за судьбы священной борьбы против взбунтовавшейся черни может только человек, отмеченный милостию божией. Печать ее лежит на его лице».
«Да, в нем есть что?то необычное, – подумал Павел. – Массивный подбородок? Слишком длинная шея?… А уши! Без мочек, заострены кверху, огромны и прижаты, как у норовистого жеребца… Ну и, конечно, позер – стоит, будто перед объективом фотоаппарата».
Епископ Вениамин вернулся к аналою. Раздались воинские команды. Полки гулко отстучали шаг на месте и перестроились в резервный порядок. Главнокомандующий поднялся по ступеням к памятнику адмиралу Нахимову и обратился к войскам и к народу, собравшемуся на площади:
– Слушайте, русские люди! – начал он резким властным голосом и высоко вскинул руку. – Слушайте, за что мы боремся… За поруганную веру и оскорбленные святыни!.. За прекращение междоусобной брани!.. За то, чтобы русский народ сам выбрал бы себе хозяина!.. Я верю, что господь не допустит гибели правого дела. Зная безмерную доблесть войск, я непоколебимо верю, что мы дождемся светлого дня возрождения единой неделимой России… Помогите мне, русские люди, спасти родину!
Главнокомандующий закончил речь, и церковный хор грянул: «Ныне прославишься, сын человеческий…»
Началась церемония возложения венков. Офицеры, несшие первый венок, подошли к памятнику и замерли. Врангель прикоснулся к венку.