— С финансами дело обстоит более или менее благополучно, — продолжал Крёберс. — Я уже получил от управляющего Новака сорок тысяч. На первое время хватит. Мне также удалось заставить снова раскошелиться некоторых наших покровителей. А теперь следующее. Немедленно поезжай к Губингеру и передай, чтобы он раз и навсегда прекратил торговать наркотиками. Это приказ. И если он еще раз продаст хоть одну косую сигарету — будет такой скандал, что у него потемнеет в глазах. Намекни, что при определенных обстоятельствах у него неожиданно могут потребовать обратно ипотеку. И еще: дай ему понять, что он не оберется неприятностей, если в ресторане случайно взорвется бомба, такая небольшая штучка, от которой во все стороны разлетаются стулья и вылетают окна.
— Убийство Новака и без того нагнало на него достаточно страха, — осклабился Лейтнер.
— Судя по всему, недостаточно. Он снова, насколько мне известно, продает косые сигареты. Передай также, что он должен найти трех или четырех надежных человек, у которых можно было бы спрятать динамит. Сейчас главная задача — создать во всех частях Южного Тироля склады взрывчатки, чтобы небольшая группа подрывников могла оперировать с максимальной безопасностью и быстротой.
На другое утро Лейтнер купил билет на поезд и выехал через Бреинер в Южный Тироль. Всю ночь Лейтнер, к своей досаде, как ни старался, не мог уснуть, но едва он занял место в купе, как глаза закрылись сами собой.
Лейтнер счел за лучшее не останавливаться у Губингера. В это время свободных коек в Тауферсе было более чем достаточно. Он снял комнату в ближайшем пансионате и, когда стемнело, отправился в “Бурый Медведь”.
Едва увидев Губингера, Лейтнер почувствовал, что на сей раз он не желанный гость, и дело заключалось не в личной антипатии: он уже трижды бывал в горах с поручениями от Крёберса и всегда легко находил общий язык с хозяином гостиницы. В этот вечер Губингер казался нервозным и испуганным.
— Дернула вас нелегкая явиться прямо сюда, — раздраженно заговорил он. — Могли бы послать кого-нибудь вместо себя, чтобы договориться о месте встречи. После убийства Новака тут такая кутерьма!
— Здесь будет еще большая кутерьма, если вы не перестанете спекулировать своими идиотскими сигаретами. Приказ Крёберса.
Губингер сложил руки и протянул их вперед, словно умоляя о пощаде:
— Я согласен! Но для этого нужно время. Пока спровадишь всех клиентов, пройдут недели. Или вы хотите, чтобы кто-нибудь разозлился и донес на меня?
— Вам вообще не следовало браться за это. Не предупредив Крёберса, вы нарушили уговор. Когда последняя косая сигарета исчезнет из гостиницы?
— Через две недели, — немного подумав, ответил Губингер.
Лейтнер вскипел от ярости.
— Слушайте внимательно, — угрожающе тихо произнес он. — Время забав прошло раз и навсегда Мы готовим большой удар, и каждый должен работать как часы.
В то время как Лейтнер излагал приказ Крёберса, глаза Губингера наполнялись страхом. Это не ускользнуло от внимания Лейтнера, и он серьезно задумался над тем, стоит ли вообще давать толстяку какие-либо задания.
Он вспомнил, что Крёберс советовал ему припугнуть Губингера, но у того и без бомбы уже тряслись поджилки.
Феллини провел беспокойную ночь; его слишком мучила мысль, что слежка за Крёберсом не принесет результатов. Утром он никак не мог заставить себя приняться за дело, так как вся дальнейшая работа зависела от новостей из Граца. И когда, наконец, пришла телеграмма, он впился взглядом в строчки сообщения. То, что он прочитал, прогремело как гром среди ясного неба: Крёберс ездил в Грац и провел полдня и целую ночь в одном особняке, а утром снова выехал в Инсбрук. Особняк принадлежал доценту университета доктору Шмендлю, руководителю местной организации Бергизельбунд.
От радости Молькхаммер щелкнул себя линейкой по бедру.
— Вот оно — доказательство того, что Крёберс связан с Бергизельбундом. Возможно даже, что он один из тех, кто финансирует его деятельность. Теперь важно выяснить, не имел ли Новак какого-либо отношения к Бергизельбунду.
Феллини попросил телефонистку связать его с отделением СИФАРа в Больцано. К телефону подошел подполковник Сандрино. Феллини кратко описал ситуацию, добавив, что сегодня же напишет и перешлет им краткий отчет. Он предлагал создать смешанную комиссию из представителей СИФАРа и уголовной полиции, поскольку их интересы переплетаются.
Однако подполковник не торопился говорить “да”. Материал, безусловно, представляет интерес, и он даст указание проверить его как можно быстрее и тщательнее. Лейтенант Андреоло действительно работает в Больцанском отделении, но в настоящее время он в командировке. Итак, до скорой встречи!
— Каждый раз одно и то же! — чертыхнулся Феллини. — СИФАР чувствует себя государством в государстве. Ни один из его сотрудников не даст пустяковой справки, прежде чем десять раз не перестрахует себя. А им подавай все без утайки! Видно, придется самому поехать в Больцано.
* * *
Только к полудню Молькхаммер добрался до Виппталя, откуда дорога поднималась на Бреннер. Почти все время солнце светило прямо в глаза. Постепенно его внимание приковал “фольксваген”, который следовал за ним, сбавляя скорость на проглядываемых участках пути, прибавляя газу на поворотах, но не торопился его обгонять, хотя Молькхаммер несколько раз недвусмысленно уступал ему дорогу.
Молькхаммер знал несколько способов, с помощью которых он мог проверить, ведется ли за ним наблюдение: достаточно было, например, заглушить мотор и поднять капот, чтобы преследователь выдал себя с головой. Однако он решил повременить.
Он остановил машину у придорожного трактира в Штафлахе, за которым начинался первый извилистый участок пути. В то время как он поднимался по ступенькам, за его спиной затормозил “фольксваген”, и из него вылезли двое молодых людей в окантованных кожей спортивных куртках. Не успел Молькхаммер сесть за стол, как молодые люди тоже вошли в помещение и заняли места на расстоянии двух столиков от него.
Молькхаммер заказал сосиски с капустой и принялся за еду, время от времени поглядывая на обоих молодых людей, которые тоже ели, изредка переговариваясь. Он не удивился, когда немного погодя — официантка уже убрала со стола посуду — один из них подошел к его столу и попросил разрешения присесть. Он был ниже среднего роста и довольно щуплый на вид. С первого взгляда он показался Молькхаммеру гимназистом, и лишь пристальнее вглядевшись в лицо, Молькхаммер понял, что ему, вероятно, около тридцати. Его птичья головка была покрыта короткими, торчащими во все стороны русыми волосами. Молькхаммер жестом указал на стул.
— Вас, наверное, удивляет, — присев, начал молодой человек, — что я столь бесцеремонно заговорил с вами. Но я заметил, что на вашей машине итальянский номер, а когда вы заказывали еду, я услышал, что вы говорите по-немецки без иностранного акцента. Поэтому я принял вас за уроженца Южного Тироля.
— Верно, — согласился Молькхаммер.
— Моя фамилия Кюн. Я работаю в Кёльне инженером-электриком и уже несколько раз проводил свой отпуск в Южном Тироле.
Молькхаммер слушал не перебивая, давая своему собеседнику возможность выговориться. Он привычно запечатлел в памяти внешность Кюна: очки в приплюснутой оправе, кожаный галстук, модная двуцветная черно-белая куртка. Кюн говорил о лыжных походах, о красоте старика Тироля, о фруктах, вине и национальных костюмах. Молькхаммер мог спокойно слушать: Кюн оказался веселым и бойким рассказчиком. Однако вскоре он перевел разговор на более серьезную тему.
Правда, иногда в этой благословенной местности взрываются бомбы. Проблема Южного Тироля — крепкий орешек. Вероятно, вам известно, что Гитлер в своей книге “Майн кампф” уделил ей немало места? Кое-где перегнул палку, конечно, но, по существу, поразительная прозорливость. Когда Гитлер писал свою книгу, прошло всего несколько лет с того времени, как Италия аннексировала Южный Тироль. Пожалуйста, не поймите меня превратно: я далеко не во всем согласен с Гитлером!
Кюн улыбнулся. Молькхаммер оставался серьезным. Наступила пауза, во время которой Кюн торопливо оглянулся на своего напарника. Тот расплачивался с официантом.
— Сложная проблема, — продолжал Кюн. — Вы — итальянский подданный, возможно, вы даже государственный служащий и присягали на верность конституции. Однако вы к тому же и тиролец. Ваш родной язык — немецкий. Но вот происходят события, которые неожиданно приводят к расколу. Вы когда-нибудь задумывались над этим?
— Не ежедневно, но достаточно часто.
Кюн помолчал, глядя вслед удаляющемуся напарнику, и продолжал:
— Есть вещи, которые па первый взгляд не имеют ничего общего с политикой. Иной думает, что он только выполняет свой профессиональный долг, но его национальный инстинкт должен ему напомнить, что он к тому же еще и немец, не так ли?
— Голос крови, — насмешливо прокомментировал Молькхаммер.
— Называйте это как вам угодно.
— Видите ли, — заговорил Молькхаммер, — дело обстоит гораздо сложнее, чем вы думаете. Южный Тироль отошел к Италии в 1910 году в качестве платы за то, что Италия порвала с Тройственным союзом и, став на сторону Антанты, объявила войну Австро-Венгрии. Мой отец так и не примирился с этим, но я вырос в более умеренном климате. Сегодня Южный Тироль тысячами нитей связан с Италией, и я считаю Италию своим государством, так же как немцы в Эльзасе считают своим государством Францию. Или вам доводилось когда-нибудь слышать, что немцы в Швейцарии выражали желание присоединиться к Германии?
На одно мгновение Кюн заколебался, но взял себя в руки и наклонился вперед:
— Учитывая вашу профессию, вы волей-неволей оказались в довольно щекотливом положении. Хотя вы и не назвали своего имени, я тем не менее знаю, кто вы, и думаю, что придет время, когда мы кончим играть в прятки и перейдем к делу.
— Я сразу предположил нечто подобное, как только увидел в зеркале ваш “фольксваген”.
— Сразу видно специалиста, — улыбнулся Кюн. — Нашему брату дилетанту надо держать с вами ухо востро. Я бы хотел побеседовать о деле, которым вы в настоящее время занимаетесь.
— Кто вас послал?
— На эту тему предлагаю поговорить несколько позже. Начнем с главного: некоторые лица хотели бы узнать, что известно полиции об убийстве Новака. До сих пор я безуспешно апеллировал к вашему национальному чувству. Но неужели вы лишены даже профессионального честолюбия? Вначале вы ведете следствие один, затем вам подсовывают знаменитого Феллини. Неужели вас это не оскорбляет?
Молькхаммер внезапно поднялся, подошел к окну и, немного постояв, вернулся на место.
— Если вы не успели записать номер нашей машины, — ухмыльнулся Кюн, — то вы опоздали. Мой друг уже уехал. Но я бы предпочел, чтобы вы отбросили свою недоверчивость. Вы лично не имеете здесь никаких полномочий, а чтобы найти местных полицейских, потребуется немало времени. К тому же мы разговариваем без свидетелей. Итак, не согласились бы вы при выяснении обстоятельств убийства Новака работать не только на полицию, но и немного на меня? Дружище, ведь вы же все-таки немец!
— Жаль, что вы меня так и не поняли, — вздохнул Молькхаммер. — Я так старался объяснить вам свою точку зрения.
— Кое-что из другой оперы. Феллини влез в дело, которое должны были вести вы один. Неужели вы не хотите подставить ножку великому Феллини?
Молькхаммер сделал вид, что задумался.
— А что я буду от этого иметь? — помолчав, спросил он.
— Думаю, мы найдем общий язык. Во всяком случае, за деньгами дело не станет.
— Все зависит от цены.
— Хорошо. Я посоветуюсь. Только не пытайтесь шпионить за мной, это бессмысленно и небезопасно для вашей жизни. Уж если мы договорились о деле, оставим всякие глупости в стороне.
— Хорошо, — согласился Молькхаммер. — Корда вы дадите о себе знать?
— Возможно, я появлюсь сам или кто-нибудь передаст от меня привет. Возможно, вы получите письменное извещение.
— Зеленую записку?
— Почему бы и нет?
Поднимаясь, Кюн засмеялся. Молькхаммер посидел еще четверть часа, расплатился и сел в машину. Всю дорогу его мучила мысль: не сделал ли он ошибки? Нет, пожалуй, все-таки лучше было оставить дверь открытой, чем уйти с пустыми руками. Интересно, что скажет Феллини?
* * *
В Больцано у Феллини была условлена встреча с подполковником Сандрино. Феллини явился минута в минуту и попросил даму в приемной доложить о себе. Подполковник сразу пригласил его в кабинет.
Феллини давно отучился судить о человеке по его внешности, но подполковника военной контрразведки он все-таки представлял себе другим. Сандрино оказался толстым, лысым коротышкой, хотя ему, возможно, лишь недавно пошел пятый десяток. Но едва он заговорил, как Феллини почувствовал, что перед ним человек с большой силой воли.
— Я попросил лейтенанта Андреоло пересказать мне историю о вашем столкновении с ним, — чуть улыбаясь, начал Сандрино. — Андреоло исключительно талантливый молодой человек, способный лингвист, ловкий, энергичный, находчивый. Боюсь, что вскоре разведка заберет его от нас.
— Он оставил у меня самое хорошее впечатление, — сказал Феллини. — Хотя, конечно, — и тут Феллини постарался придать своему голосу юмористический оттенок, — он и был слишком сдержан в своих показаниях и в первые дни здорово спутал нам карты
— Что делать? — вздохнул Сандрино. — Военная контрразведка должна работать конспиративно. К тому же в настоящее время у нас и без того забот полон рот. Южнотирольские террористы готовят крупную диверсию.
Он подошел к настенной карте, па которой была изображена пограничная территория между Австрией и Италией в районе Альто Адидже
— Правда, большие участки границы в этом районе наглухо забаррикадированы скалами и льдом. Однако прыгуны, как называю (в народе террористов, тем не менее находят лазейки. Для здоровых парней из альпийских долин нет ничего увлекательнее, чем участвовать в этой маленькой войне Они отличные лыжники, скалолазы и стрелки. Стрельба у них — национальный вид спорта, в каждой деревне существует стрелковый кружок. Вот эти-то парни и переправляют в настоящее время через перевалы взрывчатку. Задержать их чрезвычайно трудно. Собственно, это даже не наша задача, а карабинеров. Мы лишь пытаемся время от времени выяснить, что делается по ту сторону границы.
— Вы знаете, какую роль в Бергизельбунде играет небезызвестный доктор Шмейдль? — спросил Феллини.
— В его особняке были организованы курсы по обращению со взрывчаткой, а также ее хранению и транспортировке.
— К Шмейдлю в Грац ездил Крёберс.
Сандрино кивнул головой. Однако он считал Крёберса не более чем кредитором Бергизельбунда. Но именно эта область являлась, по его мнению, наиболее труднодоступной для расследования.
Как Сандрино, так и Феллини придерживались правила никогда не тратить даже минуты на переливание из пустого в порожнее, как только тема разговора подходила к концу. Феллини еще намекнул, что было бы неплохо создать смешанную комиссию, однако не встретил особою энтузиазма, получив уклончивый ответ. На этом они расстались.
Полчаса спустя Феллини и Молькхаммер встретились в кафетерии.
— СИФАР по-прежнему не поднимает жалюзи и глядит сквозь щепку, — сказал Феллини. — Итак, все остается по-старому: мы возвращаемся в Вену.
* * *
По дороге в Вену Молькхаммер сменил Феллини у руля. Они ехали всю ночь, лишь иногда делая короткие остановки. Добравшись перед рассветом до города, криминалисты сняли номер в первой попавшейся гостинице и проспали до восьми утра. Затем они спустились в ресторан, позавтракали и разошлись, договорившись встретиться в ресторане к обеду. Феллини решил снова навестить Бекмессера.
— К сожалению, — поздоровавшись, начал Феллини, — я все еще не могу назвать имя убийцы вашего принципала. Может быть, у вас есть для меня новости?
Мет, покачал головой Бекмессер, он не заметил ничего особенного, что бы могло представить интерес для полиции. Шаг за шагом он выполняет ранее принятые обязательства, удовлетворяет, как может, кредиторов и пытается противостоять темпу ликвидации, чтобы не нанести ущерба фирме.