Наконец, тронулись. Через некоторое время трасса уже идёт по дну ущелья. Справа — река. Ущелье имеет вертикальные каменные стены, наверху видно — растёт какая-то зелень. Всё время спускаемся вниз. Наконец, ущелье раздвинулось в небольшую долину, где стоит очередная воинская часть.
— Всё, приехали. Вам дальше туда, — показывает водитель, мы благодарим, прощаемся и вылезаем в окружающий мир. Солнечный свет (в ущелье было хмуро), бурлит по камням небольшая речка. Автобусная остановка советских времён. Яблони с кислыми мелкими яблочками. Несколько домиков — застава.
В отдалённом горном ущелье, на границе Карабаха, где-то между Зодом и Кельбаджаром, в воинской части, устроенной в бывшей азербайджанской деревне, 35 человек проводят долгие дни своей воинской службы.
День за днём — всё одинаково, только изредка поймают каких-нибудь азербайджанских «шпионов» (тоже солдатиков, из другой воинской части, заблудившихся в горах), или, ещё реже, может быть один раз за всю воинскую жизнь, заглянут московские мудрецы-автостопщики.
Шпионов сегодня не было. Поскольку машин тоже не было, мудрецы застряли и сделались объектом самого пристального внимания. Вскоре пол-заставы скопились, рассматривая нас. Это были молодые (лет 18–19), довольно грязные, весёлые и любопытные ребята, в плотных пятнистых куртках на голое тело, русский язык не все постигающие. Один — старший, офицер, лет тридцати, высокий мужчина с усиками, тоже в зелёной форме, выглядел более солидно и строго. Вскоре нас позвали обедать.
Столовая — бывший азербайджанский каменный дом. Пустые глазницы окон, прикрытые мутными очками полиэтиленовых пакетов, пропускали незначительную часть солнечного света. Вместо снесённой крыши — несколько досок, на них положен рубероид. Деревянные лавки, разной высоты, столы. На обед — овощной суп, хлеб, чай.
Насколько я запомнил, в Армении все молодые люди должны отслужить в армии, даже студенты. Служба — два года. Освобождение могут получить те, кто отправляются в этот же Карабах, например, учителями. Многие взрослые тоже идут на войну — добровольцами.
— Ну как, хорошо? — спросили нас, когда мы поели и, выйдя во двор в/ч, оглядывались по сторонам.
— Хорошо, красиво!
Машин нет, солнце, зелёные горы.
— Хотели бы остаться здесь служить?
— Нет, дома лучше, — отвечали мы, выбираясь обратно на трассу.
— Я хочу сделать так, что вы здесь заночуете! — признался один из солдат.
— Если не будет машин, останемся, а будет машина — уедем.
Нам пояснили, что дорога, ведущая направо, идёт в Кельбаджар, а дорога, ведущая налево — в Мартакерт. Мы же, имея при себе «Атлас автодорог», представляли себе иначе: сначала дорога из Зода проходит через Кельбаджар, а потом эта же дорога — в Мартакерт. Но военные утверждали, что Кельбаджар и Мартакерт — в разные стороны.
«Поступим по-мудрейшему: будем стопить до развилки. Если кто поедет в Кельбаджар, поедем туда; в Мартакерт — поедем туда,» — решили мы. Развилку с самого утра караулил другой стопствующий — офицер этой заставы, уже упомянутый выше, старающийся уехать в Мартакерт с какою-то женщиною.
«Ну, если и офицер заставы не уехал с утра, — машины на Мартакерт редки,» — подумали мы, и, угощаясь дикими яблочками, ожидали машину ещё долгое время.
Следующий транспорт провёз нас километра два в сторону Мартакерта — до очередной заставы. Это тоже был военный грузовик, с военными номерами. (Эти номера, с армянскими буквами, можно встретить только в Армении — гражданские армянские номера имеют латинские буквы.) Очередная застава в ложбине на берегу мелкой горной речки представляла собой будку три на четыре метра и шлагбаум. В будке находилось трое вооружённых мужиков и множество мух.
— Какой нации? Куда едем?
— Из Москвы, путешественники, едем в Карабах.
— А на хрена вам Карабах?
Я объяснил: путешественники, ездим по Армении, интересные места. Претензий к нам не имелось, и мы сели возле будки на свои рюкзаки — ожидать следующую машину.
Неподалёку шумела речка. Вода была мутна. Мы набрали воды и посыпали в неё немного марганцовки. Получилась удивительная дрянь — видимо, марганцовки переборщили.
Пустынные трассы и долгое ожидание машин — хороший повод для разговоров. Я предложил Олегу обсудить существование Бога. Дело в том, что я верю в Бога, а Олег — нет. Такого рода разговоры редко приводят людей к какому-нибудь единому мнению, но мы общались об этом достаточно долго, пока Бог (или, скажем так, случай) не послал нам столь долго ожидаемый нами транспорт.
Микроавтобус в сторону Мартакерта — набит доверху людьми. Мы влезли с трудом. Едем! В какой-то деревне остановка, одному человеку надо выходить. Он вылазит через вентиляционное отверстие на крышу автобуса, оттуда спрыгивает на землю, а оставшиеся в салоне пассажиры через окно выталкивают его вещи. Вытолкали, едем дальше.
— А вон памятник, — показывают нам пассажиры стоящий на обочине подбитый танк. На танке — букет высохших цветов. — Пять человек погибли.
Через пару минут проезжаем другой танк, тоже подбитый, обгоревший, но без цветов. Это — азербайджанский. Не памятник. А внешне — абсолютно такой же. Ещё через несколько минут:
— А вот ещё один памятник, — третий танк.
Грузовичок из-под сена — едем в кузове ещё два километра. Движение локальное, как на горных серпантинах Ахалкалакского шоссе. В этот раз на Кавказе мы в кузовах наездились больше, чем за всю свою предшествующую жизнь.
По дороге — источник. Набираем воды. Тут же у источника — белые «Жигули», два человека, один — с пистолетом на поясе, тоже набирают воды. «Документы! Куда едем!». В Мартакерт едем, путешественники, из Москвы. Нет проблем. Люди с пистолетом уехали на своей машине, мы — ещё на пару километров в кузове грузовика.
— Хотите к нам, переночуем? — предлагают водители (уже вечер). Мы вежливо отнекиваемся.
Пыльная дорога. Прошли пешком какую-то деревню. Одни дома целые, другие разрушены. Остатки какого-то лозунга. На улицу выставлен шланг, течёт вода. Набираем воду. Людей не видно. Прошли село — вдоль дороги заросли ежевики, справа зелёные горы, слева река, уже довольно широкая. Ждём машину. Собираем ежевику. Затолкали её в торпеду, перемешали с сахарным песком и овсянкой. Получилась сладкая, калорийная, невкусная пища. Поедаем её. Транспорта не видно. Вечереет. Разговор о Боге, жизни, смерти и прочих явлениях продолжился.
Но вот — удача: ещё один местный автобус. Водитель — частник. Русский. Можно сказать, новый русский: свой автобус. Впрочем, автобус довольно потрёпаный. Новый карабахский русский. Он везёт нас вдоль длинного озера-водохранилища, заезжает с дороги в находящиеся выше, в горах, сёла… Многие дома разрушены. Пыль кругом, неустроенность какая-то. Плакатики: «1 сентября — все на выборы президента НКР!» Вообще русский язык в Карабахе более распространён, чем в остальной Армении. Автобус едет медленно, дорога плохая, встречного транспорта нет.
Наконец, мы достигаем села на развилке Степанакерт—Мартакерт. Указателей нет, проверить-спросить тоже не у кого. Наверное, эта развилка. А может, и нет. Уедем отсюда хоть куда-нибудь.
Решили не уходить за село: здесь мы, как и в случае с воинской частью, будем стопить любую машину, будь она на Мартакерт или на Степанакерт. Если же мы пройдём развилку, мы тем самым сделаем выбор — куда мы хотим поехать, и этот выбор может стать неправильным. Например, уйдём по одной из дорог, а машин на ней не будет. Так мы и остались на развилке, настали сумерки.
— Пойдём ночевать к местным жителям! — предлагал Олег. — Вчера так легко вписались, а ты не хотел! Вон дом, мужик советовал туда обратиться переночевать!
Действительно, неподалёку стоял двухэтажный дом, русский водитель назвал его «сельсовет» и сказал, что если мы не уедем, можем переночевать там. Но выглядел дом сей не очень гостеприимно, лаяли собаки, окна были потушены.
— Нечего людям проблемы устраивать! Пошли, в палатке переночуем! — и мы отошли от дороги и поставили палатку на диком поле. Рядом с дорогой
(чуть-чуть мы поднялись вверх) росли травянистые растения, уже высохшие, жёлтые, высотой по колено. Видовую принадлежность растений я не установил. Поставили палатку на этом поле. Люди нас не беспокоили.
В 6.15 утра мы уже на трассе. Стоять на развилке — неблагодарное занятие. Думаешь, что машина пойдёт направо, подготовился её стопить, а она налево. Или наоборот. Упустили «Камаз» в сторону Мартакерта. Как рассвело, местные жители — четверо крестьянского вида мужиков средних лет — скопились на этом же повороте, где стояли и мы, желая уехать куда-либо, и своими разговорами и вопросами «Коконаци?» отвлекали нас от приманивания машин (которых, впрочем, не было видно).
Наконец, некий старый «ИЖ-каблучок» с тремя человеками в кабине взял ещё шестерых в свою маленькую и тёмную гробницу-кузов. Для полноты ощущений некоторые пассажиры сразу же закурили. Машина шла в Мартакерт!
Нагорный Карабах в августе 1997 года
Во времена СССР Нагорно-Карабахская автономная область, населённая в большинстве своём армянами, административно подчинялась Баку.
Спустя много лет, в 1990-91 годах, когда Советский Союз затрещал по швам и в конце концов рассыпался, между Арменией и Азербайджаном началась война, которая, то затихая, то активизируясь, длится до сих пор. Кто кого притеснял в Советском Карабахе — судить не мне, но армяне в один голос утверждают, что азербайджанцы притесняли их. На сегодняшний день армяне вытеснили азербайджанцев не только из Карабаха, но и из некоторых соседних районов.
Сейчас Нагорный Карабах — чрезвычайно засолдаченная местность. Половина из всех встреченных нами людей были солдатами в разных проявлениях (зелёные пятнистые обыкновенные; ВАИшники; военные и гэбисты без специальной формы; военные водители).
Города и сёла Карабаха разрушены. Единственный город, который восстановлен, — столица, Степанакерт. Многие жители Карабаха стали беженцами: азербайджанцы в Азербайджан, армяне — в Армению. В Мартакерте из пятнадцати тысяч жителей осталось три тысячи. Пустые, пыльные улицы, почти нет ни людей, ни машин. В руинах города Шуша, Агдам, Лачин…
Нагорный Карабах не считает себя частью Армении. Сейчас это вполне самостоятельное армянское государство. Хотя деньги и паспорта армянские, но почтовые марки уже свои, карабахские, и президент свой, карабахский, и на новых картах Армении, изданных в Ереване, заголовок гласит:
АРМЕНИЯ и НАГОРНО-КАРАБАХСКАЯ РЕСПУБЛИКА
Интересно, что «исторически армянские» (или случайно подпавшие под горячую руку и завоёванные) Кельбаджар, Лачин, Агдам, Физули и другие райцентры даже на новых армянских картах отмечены как азербайджанские. Ни одной карты с текущим положением фронта в Армении мы не видели.
Итак, через полтора-два часа, пропылённые и прокуренные, мы вылезаем из ящика-кузова «каблучка» на городской площади в центре Мартакерта…
Многочисленные развалины. Мёртвое, заржавленное «Колесо обозрения».
Редкие жилые дома. В других домах — трава по пояс, цветы, торчащие из пустых окон. В центре города — памятник солдатам Отечественной войны, заросший и облупившийся. Рынок — куча арбузов. Цены втрое выше, чем в Араратской долине. Источник-фонтан, люди с вёдрами, бидонами и флягами. Почтамт — тоже пострадавшее от войны, облупленное здание. Письмо в Москву отправить можно, но сколько будет идти, никто не знает. Солдаты разъезжают в кузовах редких грузовиков.
Купили арбуз. Позавтракали. Неуютно как-то. Поехали в Агдам.
Все машины в Карабахе — старые советские. Номера, как правило, тоже старые, с буковками «НК», или армянские военные, с армянскими буквами. Ни одной импортной машины в Карабахе я не видел.
Когда мы шли по городу в сторону Агдама, нас предложил подвезти армянин с длинным носом лет сорока на старой легковой машине.
— Русские? из Москвы? — удивился он. — Давно русских не видел, все уехали отсюда, только двое во всём городе остались: моя жена и ещё одна женщина.
На посту ВАИ на выезде из города водитель высадил нас, развернулся и поехал обратно в Мартакерт, радуясь необычайной встрече: русские! туристы! в Мартакерте!
От Мартакерта до поворота на Агдам мы доехали в кузове, ароматном от навоза. Видимо, в этом грузовике недавно перевозили коров.
Агдам решили не посещать, и вскоре нас подобрала другая машина — «уазик» с двумя карабахскими офицерами.
— А вы не шпионы? Документы можно? — удивились они. Всю дорогу офицеры были обеспокоены и говорили о том, что нехорошо оказаться шпионом. Я так и не понял, всерьёз или нет.
Наконец мы прибыли в столицу Нагорно-Карабахской республики, город Степанакерт.
Когда мы сидели на площади в центре Степанакерта, к нам подсела обиженная временем старуха.
— Горбачёв, окаянный, весь мир перевернул! — огорчалась она.
Как выяснилось, бабка много лет работала заведующей магазином. Теперь она получала пенсию 3000 драм (6 долларов) и торговала семечками на городской площади.
Машина с трафаретной надписью:
«МИНЫ! БОМБЫ! НЕ ТРОГАТЬ!»
В Тбилиси мы когда-то встретили машину с точно такой же трафаретной надписью. Тогда я подумал: наверное, «антиугонная надпись»: захочет кто-нибудь вскрыть или угнать машину, прочтёт: мины-бомбы, испугается. Ну а здесь, возможно, и всерьёз?
Проходя мимо почты, мы решили отправить в Москву по письму. Письмо в Москву, как и открытка, здесь стоит 170 драм (из Еревана столько же). Марки же оказались свои, независимые, с надписью по-армянски и по-английски: «Republic of Mountainous Karabakh». Насчёт сроков доставки нам сказали, что каждую неделю, по пятницам, почта отвозится в Ереван. Мы отправили свои послания — они дошли до Москвы за 16 дней.