– Пожалуй, вы правы, нужна уверенность, а не вера. – Маша неопределённо развела руками. – Однако живые предметы – это уж слишком как-то…
– Есть одна история о том, как злой дух поймал маленького мальчика. Мальчик притворился мёртвым, пытаясь обмануть духа. Но дух не верил, что мальчик умер, и предусмотрительно поставил возле него свой ночной горшок. Он испражнился в этот горшок и велел испражнению караулить мальчика, а сам отправился спать. Как только мальчик зашевелился, сосуд сразу захрипел, закричал. Злой дух проснулся и подошёл посмотреть на пленника, но мальчик лежал неподвижно. Дух опять пошёл спать. Тогда мальчик быстро вскочил и наполнил горшок своими собственными испражнениями до краёв, тем самым заставив горшок служить себе… Сказка грубая, Марья Андреевна, но правдивая.
– Правдивая?
– Может, я не так выразился… Я хотел сказать, что история толковая, показательная…
– По мне, так она больше похожа на чудесную сказку, – улыбнулась Маша.
– А что не похоже на чудесную сказку, Марья Андреевна? Рождение и смерть, поди, чудеснее всякого вымысла – было что-то и вдруг этого уже и нет, или наоборот. Куда подевалось? Откуда взялось? Вы оглянитесь, всмотритесь в землю. На ней ничего нет сейчас, кроме весенней грязи. Но через пару-тройку дней повсюду появятся цветы. Откуда они вдруг? Они же не ногами, как мы, притопают. Вас не удивляет это? Это ли не чудо? Вот растут здесь ещё, к слову сказать, мухоморы… Вы их двумя пальцами раздавили б без труда, но вы не сможете раздавить камень. А вот мухоморы эти прорастают сквозь камни и дробят их на мелкие куски своими шапочками. Как же так? Как объяснить это чудо? Что за сила такая таится в них? Умеете ли вы растолковать это, Марья Андреевна?
– Вот вы, Иван, говорите постоянно о духах. Но откуда в вас такая уверенность? Разве вы видели духов? Хотя бы одного?
– Несколько раз, – спокойно ответил Копыто.
– Расскажите, каков он. – Маша иронично усмехнулась.
– Трудно сказать. – Следопыт задумался, будто припоминая что-то. – Иногда смотришь на него и видишь, что он маленький, как комар. Но он всё время растёт, пока смотришь на него, изменяется, раздувается, становится как человек. Смотришь дальше, а он уже на горе сидит, вот какой огромный, и ноги его в землю упираются. Затем глянешь, а он снова крохотный, не больше пальца. Нельзя сказать точно, какой он.
– Вы сами видели это? – спросила Маша. – Собственными глазами?
– Да.
– У меня нет причины не верить вам, но всё это слишком невероятно… И что, ко многим приходят духи?
– Ко всем. Но не каждый видит их.
– И ко мне приходят тоже, хоть я и не верю в них?
– Да, – убеждённо ответил Копыто, – духов не интересует, верите вы в них, Марья Андреевна, или не верите. Это как дождь. Он не спрашивает вашего желания, не требует вашей веры, он просто начинает лить на вас…
Некоторое время они шли и не разговаривали, затем девушка остановилась и взяла следопыта за локоть.
– Сейчас я скажу вам нечто такое, что мне кажется очень странным, – заговорила она. – Похоже, что во мне что-то произошло за то время, как я попала сюда. Изменения какие-то. Я стала слышать шаги.
– Шаги?
– Да. Когда кто-то идёт, я слышу, как земля отзывается. Это не шорох травы, не крошки песка, нет, это другое. Какой-то отзвук. Я его телом слышу, не ушами.
– Это хорошо. Вы пробуждаетесь.
– Пробуждаюсь? От чего? – не поняла Маша.
Он не ответил и указал рукой вперёд. Там на изрытой земле чернели между голыми деревьями угли, валялись кости и череп собаки. Маша обратила внимание на невысокий шест, к которому были привязаны кожаные мешочки и грубо вырезанная деревянная кукла в форме птицы.
– Вот оно, то самое место, – сказал Копыто. – Здесь Хвост Росомаший был сожжён. Тут, похоже, зарыты его останки. Я, пожалуй, отойду чуток в сторону, а вы тут постойте сами, одна… Раз вам хотелось сходить сюда, надо побыть одной…
Она растерянно посмотрела на следопыта. Он бесшумно удалялся. Маша не знала, зачем нужно было прийти к месту погребения шамана, возможно, ею двигало простое любопытство. Теперь она стояла над размокшими углями и не понимала, как себя вести. Она испытывала неловкость.
Позади послышался шорох, и она обернулась. Между деревьями стояли Чукчи, человек пять. Они разглядывали её с откровенным любопытством. Круглые тёмные лица дикарей были неподвижны, как маски. Маша перевела глаза с одного туземца на другого и узнала среди них Михея, почему-то сразу похолодев из-за этого. Она отступила на пару шагов и позвала:
– Иван!
В следующую секунду следопыт уже бежал к ней, виляя среди деревьев. Она успела разглядеть его взволнованное лицо, сверкающие глаза, приподнятое ружьё.
Чукчи что-то крикнули ему. Послышался свист. Маша повернула голову к дикарям и увидела, как один из них крутил над головой ремень. В следующее мгновение из ремня вылетел, как пуля, камень. Маша не успела проследить траекторию его полёта, но увидела, что Иван Копыто дёрнул головой, зацепился ногой об ногу и упал, перекувыркнувшись пару раз.
– Что вы делаете? – Маша бросилась к распростёртому между древесными корнями следопыту. На его спутавшихся волосах появилась кровь.
Ещё мгновением позже цепкие руки схватили её за локти и за шею…
Маша
Сказать, что Маша испугалась, когда ей поверх головы накинули вонючую шкуру и поволокли куда-то, было бы не совсем верно. Произошедшее не столько испугало её, сколько ошеломило, лишило ориентации. Ни куда, ни зачем, ни что-либо ещё девушку не интересовало. Она просто выпала из системы координат времени, пространства и чувств. Холодное ожидание – вот что заполняло её притихшее существо.
Она почувствовала, как её бросили в деревянную лодку, как под ней качнулось дно, как заколыхалась вода. Затем всё пропало – возможно, Маша потеряла сознание – и появилось уже, когда она открыла глаза. Над ней кто-то склонился, она узнала Михея. Она приподнялась на локтях и увидела со всех сторон озеро. Слева, где лежал холмистый берег, низко над водой летели гуси.
– Михей, зачем вы забрали меня? Зачем похитили? Разве вы желаете мне зла? – Она говорила очень тихо, голос срывался. – Разве я сделала вам что-то дурное?
– Нет дурное, нет зла, – ответил бывший проводник, серьёзно глядя на девушку.
– Тогда почему?
– Моя не знай много. Моя делай, что велит Утылыт.
Остальные Чукчи не обратили внимания на завязавшийся разговор и молча налегали на вёсла.
– Утылыт? – не поняла девушка. – Это кто же?
– Шаман.
– Зачем же этому шаману нужно, чтобы вы пленили меня? Ты знаешь это? Ты можешь объяснить мне? Когда вы отпустите меня?
– Моя не знай ничего толком. – Михей помолчал недолго. – Утылыт прознавай про твоя и решай, что твоя имей сила.
– Я имею силу? О чём ты говоришь, Михей? Ты взгляни на меня, какая я худенькая. Откуда во мне сила?
– Утылыт много знай, что моя не знай и твоя не знай. Утылыт знай, что Росомаший Хвост разговаривай с тобой. Росомаший Хвост большой шаман. Росомаший Хвост не приходи к тебе просто так. Утылыт хоти видеть тебя и брать у тебя твой сила.
– Опять ты про какую-то силу! Откуда взялся этот твой Утылыт? Что он вообще понимает в жизни, если думает, что я могу чем-то помочь ему и дать какую-то силу… Послушай, Михей, – взмолилась Маша, – ты растолкуй этому Утылыту, когда мы доберёмся до места, что нет во мне ничего особенного. Росомаший Хвост ошибся, придя ко мне. Понимаешь?.. А лучше всего, давай повернём обратно! Ты затем один навестишь Утылыта и объяснишь, что посмотрел на меня ещё раз и убедился, что нет во мне ничего полезного… Ты слушаешь меня?
– Так делай нельзя, иначе большая беда приходи. Моя не моги обманывай Утылыт. Утылыт умей видеть, умей слышать, умей убивать… Утылыт умей втыкать в себя нож, в грудь, в живот…
– Умеет втыкать в себя нож? Ты хочешь сказать, что вонзает нож в своё тело?
– Да. И кровь не беги. Умирать нету.
– Этому шаману не страшен даже нож? Разве такое может быть? – Маша задрожала. – Ты просто пугаешь меня. Такого не бывает, не может быть. Это лишь разговоры, Михей. Тебя обманывают, и твоих друзей тоже обманывают… Есть же законы природы…
– Моя видеть, как Утылыт протыкай себе живот…
Маша сжалась.
– Мне холодно. Михей набросил поверх её полушубка лежавшую на дне лодки медвежью шкуру.
– Скажи, зачем вы убили Ивана? – робко спросила Маша. – Разве надо обязательно убивать?
– Копыто очень крепкая человека. Копыто легко не умирай. Моя много раз гляди, как Копыто теряй шибко много крови, но не умирай.
– Так ты полагаешь, что он только ранен? – воодушевилась девушка.
– Моя не знай. Когда камень кидай, хоти кидай хорошо.
– Зачем же вы метнули камень? Разве нельзя было переговорить с Иваном?
– Копыто не пускай тебя до Утылыт. Копыто не люби Утылыт.
Утылыт
На берегу стояли в ряд чукотские шатры, не менее десяти штук. В сгущавшейся мгле можно было разглядеть, что повсюду во множестве лежали недавно снятые с оленей шкуры и куски разделанного мяса. Людей не было видно, все, должно быть, находились в ярангах. Со стороны леса доносился тревожный хохот куропаток и мерный гул множества копыт.
– Ходи сюда, – сказал Михей, указывая на крайнюю ярангу, возле которой в беспорядке белели разбросанные кости. – Ходи сюда.
Маша, уставшая от долгой поездке в лодке, остановилась перед входом и наклонилась, чтобы растереть ноги. Нижняя часть остова жилища была обложена камнями, кое-где камни поднимались до уровня колена. На одном из таких нагромождений лежал безрогий олений череп.
– Отдыхать потом, – Михей подтолкнул девушку в спину, – отдыхать потом, Утылыт дожидайся давно…
Михей откинул шкуры входного полога, и Машу окатил изнутри красный свет костра. Кострище было устроено посреди шатра и обложено камнями по кругу.
Перед очагом сидела полуголая дикарка. Она была молодая, но совсем не женственная. В её лице проглядывались мужские черты. Широкий нос, узкие губы, грубо срезанный подбородок, раскосые глаза. Сальные волосы её были коротко обрезаны. На ней были надеты только замусоленные кожаные штаны, на ремне висел нож в грубом чехле. Чукчанка сильно сутулилась, и её отвислые груди касались лоснящегося живота.
– Утылыт, – указал на дикарку Михей.
– Это? Вот эта женщина и есть тот самый шаман? Это и есть Утылыт? – Маша не поверила собственным глазам. Она готовилась увидеть человека, похожего на Седую Женщину, с обликом которого она успела связать всех шаманов Чукотки, но перед ней был не устрашающего вида мужчина, а неухоженная женщина, почти невзрачная. – Михей, неужели ты рассказывал мне про неё? Это она умеет вонзать в себя нож и оставаться невредимой?
– Да. Утылыт.
– Странно. Она совсем не выглядит… А что означает её имя? – прошептала Маша, буквально пожирая глазами Чукчанку.
– Моя не знай, – ответил Михей. – Неправильный имя.
– Почему неправильное имя?
– Чужая язык. Очень похожа язык Чукча, но не язык Чукча. Похожа на Деревянный Голова, но Утылыт не Деревянный Голова. Неправильный имя.
– Утылыт, – Маша повернулась к Чукчанке и просительно сложила руки на груди, – зачем я нужна тебе? Для чего ты велела похитить меня? Неужели ты не понимаешь, что за мной явится погоня?
В ответ на это дикарка достала откуда-то из-за спины круглый бубен на короткой ручке и стукнула по нему несколько раз. При этом после каждого удара она покачивала им, и казалось, что бубен продолжал гудеть некоторое время после этого, рассылая по сумрачному жилищу ноющие звуки.
Очаг сильно дымил, и дым, клубясь и кривляясь, поднимался вверх и скапливался плотной массой под сводами шатра, почти скрывал от глаз шесты, составлявшие каркас конической части жилища. Из густого дыма выплывала медвежья шкура, свисавшая с горизонтальной перекладины, словно контуры неведомого зверя, протянувшего когтистые лапы вниз. Эта чёрная шкура всколыхнула в Маше беспокойство.
Яранга была поделена на две половины меховым пологом, и вот из задней половины жилища вышла вторая женщина, тоже молодая и тоже полуголая. Но она выглядела гораздо приятнее, чем Утылыт. У неё было округлое лицо, небольшой нос, в меру пухлые губы. Гладко расчёсанные чёрные волосы стекали по спине до поясницы.
Надетый на неё комбинезон был спущен до пояса и висел на бёдрах рыхлой коричневой массой. В руках она несла небольшую ступку и перетирала там что-то пестиком.
– Это тоже шаманка? – спросила Маша.
– Нет, это жена Утылыт, – ответил Михей.
– Жена? То есть как жена? – Маша оторопела, ей вдруг сделалось нестерпимо жарко.
– Жена. Готовь еда, спи рядом, обнимай…
– Боже! Михей, я ничего не понимаю, растолкуй мне…
– Однако моя уходи. – Михей оборвал Машу на полуслове и быстро вышел.
Маша повернулась было за ним, но тяжёлый звук бубна заставил её замереть. Медленно обернувшись, она посмотрела на шаманку. Чукчанка глядела на неё исподлобья, сверкая глазами. Вторая женщина села рядом, делая вид, что её не интересовало происходившее в доме, но в действительности то и дело бросала украдкой на Машу быстрые взгляды.
В яранге было жарко, и Маша сняла полушубок, аккуратно положив его возле себя. Утылыт жестами велела ей сесть, указав перед собой и что-то сказав по-чукотски. Голос её звучал глухо, словно доносился из глубины живота. Длинноволосая женщина, которую Михей назвал женой шаманки, сходила к очагу и вернулась с котелком, в котором булькала похлёбка.
– Я не хочу кушать, – отказалась Маша.
Утылыт удивлённо посмотрела на неё и ответила что-то на своём языке.
– Я не понимаю, я ничего не понимаю, – покачала головой Маша. – Надо позвать Михея, он поможет нам разговаривать.
Утылыт вдруг улыбнулась. Лицо её сделалось сразу каким-то измученным, старческим, безобразным. В следующую секунду она засмеялась, опустив голову, и принялась трепать себя по коротким волосам. Маша с недоумением следила за ней, иногда переводя взгляд на длинноволосую дикарку, но та сидела спокойно, словно ничего особенного не происходило.
– Я ничего не понимаю, – вновь сказала Маша, стараясь говорить так, чтобы голос её звучал мягко, почти вкрадчиво. – Если я чем-то порадовала вас, то мне очень приятно. Но если вы смеётесь надо мной, то я не понимаю, что вызвало у вас смех…
Вдруг длинноволосая женщина поднялась и что-то громко крикнула. Её босые ноги топнули по разложенным шкурам, выражая явное раздражение. Выпрямившись, дикарка выставила вперёд голые груди, шлёпнула себя по животу и поставила руки на бёдра, всей своей позой воплощая негодование ревнивой жены.
Утылыт оборвала свой смех и подняла глаза на жену. Её лицо вновь преобразилось, оно как бы приобрело черты волка, вытянулось, оскалилось. Маша содрогнулась, словно увидела перед собой настоящее чудовище. Ревнивая жена не замолчала, но заговорила чуть тише, хотя голос её продолжал звучать сварливо. Под жутким взглядом шаманки она снова села.
Переведя взор с шаманки на её жену, Маша подумала, что эта длинноволосая дикарка была, пожалуй, даже привлекательна. По крайней мере, она не вызывала никаких неприятных чувств. Конечно, смотреть на её нагие груди было неловко, но Маша вынуждена была признать, что они были красивы, не то что омерзительные отвислые мешки на грудной клетке Утылыт.
«Здесь так жарко. Неужели и меня они заставят раздеться? Нет, я не смогу ходить так, не смогу при них… Это такое падение… Это такое…» – подумала она и сказала:
– Послушайте, я в толк не возьму, как мы будем общаться с вами, раз вы не знаете по-русски… Но я очень устала. Я бы хотела лечь… Понимаете? Лечь… спать… – Она сложила ладони вместе и приложила их к щеке, изображая подушку. – Не понимаете? Вижу, что не понимаете…
В эту минуту Утылыт неторопливо стянула с себя штаны и предстала перед Машей во всей своей неухоженной наготе. Маша отвела глаза, но вскоре опять посмотрела на шаманку. Взяв в руки бубен, Утылыт мелкими шажками прошла по кругу, поглаживая свободной рукой поверхность бубна и издавая какие-то шипящие звуки. От неё исходил стойкий запах грязного тела.