— Сэр Джеймс.
— Помолчите! — одернул Хэклетта Элмонт. — Кроме того, у меня имеется и вторая обязанность: развивать хозяйство Ямайки. При дворе модно предлагать, чтобы мы поощряли здесь возделывание земли и разведение домашнего скота. Однако же за последние два года к нам не прислали ни одного земледельца. Здешняя почва солоновата и неплодородна. Местные жители настроены враждебно. Как же мне в таком случае развивать колонию, приумножать ее богатство и населенность? Путем коммерции. Каперские налеты на испанские корабли и поселения предоставляют нам золото и товары для процветающей торговли. В конечном итоге это обогащает королевскую казну. Согласно поступающим ко мне сведениям, этот факт не вызывает у его величества ни малейшего неудовольствия.
— Сэр Джеймс.
— В заключение отмечу, что у меня имеется еще и негласная обязанность, состоящая в том, чтобы отнять у двора Филиппа Четвертого как можно больше богатств. Эту цель его величество тоже считает достойной — частным образом, разумеется. Особенно потому, что значительная часть золота, не попавшего в Кадис, объявляется в Лондоне. Поэтому каперство открыто поощряется. Но никак не пиратство, мистер Хэклетт. Это не придирка к словам.
— Но, сэр Джеймс.
— Трудности колонии обсуждению не подлежат, — отрезал Элмонт, снова сел за стол и вернул ногу на подушку. — Вы можете на досуге поразмыслить над тем, что я вам рассказал. Не забудьте, что я говорю, опираясь на опыт, который нельзя не учитывать. Я приглашаю вас отужинать сегодня со мною, вместе с капитаном Мор гоном. Ну а пока что у вас достаточно своих хлопот. Я знаю, что вам ведь надо устроиться в новом жилище.
Беседа явно подошла к концу. Хэклетт с женой встали. Секретарь холодно поклонился.
— Всего хорошего, сэр Джеймс.
— Всего хорошего, мистер и миссис Хэклетт.
Супруги отбыли. Помощник губернатора закрыл за ними дверь. Элмонт потер глаза.
— Боже милостивый, — только и сказал он, покачав головой.
— Не желаете ли отдохнуть, ваше превосходительство? — спросил Джон.
— Желаю, — отозвался Элмонт.
Он встал из-за стола и отправился в свои покои.
По пути, проходя мимо одной из комнат, Элмонт услышал плеск воды, женское хихиканье и вопросительно взглянул на Джона.
— Они моют ту вашу служанку, — пояснил тот.
— А-а.
— Вы желаете осмотреть ее попозже?
— Да, именно так, — согласился Элмонт и посмотрел на Джона с мимолетным удивлением.
Обвинение в колдовстве явно пугало шотландца. Губернатор подумал, что страхи простонародья столь же крепки, сколь и глупы.
Глава 5
Энни Шарп нежилась в теплой воде ванны и слушала болтовню дородной негритянки, сновавшей по комнате. Энни едва-едва разбирала речь толстухи. Та вроде как говорила по-английски, но ее мелодичный странный выговор звучал очень непривычно. Она вещала что-то насчет того, что губернатор Элмонт — очень добрый человек. Но Энни Шарп не волновалась по этому поводу. Она еще в нежном возрасте научилась обращаться с мужчинами.
Девушка закрыла глаза, и певучая речь негритянки сменилась в ее сознании звоном церковных колоколов. В Лондоне Энни начала ненавидеть этот монотонный, непрестанный звук.
Она была младшей из трех детей в семье, дочерью отставного матроса из Уоппинга, занявшегося изготовлением парусов. Когда в канун рождественских праздников разразилась чума, двое старших братьев Энни пошли работать сторожами. Обязанности парней заключались в том, чтобы стоять у дверей домов, куда проникла болезнь, и следить, чтобы их обитатели не выходили наружу ни по какой причине. Энни работала сиделкой в нескольких богатых семействах.
Теперь, по прошествии нескольких месяцев, ужасы того времени смешались в ее памяти. Церковные колокола звонили денно и нощно. Кладбища быстро переполнились. Вскоре никто уже не рыл отдельных могил. Тела сваливали во множестве в глубокие рвы и поспешно засыпали известью и землей. Повозки, заваленные трупами, тащились по улицам. Могильщик останавливался у каждого жилища и выкрикивал: «Выносите ваших мертвых!» Повсюду пахло тленом.
А еще кругом царил страх. Энни помнила, как какой-то мужчина рухнул замертво посреди улицы. На боку у него висел кошель, туго набитый монетами. Люди во множестве шли мимо трупа, но никто не посмел подобрать мешочек. Позднее труп увезли прочь. Кошель так и остался висеть на нем.
На всех рынках бакалейщики и мясники держали на прилавках миски с уксусом. Покупатели бросали в него монеты. Ни единого гроша не переходило из рук в руки. Все старались платить под расчет, без сдачи.
Амулеты, талисманы, зелья и наговоры пользовались большим спросом. Энни тоже купила медальон с какими-то вонючими травами, про которые говорили, что они отвращают чуму, и носила его, не снимая.
Все же смерть не отступала. Старший из братьев Энни подхватил чуму. Однажды сестра увидела его на улице. Шея у него распухла, а десны кровоточили. Больше девушка никогда с ним не встречалась и полагала, что он умер.
Второго ее брата постигла судьба, обычная для сторожа. Однажды ночью обитатели дома, который он тогда караулил, обезумели под воздействием болезни, вырвались наружу и при побеге убили брата. Энни об этом лишь слыхала. Брата она так и не увидела.
В конце концов девушка тоже оказалась заперта в доме, принадлежащем фамилии Сьюэллов. Она работала сиделкой при матери главы семейства, когда у мистера Сьюэлла появились бубоны. Дом подвергли карантину. Энни ухаживала за больными, как уж могла. Но Сьюэллы все умерли, один за другим. Тела увезли на труповозках. Наконец Энни осталась одна во всем доме и каким-то чудом так и не заболела.
Тогда-то она украла несколько золотых украшений и монет, которые сумела разыскать, и сбежала через окно второго этажа, пробравшись под покровом ночи по лондонским крышам. На следующее утро ее поймал констебль и потребовал объяснений, откуда это у молоденькой девушки столько золота. Ценности он забрал, а ее засадил в Брайдвел.
Там Энни томилась несколько недель, пока она не попалась на глаза лорду Эмбриттону, который, движимый интересами общества, совершал обход тюрьмы. Энни давно усвоила, что джентльмены находят ее внешность приятной. Лорд Эмбриттон не был исключением. Он устроил так, чтобы Энни провели в его карету, и после некоторых развлечений, весьма любимых им, пообещал, что ее отправят в Новый Свет.
Вскоре Энни очутилась в Плимуте, а потом — на борту «Годспида». Во время плавания капитан Мортон, мужчина молодой и энергичный, также привязался к ней. В своей каюте он угощал ее мясом и другими лакомствами, поэтому Энни рада была свести с ним знакомство, чем и занималась почти каждую ночь.
Теперь же она очутилась здесь, в этом новом для нее месте, где все было странным и незнакомым. Но девушка не боялась, ибо была уверена в том, что понравится губернатору, как до того другим джентльменам. Он обязательно о ней позаботится.
Когда купание завершилось, Энни надела хлопчатобумажную блузу и платье из крашеной шерсти. Это был лучший ее наряд за последние три месяца, и девушке было приятно чувствовать прикосновение ткани к коже. Негритянка открыла дверь и жестом велела Энни следовать за ней.
— Куда мы идем?
— К губернатору.
Энни прошла следом за толстухой по большому, широкому коридору. Полы здесь были деревянные, но шершавые, не отполированные. Энни прямо удивилась: как это столь важный человек живет в таком неухоженном доме? У многих обычных джентльменов в Лондоне жилье было куда лучше этого.
Негритянка постучала в дверь. Ей отворил шотландец, искоса посмотревший на Энни. Девушка увидела, что комната эта — спальня. Губернатор в ночной сорочке стоял у постели и зевал.
Шотландец кивком велел ей входить.
— А! — произнес губернатор. — Госпожа Шарп! Должен сказать, что омовение пошло на пользу вашей внешности.
Энни не очень поняла, что губернатор имел в виду, но раз он был доволен, то и она радовалась.
Девушка сделала реверанс, как учила ее мать.
— Ричардс, вы можете идти.
Шотландец кивнул, вышел и прикрыл за собою дверь. Энни с губернатором остались одни. Девушка посмотрела ему в глаза.
— Не бойся, милая, — добродушно произнес тот. — Тебе нечего бояться. Подойди-ка к окну, Энни. Тут лучше видно.
Девушка повиновалась.
Губернатор несколько мгновений молча смотрел на нее, потом спросил:
— Тебе известно, что суд обвинил тебя в колдовстве?
— Да, сэр. Но это неправда, сэр.
— Я ни капли не сомневаюсь в том, что это неправда. Энни. Но в бумагах сказано, что ты носишь на себе печать дьявола.
— Сэр, я не имела никаких дел с нечистым! — воскликнула Энни, впервые заволновавшись. — Клянусь вам!
— Я тебе верю, Энни, — заявил Элмонт и улыбнулся ей. — Но мой долг требует засвидетельствовать отсутствие печати.
— Сэр, я клянусь!
— Я тебе верю, — повторил губернатор. — Но ты должна снять одежду.
— Сейчас, сэр?
— Да.
Девушка с легким сомнением оглядела комнату.
— Ты можешь положить одежду на кровать, Энни.
— Да, сэр.
Пока она раздевалась, сэр Джеймс наблюдал за ней. Энни заметила, как изменился его взгляд. Она больше не боялась. Воздух был теплый. Она вполне уютно чувствовала себя и без одежды.
— Ты — премилое дитя, Энни.
— Спасибо, сэр.
Она стояла нагая.
Губернатор задержался, чтобы надеть очки, потом подошел поближе и взглянул на ее плечи.
— Теперь медленно повернись.
Энни повернулась. Губернатор осмотрел ее тело.
— Подними руки над головой. Печать обычно находится под мышками, на груди или на гениталиях. — Он опять улыбнулся девушке. — Ты не понимаешь, о чем я говорю, да?
Энни покачала головой.
— Ляг на кровать.
Девушка легла.
— Теперь мы завершим осмотр, — серьезно произнес губернатор.
Потом его пальцы оказались у нее в волосах. Он принялся осматривать ее кожу, и нос Элмонта оказался в нескольких дюймах от ее щелки. Энни боялась оскорбить губернатора, но ей сделалось смешно и щекотно, поэтому она рассмеялась.
На мгновение губернатор уставился на нее с гневом, потом тоже расхохотался и принялся снимать с себя одежду. Он взял ее, так и не сняв очки, оправа которых давила Энни на ухо. Девушка позволила ему сделать все, чего он хотел. Длилось это недолго. После губернатор был доволен, так что и Энни радовалась.
Когда они лежали рядом в постели, он расспросил девушку про ее жизнь, про то, что она пережила в Лондоне и на пути к Ямайке. Энни рассказала ему, как женщины забавлялись друг с дружкой или с членами команды, но заявила, что она такого не делала. Пусть это и было не совсем так, но поскольку она этим занималась только с капитаном Мортоном, получалось, что она сказала почти что правду. Еще девушка поведала про бурю, случившуюся, когда они в первый раз заметили землю в Индиях. Она двое суток носила их по морю.
Энни видела, что губернатор Элмонт не обращает особого внимания на ее историю. В его глазах снова появилось прежнее странное выражение. Но она все равно продолжала говорить, вспомнила про то, как на следующий день после окончания бури они увидели остров с гаванью и крепостью и большой корабль в порту. Капитан Мортон беспокоился, что испанцы, которые явно заметили торговое судно, нападут на них. Но тот корабль так и не вышел из гавани.
— Как?! — едва ли не взвизгнул губернатор Элмонт и вскочил с кровати.
— Что случилось?
— Люди с испанского военного корабля увидели вас и не напали?
— Нет, сэр, — отозвалась девушка. — К большому нашему облегчению.
— Облегчению?! — вскричал Элмонт, словно бы не веря собственным ушам. — К вашему облегчению? Боже милостивый, как давно это произошло?
Энни пожала плечами.
— Три-четыре дня назад.
— Это была гавань с крепостью, так?
— Да.
— На какой стороне гавани стояла крепость?
Сбитая с толку девушка покачала головой:
— Не знаю.
— Подумай. — Элмонт поспешно натягивал одежду. — Если смотреть на остров и гавань, крепость будет справа от нее или слева?
— С этой стороны, — сказала девушка и указала вправо.
— А на острове есть высокая гора? Сам он маленький и весь заросший лесом?
— Да, сэр, именно так.
— Кровь Господня! — воскликнул Элмонт. — Ричардс! Ричардс! Найди Хантера!
Губернатор пулей вылетел из комнаты, оставив обнаженную девушку лежать на кровати. Энни решила, что вызвала его неудовольствие, и заплакала.
Глава 6
В дверь постучали. Хантер заворочался в постели. Он увидел, что окно открыто и сквозь него льется солнечный свет.
— Убирайтесь, — буркнул моряк.
Девица, лежавшая рядом с ним, не проснулась.
Стук повторился.
— Убирайтесь, чтоб вам лопнуть!
Дверь отворилась, и в щель просунулась голова миссис Денби.
— Прошу прощения, капитан Хантер, но тут к вам слуга из особняка. Губернатор просит вас отужинать сегодня с ним. Что мне ответить?
Хантер потер глаза и сонно моргнул.
— Который час?
— Пять часов, капитан.
— Передайте губернатору, что я буду.
— Хорошо. И еще.
— Что?
— Внизу вас ждет тот француз со шрамом.
Хантер недовольно заворчал.
— Хорошо, миссис Денби.
Дверь затворилась. Чарльз встал с постели. Девица так и продолжала спать, громко похрапывая.
Хантер оглядел свою комнату, маленькую и тесную, — кровать, в углу морской сундук с его вещами, ночной горшок под кроватью да таз с водой, стоявший неподалеку. Капитан закашлялся, принялся было одеваться, но притормозил, чтобы помочиться через окно на улицу. Снизу донеслись негодующие ругательства, но Хантер лишь улыбнулся.
Он достал из сундука свой единственный приличный дублет и последнюю пару чулок, на которых было всего несколько затяжек. Под конец моряк надел золоченый пояс с коротким кинжалом, а потом, повинуясь внезапно пришедшей мысли, взял пистолет, зарядил его и сунул за пояс.
Такова была стандартная процедура, исполняемая капитаном Чарльзом Хантером каждый вечер, когда он просыпался на закате. Занимал этот туалет всего несколько минут. Хантер был человеком непривередливым, впрочем, пуританином он тоже не являлся. Капитан еще раз взглянул на девицу в постели, потом закрыл за собою дверь и спустился по узкой скрипучей деревянной лестнице в главный зал гостиницы миссис Денби.
Главный зал представлял собою просторное помещение с низким потолком, земляным полом и несколькими тяжелыми деревянными столами, образующими длинные ряды. Хантер приостановился. Как и сказала миссис Денби, Левассер был тут. Француз сидел в углу, сгорбившись над большой кружкой грога.
Капитан двинулся через зал к двери.
— Хантер! — прохрипел Левассер низким пропитым голосом.
Чарльз обернулся, всем своим видом изображая удивление.
— А, Левассер! Я тебя не заметил.
— Хантер, ты — сын английской ублюдочной шлюхи!
— Левассер, ты — сын французского крестьянина и его любимой овцы, — отозвался тот, отступая с освещенного места. — Чего тебя сюда принесло?
Левассер встал из-за стола. Он выбрал темный угол, поэтому Хантеру было плохо его видно. Но двух мужчин разделяло футов тридцать, слишком много для пистолетного выстрела.
— Я хочу обратно свои деньги.
— Я тебе ничего не должен, — отрезал Хантер, и это действительно было так.
Каперы Порт-Ройяла долги платили полностью и в срок. Ничто не могло серьезнее повредить репутации человека, как весть о том, что он не рассчитался по своим обязательствам либо не разделил трофеи поровну. В каперском рейде любого, кто попытался бы утаить часть общей добычи, всегда предавали смерти без долгих рассуждений. Хантеру и самому не раз случалось, не задумываясь, пристрелить вороватого матроса и сбросить труп за борт.
— Ты обманул меня в карты, — сказал Левассер.
— Ты был так пьян, что не различал их.