Хильдрет непонимающе заморгала, и спартанка выстроила фразу попроще:
— У меня все хорошо, Хильдрет. А у тебя?
Германка широко улыбнулась.
— У меня все хорошо!
Лисандра еле удержалась от ответной улыбки. Пора было замереть в неподвижности и ждать, когда снова начнется ежедневная молотилка.
Палка, Нестасен и Катувольк держались в сторонке. Тит прохаживался вдоль строя, время от времени останавливался и пристально осматривал ту или другую девушку.
Так продолжалось некоторое время, потом Центурион обратился сразу ко всем:
— Вы, без сомнения, худший и самый бесполезный набор среди всех, которые мне доводилось обучать. Калеки без рук и ног успешней учились бы делу! Так вот, если вам кажется, что до сего дня с вас сгоняли по семь потов, знайте, что это были еще цветочки. Ягодки ждут вас впереди.
Он обвел шеренгу испепеляющим взглядом, ожидая, не застонет ли кто-нибудь, но ответом ему было лишь молчание. Все давно поняли, что любое выражение недовольства приводило к наказанию.
Тит убедился в том, что девушки слушают его с неослабным вниманием, и продолжал:
— Впрочем, с этим мы чуть-чуть обождем. Слишком многие из вас, изнеженных шлюх, успели заработать те или иные повреждения, кто в учении, кто от недостаточного старания.
Он вскинул длинный жезл, обозначая тем самым, что увечья «от недостаточного старания» в действительности были вызваны побоями наставников.
— Так вот! Я обдумал все это и принял решение дать вам, никчемным, три дня отдыха. Этого времени более чем достаточно, чтобы залечить все ссадины и ушибы на ваших жалких телах. Помните, что через три дня начнется вторая и последняя часть вашего обучения. Вы будете заниматься с мечом и щитом, с трезубцем и сетью. Когда вы благополучно освоите это оружие, без которого немыслимо понятие гладиаторских игр, будет принесена клятва!
Тит остановился точно напротив середины замершего строя.
— Хочу, чтобы вы заранее усвоили вот что! Не думайте, будто все то, о чем я сейчас говорил, само собой разумеется. Если какая-нибудь из вас не будет соответствовать тем требованиям, которые предъявят ваши наставники, то ее сбудут с рук, чтобы зря места не занимала. Думаете, оно, может, и к лучшему?.. Вот что я вам скажу. Те, которых мы продадим, останутся рабынями до смертного часа. Сколько бы вы ни трудились за ткацким станком, сколько бы ни гнули спину в каком-нибудь руднике, сколько бы ни подставляли промежность гостям публичного дома — вы кончите свои дни в рабстве. Если у вас будут дети, то они родятся невольниками. Тогда как арена… Арена — это возможность отвоевать свободу! Помните, что в последующие недели вы должны будете доказать мне, что в самом деле достойны подобного! Доказать за себя и за своих будущих детей, что они могут родиться свободными! Короче, каждая из вас будет не просто сражаться с собственной усталостью и болью. Вам предстоит соревноваться друг с другом!
Тит помолчал, следя за тем, как его воспитанницы усваивают услышанное, потом коротко бросил:
— Все!
Центурион разрешил девушкам разойтись и некоторое время наблюдал за тем, как они, помедлив, по обыкновению разбились на кучки и принялись обсуждать жгучие новости. Лишь рослая жрица-спартанка, как всегда, повернулась к прочим спиной и уединилась. Центурион покачал седеющей головой. У этой, кажется, были все необходимые задатки, чтобы стать безжалостным и умелым бойцом. Однако Тит чувствовал, что огонь, пылавший в этих льдисто-синих глазах, понемногу идет на убыль.
* * *
Вария сражалась с тяжелыми мокрыми простынями. Их было слишком много, так много, что тонкие руки девочки дрожали от непомерного усилия.
«Как глупо…» — думалось ей.
Она просто не в состоянии была справиться с делом. Помогал только страх. Грета была строга со своими банщицами не менее, чем Нестасен — с воительницами. Вария изо всех сил старалась одолеть свой урок, но работы всегда было слишком много.
Маленькая рабыня попыталась прибавить шагу, но лучше бы она этого не делала. Тяжелая стопка мокрой ткани утратила равновесие, девочка упала, и белье с мокрым шлепком рухнуло в пыль.
Вария прикусила губу, из ее глаз хлынули слезы отчаяния и страха. Ох и задаст же ей Грета!..
Она принялась лихорадочно собирать испачканные простыни, и тут ее накрыла чья-то тень. Даже не оборачиваясь, Вария поняла, что это была Грета.
Рослая германка, казалось, нюхом чуяла каждую ее оплошность, и взбучка следовала незамедлительно.
— Ах ты безмозглая маленькая дрянь! — закричала Грета и пинком вышибла из рук Варии загубленную стирку. — Опять все псу под хвост! Да я шкуру с тебя спущу!..
Вария скорчилась на земле, прикрывая ладонями голову и ожидая, что сейчас на нее жгучим градом посыплются удары.
— Я нечаянно, Грета! Прости, я нечаянно!
Ее голос сорвался, она беспомощно расплакалась, отлично зная, что милосердие германке было отнюдь не присуще. Девочка зажмурилась и ждала наказания. Однако случилось нечто совершенно другое. Ее слуха достиг глухой шлепок плоти о плоть, а вот ударов почему-то не последовало. Через некоторое время Вария отважилась чуть повернуть голову и взглянуть, что же случилось и почему Грете вздумалось ее пощадить.
Ее глазам предстало поистине удивительное зрелище.
Богиня спустилась с небес! Она была рослая, сильная, справедливая и явилась спасти ее. Она перехватила запястье Греты, и крепкая германка безуспешно пыталась высвободить руку. Вария кое-как сморгнула с глаз слезы и узнала в богине спартанку Лисандру, одну из новых невольниц.
Сердце Варии стукнуло невпопад. Никогда и никто еще не заступался за нее, не приходил ей на помощь.
— Никто не тронет ее, — проговорила между тем Лисандра и с презрением выпустила руку Греты.
Глаза германки лезли из орбит, на лице мешались ярость и страх.
— Небось сама ты исправно принимаешь побои, спартанка, — выговорила она наконец. — Я до сих пор что-то не видела, чтобы ты заступалась за других бойцов. — Грета выпрямилась, обретая утраченное самообладание. — А это уж совсем не твое дело!
— Битье закаляет воина, помогает ему справляться с болью и страхом, — ответила Лисандра давно и прочно затверженной фразой. — А эта девочка — не боец!
— Повторяю, не твое это дело, — поджала губы германка. — Она не справилась с порученным делом и должна получить по заслугам!
— А вот я взяла и сделала это дело своим, — сказала Лисандра.
Она говорила вроде бы спокойно и тихо, но у Варии отчего-то пробежал по спине холодок. А спартанка добавила:
— Мне совсем не хотелось бы спорить и ссориться с тобой, Грета.
С этими словами Лисандра шагнула вперед, и Вария с восторгом увидела, как ее мучительница отступила.
— Мне нужны услуги этой девочки, — продолжала Лисандра, глядя Грете прямо в глаза. — Надеюсь, ты помнишь, что желания воительниц — превыше хозяйственных дел?
Грета фыркнула, отвернулась и пошла было прочь, но не успела она сделать и двух шагов, когда Лисандра снова ее окликнула. Германка оглянулась, лицо у нее было багровое.
— Ты простыни забыла, — сказала ей Лисандра и указала на смятое разбросанное полотно.
Грете пришлось собирать простыни, после чего она ринулась прочь, исходя бессильной злобой.
Впрочем, голос Лисандры снова настиг ее. В нем было столько льда, что Грета замерла на полном ходу.
— А если ты вздумаешь мстить этому ребенку за мое заступничество, то я тебя убью.
Сказано это было негромко, очень спокойно, но от этого прозвучало только страшней. Грета ссутулилась, ее плечи обмякли.
Она была побеждена, молча кивнула и удалилась.
Вария дождалась, когда германка уже не могла ничего услышать, и повернулась к Лисандре. Новое, незнакомое чувство распирало сердце девочки. Ее избавительница была такой высокой, такой сильной, такой прекрасной… Ей не было равных!
— Спасибо тебе, — прошептала Вария. — Спасибо!..
По губам Лисандры скользнула легкая тень улыбки. Она протянула руку и помогла девочке подняться.
— Ты мне, кстати, в самом деле нужна, — сказала она.
Вария кивнула и улыбнулась. Благодарность переполняла ее.
VI
Лисандра отвела Варию в больничный барак. За последние несколько недель никого из гладиатрикс на поединки не выставляли, поэтому здесь было почти пусто, если не считать нескольких девушек с ушибами. Рассудив, что это ненадолго — скоро сюда попадет кто-нибудь из старших учениц, пострадавших заутренними упражнениями, — Лисандра решила не терять времени даром.
Главный лекарь, неугомонный старый сатир по имени Квинт, удивленно поднял голову, когда они вошли в его комнату, расположенную на задворках барака.
— А-а, наша спартанка! И с ней маленькая Вария, — проговорил он, откладывая тростниковую палочку для письма. — Что я могу для вас сделать?
— Нам бы мирры, — ответила Лисандра.
— Это дорогое удовольствие, — проворчал лекарь. — Впрочем, я видел, что тебя вправду хлестали больше, чем ты заслуживала. — Он поднялся на ноги. — Снимай одежду, и я смажу твои раны.
Лисандра склонила голову набок. Она была премного наслышана про Квинта и его шаловливые ручки.
— Ты мне просто мирры дай, — сказала она.
Квинт разочарованно хмыкнул, но все же отправился в кладовку за притиранием. Оттуда довольно долго слышался перестук керамических горшочков и невнятная брань, потом старый сатир вновь вышел наружу, держа в руке маленькую баночку.
— Вот. — Он опустил ее в подставленную ладонь Лисандры. — Только помногу не расходуй!
— Я прекрасно знаю, как пользоваться миррой, — не без высокомерия ответила она, не добавила более ни слова и вышла из комнаты.
Вария убежала следом за ней. Квинт проводил спартанку кислым взглядом и беззвучно, одними губами, передразнил ее последнюю фразу.
* * *
Из больничного барака Лисандра направилась прямо в бани. Здесь она стремительно прошагала мимо подогретого бассейна, сбросила тунику и нырнула в прохладную воду.
Она предпочла бы воду похолодней, но для ее цели могла сойти и такая. То, чем она сейчас занималась, было обычной практикой в жреческой школе. Наказанные девушки тотчас отправлялись поплавать в ледяных водах Еврота, чтобы вздувшиеся рубцы опали и перестали болеть.
Ее тело постепенно привыкало к прохладе бассейна. Лисандра неподвижно стояла в воде, чтобы мышцы не производили ненужного жара.
Она подняла глаза и заметила на лице Варии изумление, граничившее с испугом.
— Что с тобой?
— Но ты же замерзнешь! — боязливо ответила девочка.
— Холод есть всего лишь ощущение, — ответила Лисандра, припоминая наставления, усвоенные в юности. — Мы ощущаем тепло, холод, боль… Все это игра ума — и не более.
— Вот бы мне быть такой, как ты!.. — благоговейно выговорила Вария.
— Неплохо было бы, — согласилась Лисандра.
Поведение девочки было вполне понятным и предсказуемым. Привыкла небось к варварам, римлянам и эллинам из второстепенных полисов… Еще бы ей не впасть в благоговение при виде истинной спартанки!
Простая вроде бы мысль подняла в душе девушки непрошеную волну горечи. Спартанка!.. Лисандра была невольницей, а значит, настоящей спартанкой считаться более не могла.
Она выбралась из бассейна и села на бортик, болтая ногами в воде.
— Промокни мне спину и намажь миррой порезы от кнута, — сказала она.
Приказ получился довольно резким. На самом деле Лисандра уже спрашивала себя, а верный ли шаг она сделала, заступившись за Варию. Ясно же, что этот милосердный поступок навряд ли останется без последствий.
«Вот до чего я докатилась. Произвожу впечатление на детей и даю укорот прачкам. Весьма достойное занятие для призванной жрицы!»
Вария осушила ей спину и принялась бережно втирать целебную мазь. Лисандра глубоко выдохнула через нос, чувствуя, как рубцы перестают свербеть и щипать.
— Довольно ли? — спросила Вария.
Лисандра повела плечами. Боли не было, лишь легкое натяжение кожи.
— Да, — сказала она. — Довольно.
— Я тебе чистую рубашку принесу. — Вария явно радовалась тому, что спартанка была ею довольна.
Она убежала со всех ног, не дожидаясь дальнейших распоряжений, и скоро вернулась, держа в руках алый хитон.
— Вот, держи!
Девочка протянула хитон Лисандре.
Та некоторое время держала его в руках, прежде чем надеть. Выбор Варии содержал в себе некую иронию, едва не заставившую Лисандру грустно улыбнуться. Со времени кораблекрушения она ни разу еще не возлагала на себя алый цвет Спарты… И вот те на! Впору было задуматься, достойна ли она была снова носить его. Как бы то ни было, она сочла недостойным гонять Варию за другим хитоном.
— Чем бы ты теперь хотела заняться? — спросила маленькая рабыня.
Лисандра ответила не сразу. Проще говоря, она несколько растерялась. Что в жреческой школе, что в легионе, что здесь — распорядок ее жизни определялся каждодневной работой.
Она была слишком непривычна к свободному времени, поэтому пожала плечами и ответила:
— Даже не знаю. Может, посмотрим, как занимаются старшие ученицы?
Все равно ей ничего другого на ум не приходило.
Варии, кажется, понравилось это предложение. Впрочем, она смотрела на Лисандру с таким обожанием, что не приходилось сомневаться — захоти та, к примеру, посидеть в выгребной яме, девочка и туда последовала бы за ней с не меньшим энтузиазмом.
«Вот она, слабинка в римском характере — эта их тяга к товариществу».
Сама Лисандра от подобного недостатка была, разумеется, вполне свободна. Она не нуждалась в обществе девочки, наоборот, предоставляла ей свое как милость. В этом смысле Варии требовалась помощь, как и во время стычки с Гретой. Лисандре не был нужен никто.
Вдвоем они вышли на край учебной площадки, и Лисандра тотчас убедилась в правильности своих предположений. Перед больничным бараком, где хозяйствовал Квинт, уже торчала внушительная очередь. Пострадавшие девушки жизнерадостно перешучивались, радуясь свободному времени.
«К вечеру небось еще и напьются», — брезгливо подумала Лисандра.
На самой учебной площадке, против обыкновенного, почти никого не было. Весть о неожиданном празднике успела распространиться. Тит, похоже, решил дать передышку всему луду, а не одним только новичкам. Лисандра подумала и решила, что Центурион поступил правильно. Когда одним даются поблажки, а другим нет, это приводит к ревности и раздорам.
Лисандра заметила, что на площадке остались всего две женщины, и повернулась к Варии.
— Беленькую я знаю, — кивнула она в сторону золотоволосой Эйрианвен. — А кто вторая?
— Это Сорина из Дакии, — ответила девочка. — Она — Гладиатрикс Прима, первейшая воительница! А Эйрианвен — Гладиатрикс Секунда!
Лисандра невольно присмотрелась к тому, как, развевая каштановую гриву, двигалась дакийка Сорина, и зрелище произвело на нее впечатление. Тысячу лет назад, во времена царя Тесея, в Дакии правили женщины. Именно их, а также их родственниц из Фемискирии Гомер в своей «Илиаде» называл амазонками. Лисандре было известно, что со времен завоевания Трои порядки в Дакии не сильно переменились. Что поделать, так уж устроены варвары. Им плевать на цивилизацию и прогресс, им всего дороже тот беспорядок, который они называют обычаем.
Но, во имя богов, эта женщина умела сражаться!
— Настоящая амазонка, — вырвалось у Лисандры.
— Вот именно, — тотчас подтвердила Вария. — У себя дома Сорина была предводительницей могущественного народа. Она любит рассказывать о своем прошлом. Эта женщина была великим вождем. Римляне победили ее в бою, и она люто их ненавидит, называет города нарывами на теле Матери-Земли.
Лисандра кивнула, не очень прислушиваясь. Сорина с Эйрианвен словно бы вели танец, полный страсти и ярости. Взгляд спартанки не успевал уследить за деревянными мечами. Две женщины атаковали и контратаковали. Бешеная сила, помноженная на утонченное искусство и сдобренная звериной грацией…