При выходе из этого Эдема мы увидели Мухаммеда и Абдуллу, оживленно беседующих с садовником. Едва тот заметил нас, как тотчас же приветствовал нас по-французски:
- Здравствуйте, друзья.
Эти два слова прозвучали как далекое и сладостное эхо нашей родины. Мы поторопились ответить ему на том же языке, но увы! Все познания бедного садовника ограничивались двумя словами. Это был казак, принимавший участие в 1814 году во взятии Парижа; тогда-то он и выучил несколько французских фраз, которые успел уже забыть, кроме двух торжественных слов, коими он нас и приветствовал; вернувшись в Россию, его господин, весьма набожный христианин-грек, отправил его в Синайский монастырь, где он и находится уже десяток лет.
Тем временем быстро опускалась ночь, мы вернулись через железные ворота, защищавшие монастырь с этой стороны от нападений арабов, и впервые за долгое время спали спокойно, не опасаясь ни змей, ни зловещих концертов шакалов и гиен.
На следующее утро мы встали чуть свет, нам предстояло подняться на гору Синай и посетить все святые места, связанные с именем Моисея.
И вот в сопровождении одного из святых отцов, пожелавшего послужить нам проводником, мы направились не к двери, а к окну и уселись, как и накануне, на перекладину; ворот стал медленно раскручиваться в обратную сторону, и через пять минут мы все четверо уже стояли внизу у стены. Веревка тотчас пришла в движение и, исчезнув в окне, вновь прервала всякую связь между монастырем и пустыней. Гора Хорив - сравнительно небольшая, но если смотреть на нее с равнины, то она закрывает собой вершину Синая. Мы двигались по неглубокому ущелью, выложенному большими прямоугольными плитами, их принесли сюда монахи; в прежние времена из этих плит была сооружена лестница, по которой поднимались на самую вершину святой горы. Сейчас эта лестница разрушена дождевыми потоками, низвергающимися сверху в ненастные дни, и камнями, время от времени падающими с горы в долину. Пройдя примерно треть пути и достигнув дороги, ведущей от горы Хорив на гору Синай, прямо на лестнице перед вамп возникает дверь в форме арки, а на ее каменном своде начертай крест; с ним связана легенда, почитаемая монахами. Согласно легенде, один еврей отправился из монастыря на гору Синай, но, когда он дошел до этого места, путь ему преградил железный крест, и, в какую бы сторону он ни пытался идти, крест упорно вырастал перед ним; испуганный этим чудом, еврей упал на колени, моля сопровождавшего его монаха окрестить его. Святая церемония состоялась здесь же; воду взяли из ущелья.
Это чудо породило обычай, ныне забытый. В былые времена монахи непременно молились у этой двери, а паломники, прежде чем двигаться дальше и попирать ногами гору, к которой Моисей осмелился приблизиться лишь босиком, исповедовались и получали отпущение грехов.
Вдоль дороги нам то и дело попадались змеи, исчезавшие в расселинах скал при нашем приближении, и большие зеленые ящерицы - они поднимались на лапки, опираясь на хвост, и рассматривали нас, проявляя скорее желание напасть, нежели спастись бегством. Эти пресмыкающиеся чрезвычайно уродливы: тело у них прозрачное, а на груди - два соска, как у сфинкса. Можно подумать, что это - одно из ныне исчезнувших допотопных животных. Впрочем, еще в монастыре нам посоветовали запастись палками, и мы последовали этому совету, поскольку укусы этих существ очень болезненны, а иной раз даже смертельны.
Вскоре мы достигли часовни, стоящей па утесе, где сорок дней жил пророк Илия. Она построена в греческом стиле - с квадратным алтарем в центре полукруглой части апсиды. Вокруг алтаря стоят каменные лавки, расположенные амфитеатром. Часовню украшают две или три иконы. Шагах в ста пятидесяти от часовни возвышается величественный кипарис - единственное дерево этой породы, уцелевшее в столь губительном климате. Три оливковых дерева, некогда росшие поблизости, засохли, но на их месте так ничего и не посадили. Отсюда, с небольшой площадки, словно созданной природой для отдыха, открываются вершина Синая и венчающие ее часовня и мечеть.
Мы продолжили восхождение, которое с каждым шагом становилось все труднее и труднее, и наконец достигли скалы, где Моисей, стоя над равниной Рефидима, простер руки к небу во время битвы Иисуса с Амаликом.
"И пришли Амаликитяне, и воевали с Израильтянами в Рефидиме.
Моисей сказал Иисусу: Выбери нам мужей, и пойди, сразись с Амаликитянами; завтра я стану на вершине холма, и жезл Божий будет в руке моей!
И сделал Иисус, как сказал ему Моисей, и пошел сразиться с Амаликитянами; а Моисей и Аарон и Ор взошли на вершину холма.
И когда Моисей поднимал руки свои, одолевал Израиль; а когда опускал руки свои, одолевал Амалик.
Но руки Моисеевы отяжелели; и тогда взяли камень и подложили под пего, и он сел на нем. Аарон же и Ор поддерживали руки его, один с одной, а другой с другой стороны. И были руки его подняты до захождения солнца.
И низложил Иисус Амалика и народ его острием меча" 13.
И вот наконец после пятичасового тяжелого восхождения мы достигли вершин Сипая и замерли на мгновение от великолепия открывшейся перед нами панорамы, от которой веяло библейскими образами, исполненными величия и поэзии, хотя с той поры уже минуло три тысячелетия.
Чистый, прозрачный горный воздух делал отчетливыми даже самые далекие предметы. На юге, напротив нас, протянулась стрелка полуострова, заканчивающегося мысом Рас-Мухаммед, растворяющимся в море, где над гладью вод возникали белые, словно туман, Пиратские острова; справа - горы Африки, слева - равнины Пустынной Аравии; под ногами у нас лежала равнина Рефиднма, а вокруг, у подножия возвышающегося исполина, нагромождение скал, издали напоминающее гранитное море с застывшими волнами.
Вдоволь налюбовавшись этим грандиозным зрелищем, мы стали рассматривать все подробнее. На этой вершине состоялся разговор между Моисеем и богом, после которого законодатель спустился к своему народу с двумя лучами света над челом.
"Моисей взошел к Богу на гору, и воззвал к нему Господь с горы, говоря: так скажи дому Иаковлеву и возвести сынам Израилевым:
Вы видели, что Я сделал Египтянам, и как Я носил вас как бы на орлиных крыльях, и принес вас к Себе.
Итак, если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим уделом из всех народов: ибо Моя вся земля;
А вы будете у Меня царством священников и народом святым. Вот слова, которые ты скажешь сынам Израилевым.
И говорил Господь с Моисеем лицем к лицу, как бы говорил кто с другом своим;..
Моисей сказал: Итак, если я приобрел благоволение в очах Твоих, то молю: открой мне путь Твой, дабы я познал Тебя;., покажи мне славу Твою.
И сказал Господь: Лица Моего не можно тебе увидеть; потому что человек не может увидеть Меня и остаться в живых.
И сказал Господь: Вот место у Меня: стань на этой скале;
Когда же будет проходить слава Моя, Я поставлю тебя в расселине скалы, и покрою тебя рукою Моею, доколе не пройду.
И когда сниму руку Мою, ты увидишь меня сзади, а лице Мое не будет видимо.
Когда сходил Моисей с горы Сипая, и две скрижали откровения были в руке у Моисея при сошествии его с горы, то Моисей не знал, что лицо его стало сиять лучами от того, что Бог говорил с ним…" 14
Мы прочли эти строки из Библии под тем самым сводом, где скрывался Моисей, когда наконец господь предстал пред ним во всем своем могуществе; и ужас его был так велик, что Моисей содрогнулся всем телом и на камне остался след от его головы - монах показал нам его.
Мусульмане, ревниво относящиеся к этой легенде, сколь бы апокрифичной она ни была, решили противопоставить ей свою легенду, а чуду - чудо. В двадцати шагах от камня Моисея вам покажут скалу Мухаммеда: пророк взошел на святую гору, и, когда стал спускаться с нее, его верблюд оставил отпечаток ноги па гранитной плите. Итак, эти две религии неизменно переплетаются: они слишком могущественны, чтобы истребить одна другую, но не настолько, чтобы не испытывать чувства зависти друг к другу.
Доказательство тому - часовня и мечеть, стоящие друг против друга. Обе они в развалинах, но ни христианам, ни арабам не приходит в голову мысль восстановить их. Однако ясно, что из-за реликвий, которые в них содержатся, приверженцы обеих религий не забывают эти храмы и приходят сюда поклониться: одни - божьему сыну, другие - пророку Аллаха. Создание часовни приписывают святой Елене, но архитектура здания указывает на более позднее время.
Между тем подъем на гору пробудил у нас зверский аппетит. По мере того как мы поднимались, изнурительная жара становилась все мягче, как у нас в Провансе, а затем сменилась свежестью, напоминающей климат наших северных провинций. К счастью, достопотченнейший священнослужитель предусмотрел здоровую реакцию организма и захватил с собой провизию, он быстро разложил ее перед нами, а мы столь же быстро с ней расправились.
Поднявшись на ноги, я обнаружил, что на камне, к которому я прислонялся спиной во время обеда, ножом выцарапано имя мисс Беннет. Возможно, это первая и единственная европейская женщина, посетившая Синай и поднявшаяся на его вершину.
Мы спустились с горы по западному склону, покрытому манной 15 - одним из богатств Синая. Монахи собирают и продают ее. Говорят, что по качеству она превосходит египетскую и сицилийскую.
Как только мы вернулись в жаркую местность, то вновь увидели большеголовых ящериц и змей, собравшихся по обеим сторонам дороги; они с удивлением взирали на назойливых посетителей, осмелившихся потревожить их покой и сон. Впрочем, мы двигались крайне осторожно, поскольку дорога местами была труднопроходимой, а растения достигали колен. Так как мы шли босиком, то, прежде чем сделать шаг, ощупывали землю палками, изгоняя всякую нечисть, устроившую здесь себе жилье. Тем не менее это не мешало господину Тейлору пополнять редкими растениями свой гербарий, который впоследствии он передал в Ботанический сад Монпелье.
У подножия Синая, в небольшой долине, отделяющей его от горы Святой Екатерины, мы увидели скалу, откуда Моисей извлек воду.
"И двинулось все общество сынов Израилевых из пустыни Син в путь свой, по повелению Господню; и расположилось станом в Рефидиме, и не было воды пить народу.
И укорял парод Моисея, и говорили: дайте нам воды пить. И сказал им Моисей: что вы укоряете меня? что искушаете Господа? И жаждал там народ воды, п роптал народ па Моисея, говоря: зачем ты вывел нас из Египта, уморить жаждою нас и детей наших и стада наши?
Моисей возопил к Господу и сказал: что мне делать с народом сим? еще немного, и побьют меня камнями.
И сказал Господь Моисею: пройди перед народом, и возьми с собою некоторых из старейшин Израильских, и жезл твой, которым ты ударил по воде, возьми в руку твою и пойди;
Вот, я стану пред тобою там на скале в Хориве; и ты ударишь в скалу, и пойдет из нее вода, п будет пить народ. И сделал так Моисей в глазах старейшин Израильских.
И нарек месту тому имя: Масса и Мерива 16, по причине укорения сынов Израилевых и потому, что они искушали Господа, говоря: есть ли Господь среди нас, или нет?" 17.
Скала, по которой ударил Моисей своим жезлом и откуда хлынула чудесная вода, представляет собой гранитную глыбу высотой около двенадцати футов, она имеет форму пятиугольной призмы, положенной на одну из граней.
Своеобразные перпендикулярные желобки на ней словно оставлены водяными потоками, тогда как пять отверстий, проделанных одно над другим, олицетворяют чудесные уста, коими бог когда-то отвечал своему пароду.
Кажется, что скала Хорива, как нарек ее господь, отделилась от основной горы в результате землетрясения и, наверное, упала бы на дно долины, если бы плато, на котором она стоит, не приостановило бы ее падения. Можно легко обойти вокруг нее, поскольку она стоит особняком.
В нескольких шагах от скалы воздвигли часовню п посадили сад, перенеся сюда из монастыря излишки благодатной земли. К часовне часто приходит кто-нибудь из монахов или служителей, чтобы вкусить прелести деревенской жизни.
Часовня довольно бедна; от засушливого климата потрескались стены; внутри развешаны небольшие современные греческие иконы, более старые восходят к XVI веку; эти иконы донесли до пас тот прекрасный образ, который живописцы и мастера мозаики Византии придали лику Христа.
Мы вышли из часовни на скале и двинулись по дороге, идущей вдоль подножия горы по направлению к ее восточному склону. Монах показал нам то место, где израильтяне поклонялись золотому тельцу и где Моисей, спустившись с горы, разбил скрижали откровения.
Доселе я никогда не осознавал, какую власть имеют над нами легенды. У кого хватило бы мужества переносить этот палящий зной, карабкаться по кручам, углубляться в выжженные солнцем долины, где вместо прохладных рек вас ждут ослепляющий свет и изнурительная жара, кто бы решился па все это, если бы не знал, что в награду он попадет туда, где некогда свершились великие события и где можно отдаться во власть грез?
Новый мир, покрытый глянцем, не имеющий ни предков, ни воспоминаний, отдан во власть торговцев; старый мир с его гранитными иероглифами и библейскими памятниками - царство поэтов.
Вернувшись в монастырь па исходе этого утомительного дня, мы встретили у святых отцов тот же любезный и почтительный прием. После ужина они принесли альбом, где каждый побывавший здесь путешественник должен оставить свою подпись. Последними французами, которым оказали гостеприимство в монастыре, были граф Александр де Ляборд и его сын виконт Леон де Ляборд 18. Несколькими месяцами ранее в безмолвии бескрайней пустыни мы могли бы встретиться со своими давними знакомыми по тесному парижскому мирку.
Леон де Ляборд, позднее опубликовавший великолепный труд по Каменистой Аравии19, в ту пору проводил свои научные изыскания где-то в долинах Синайского полуострова.
Нужно самому совершить путешествие в этом жарком климате, где все физические силы человека растрачиваются лишь на борьбу с солнцем, чтобы понять, какое мужество и какая преданность науке заключены в подобном труде. Руины Петры, которые он зарисовал первым, его карта Каменистой Аравии, самая подробная из существующих,- подлинные памятники человеческой воле. Представьте себе, что значит помимо двенадцати часов езды на верблюде раз пятьдесят спуститься с высокого седла, чтобы тщательно осмотреть гору или определить направление магнитной стрелки на каждом изгибе долины. Дромадер, разлученный с собратьями по каравану, приходит в ярость и не желает становиться на колени; и тогда между человеком и животным завязывается борьба, где победа достается человеку лишь ценой неимоверных, изнуряющих усилий. Итак, помимо научной ценности такие труды, нашедшие сегодня признание у ученых и читателей, имеют и другое достоинство, более важное для всех нас,- самоотверженность их автора, обрекшего себя на трехлетнее одиночество вдали от соотечественников, на всевозможные опасности и лишения только для того, чтобы наука - самая неблагодарная и самая холодная из возлюбленных - могла сделать еще один шаг на пути к совершенству.
Все мы бесконечно сожалели о том, что во время путешествия не смогли увидеть своего юного соотечественника; и, хотя сам он находился от нас далеко, мы очень часто думали и говорили о нем.
Кстати, весьма любопытно было посмотреть, каково же численное соотношение путешественников из разных уголков мира, попадающих на Синай: среди записавшихся в альбоме встретились только один американец, двадцать два француза и три или четыре тысячи англичан, среди которых, как я уже говорил, одна женщина.
На следующий день нам сообщили, что один из наших арабов желает поговорить с нами. Я бросился к окну и узнал своего друга Бешару; он явился за распоряжениями относительно отъезда. Мы назначили его на пятый день; уточнив день отъезда, Бешара отправился к своему племени.
Оставшиеся четыре дня были заняты зарисовками, наблюдениями и беседами; все помещения монастыря, его окрестности и связанные с ним легенды я запечатлел в виде набросков и записей в своем путевом альбоме. Эти четыре дня, по-моему, были самыми насыщенными и самыми счастливыми в моей жизни; только раз вкусив прелесть созерцательного существования на Востоке, можно понять тот душевный порыв, который заставляет людей бежать от общества к отшельнической жизни. Того, кто посетил Фиваиду и Аравию, аскетизм отцов-пустынников, по-прежнему величественных, поражает куда меньше.