– Ты еще будешь учить: «плохо» – «не плохо»…
– Тем не менее, – настойчиво продолжил Лешка, – Горюнов ни в чем не виноват. Он действительно ничего не слышал. Его можно лупить и дальше. И он признается во всем, о чем мы его попросим. Только план от этого вряд ли отыщется…
Шапилин опустился в кресло и озабоченно забормотал:
– Стоп-стоп-стоп! Бред какой-то. Черный ход есть – но его нет…
– Кабинет Панина на первом этаже, – пояснил Каза-рин. – Убийцей мог быть только тот, кто знает расположение подвалов и имеет туда доступ. И еще: убийца не предполагал, что Панин вернется в кабинет ночью, а стало быть, не знал, что тот принесет с собой план эвакуации.
Шапилин внимательно выслушал Лешку и в недоумении развел руками:
– По-твоему, убийца не за планом приходил? Ты что несешь?!
Он покрутил пальцем у виска.
– Ерунда какая-то получается: хоть и одиннадцать ночи, в Кремле полно народу, идет эвакуация, а он прется через какие-то подвалы в панинский кабинет, в котором и брать-то нечего. Бред!
Алексей почесал ухо:
– Есть одно соображение… Шапилин вопросительно вскинул глаза.
– Осмотр кабинета показал, что ничего, кроме документа, не пропало. Так?
– Так, – кивнул Шапилин.
– И это записано в отчете. Так?
– Ну, так…
Алексей вновь сделал многозначительную паузу:
– А кто составлял этот отчет? Откуда такая уверенность, что ничего не пропало?
Шапилин начал терять терпение:
– Да что пропало-то? Что?! Алексей опять почесал ухо:
– Вот то-то и оно – «что». Например, то самое, что стояло в шкафу.
Шапилин приподнялся в кресле и сжал кулаки:
– Ты что, сукин сын, издеваешься? Я тебе что приказал искать? Я приказал искать украденный документ! А ты мне что за хреновину несешь?! «Подземные ходы, привидения, подвалы». Начитался романов!
– Про привидения я ничего не говорил, – начал оправдываться Лешка.
В это время в приемную отца зашла Таня Шапилина. Комната оказалась пустой: отцовский помощник куда-то вышел. Она уже потянула на себя ручку первой двери кабинета, но в этот миг до нее донесся крик Таня прислушалась.
Шапилин метался по кабинету:
– С чего ты взял, что из шкафа что-то пропало? Ну с чего?!
– Пыль там, Петр Саввич. А в одном месте чистый квадратик, островок без пыли. Что-то там стояло. Только вот что?…
Лешка достал из папки протокол осмотра места происшествия.
– В акте осмотра ничего не написано. Я понимаю, что все это выглядит очень зыбко, но что-то ведь надо делать.
Надо опросить охрану, секретарей, уборщиц. Они обязательно скажут, что же стояло на полке.
Шапилин стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнул графин:
– Я тебе «опрошу»! Я тебе так «опрошу», что мало не покажется. Да ты пойми: я жив еще только потому, что САМ, – Шапилин ткнул пальцем в потолок и понизил голос, – о пропаже этого чертового плана не знает!… Скоро, конечно, кто-нибудь доложит…
Генерал налил в стакан воды и судорожно начал пить, проливая воду на воротник. Неожиданно раздался телефонный звонок. Шапилин и Лешка молча уставились на разрывающийся аппарат. Петр Саввич сник и обреченно произнес:
– Ну вот, кто-то уже…
Он взял трубку и, немного успокоив дыхание, браво поздоровался:
– Здравия желаю, товарищ Поскребышев! Так точно… так точно… Есть! Уже иду!
Шапилин аккуратно положил трубку на аппарат и тихо прошептал:
– Пока пронесло.
Дежурная улыбка сползла с его лица, и по дрожащим рукам Лешка понял, что Петр Саввич находится в двух шагах от инфаркта.
– Можно идти, товарищ генерал? – тихо спросил Ка-зарин.
Петр Саввич лишь махнул рукой…
Шапилина еле успела отскочить от двери. Но встреча была неминуемой, и для отвода глаз она схватила телефонную трубку. Казарин вышел из кабинета и замер при виде Тани, стоявшей к нему спиной.
– …Да… конечно… как обычно… ага… – Танька мастерски изображала диалог с невидимым собеседником.
Лешка метнул взгляд сначала на нее, затем на телефон. И в этот момент в кабинет вошел помощник Петра Саввича в сопровождении телефонного мастера.
– Понимаешь, я споткнулся о провод, а он и оборвался.
Оборванный провод от аппарата, по которому «говорила» Танька, валялся тут же на полу.
– Починим, – пробурчал телефонист и раскрыл свой чемоданчик.
Лешка постарался скрыть улыбку, нагнул голову, медленно надел фуражку и вышел из приемной. А Танька со всей злости шваркнула трубку на аппарат под удивленным взглядом телефониста…
Глава 7
Утро выдалось солнечное. Такое солнечное, что каждая хромированная деталь, каждый никелированный болтик на ручке, капоте и радиаторе сияли, словно от счастья. Машины ГОНа казались невероятными хищниками, выползшими из своих темных берлог. Вокруг них суетились люди, готовясь к обычному рабочему дню. Владимир Ка-зарин с иронией наблюдал, как молодой водитель с остервенением натирает тряпкой капот своей машины.
– Дыру протрешь, Крутиков! Разве так с другом обращаются? Дай-ка сюда…
Казарин взял тряпку, лихо свернул ее определенным образом и артистично опустил на капот. Мягкая фланель побежала по крутым бокам «паккарда». Неожиданно за спиной раздался голос:
– Дыру протрете, Владимир Константинович!
Казарин обернулся и не заметил, как хитро заулыбался Крутиков. Позади, щуря близорукие глаза, стоял Варфоломеев. Приветливая улыбка озаряла его лицо. Казарин кивнул в ответ:
– Здравствуй, Герман.
Варфоломеев обошел машину, провел рукой по блестящему капоту:
– В эвакуацию готовишься?
– А ты – нет? – не отрываясь от работы, буркнул Казарин.
– Так я уже свое хозяйство упаковал. Нищему собраться – только подпоясаться.
После этих слов Казарин почему-то усмехнулся и обмакнул тряпку в ведро. Повисла пауза, которая бывает, когда кто-то сказал глупость. Варфоломеев кашлянул в кулак, а Казарин вдруг бросил тряпку на капот:
– Послушайте, гражданин «нищий», а вы в курсе, что Лешка приехал?
– Да ну?! – Варфоломеев искренне удивился. – А что ж не зашел?
– Как всегда, уже нашел приключение на свою голову. Занят.
– Что за приключение?
– Зайдет, сам расскажет.
– А-а-а… это дело. Ты, Володь, скажи ему, чтоб заглянул. Скажи, что скучаю… Как в свое училище ушел, так только открытки к праздникам и присылал. А раньше, бывало, из мастерской калачом не выманишь… Передашь?
Казарин кивнул.
– Ну, тогда я пошел…
Проходя мимо «паккарда», Герман похлопал машину по крылу:
– А дырку-то точно протрешь! Крутиков вновь заулыбался…
Лешка спустился по лестнице на первый этаж. Проходя мимо опечатанного кабинета Панина, он вдруг остановился, немного подумал, затем отклеил бумажку с печатью, отпер дверь и еще раз прошелся по кабинету, переводя взгляд с одного предмета на другой. Все было как обычно: стол, стулья, диван, книжный шкаф, сейф. Отодвинув массивное кресло убитого Панина, Казарин достал из кармана связку ключей и вставил один из них в замок сейфа. Дверца легко поддалась, чуть скрипнув старенькими петлями. Лешка, как и накануне, переворошил содержимое, но ничего нового так и не обнаружил. А вот попытка закрыть сейф Казарину не удалась. Что-то мешало изнутри. Лешка расправил все бумаги и даже отодвинул их вглубь сейфа, но дверца по-прежнему не доходила до замка на целый сантиметр. Он запустил голову в сейф и… обнаружил под петлей дверцы маленький блестящий кусочек стекла.
Лешка осторожно поддел ключом загадочный предмет и поднес к глазам. Сомнений не было – на ладони лежал крохотный бриллиант. На всякий случай Казарин провел камнем по стеклу. Образовавшаяся ровная бороздка только подтвердила подозрения. Он держал в руках настоящий бриллиант и в этом мог поклясться кому угодно. Уроки Варфоломеева не прошли даром. Но радости эта находка ему не принесла – дело, и без того запутанное, разрасталось и уползало в совсем не нужном для него направлении.
Казарина мучило еще одно сомнение: он не знал, докладывать Шапилину о находке сразу или подождать. Петр Саввич вряд ли отошел от утреннего разговора. А теперь ему предстояло узнать, что его заместитель – честный коммунист Панин – был, скорее всего, нечист на руку. Откуда в его сейфе мог взяться бриллиант?! К тому же опергруппа, осматривавшая кабинет Панина, прошляпила такую улику! И что с ними сделает Шапилин в нынешнем состоянии – неизвестно…
Лешка завернул бриллиант в носовой платок, заново опечатал дверь панинского кабинета и быстрым шагом направился к выходу.
Только он дошел до Патриарших палат, как раздался раскат грома, и стена дождя обрушилась на Москву. Лешка еле успел забежать в арку, ведущую к Соборной площади. Все, кто находились на улице, бросились врассыпную. Только одинокий солдат, стоящий на посту возле Первого корпуса не двинулся с места. Лешка достал папиросы, опустил голову, чтобы прикурить, но тут кто-то из забежавших под арку задел его плечом.
– Извините, – произнес женский голос.
Лешка поднял глаза. Перед ним стояли Таня и Вера, смахивающие капли дождя с волос и намокших платьев. Они тоже заметили Алексея только сейчас. Повисла неловкая пауза.
– Ничего, – буркнул Казарин и отвел глаза.
– Лешка, сколько же мы с тобой не виделись. Какой ты стал… – Вера смотрела на Казарина восхищенным взглядом.
– Угу. Длинный и хромой. Я слышал, ты, Вер, теперь артистка.
– У тебя устаревшие сведения, Казарин. Училась, да какая теперь учеба. Работаю на ниве звонков и перекладывания бумаг…
Алексей ничего не ответил. Татьяна вообще все это время смотрела в сторону Соборной площади и поддерживать беседу одноклассников не собиралась. Разговор явно не клеился, Таня и Алексей упорно молчали, и каждый смотрел в свою сторону. В какой-то момент не выдержала и Вера, пожала плечами и тоже отвернулась, а потом вдруг вышла из-под арки и, не оборачиваясь, под проливным дождем направилась в сторону Большого Кремлевского дворца.
А дождь все лил и лил. Намокший солдат, несмотря на важность своей миссии, выглядел жалким и смешным. Лешка достал новую папиросу и начал прикуривать. Но спички, как назло, отсырели. И тут Таня открыла сумочку и протянула Казарину коробок.
– Возьми…
Лешка посмотрел на спички, потом на Шапилину, скомкал папиросу и бросил ее на землю. Таня грустно улыбнулась.
– Ты, конечно, можешь и дальше изображать из себя Монте-Кристо. Но я тебя люблю и дурой, как три года назад, быть не собираюсь. А за свои ошибки я уже горько поплатилась… Я понимаю, ты меня, наверное, никогда не простишь, но… но… что же нам теперь делать?
В ее глазах было столько любви и грусти, что Лешка не выдержал:
– Ладно, проехали… Танька протянула ладошку.
– Мир?
– Мир.
Лешка попытался взять ее за руку, но Таня неожиданно подставила ладони под дождь, набрала пригоршню воды и, плеснув на Лешку, звонко захохотала.
– Ах, ты так? – Он шутливо нахмурился и хотел было проделать то же самое. Но не успел. Танины руки обвили его шею.
– Если бы ты знал, как без тебя плохо, Танкист…
Дождь лил над Москвой, смывая обиды, горечь и разочарования прошедших лет. Их первый за три года поцелуй был долгим и страстным…
Глава 8
Тетя Клава, как обычно, хлопотала по хозяйству, когда в дверь позвонили, и она, что-то напевая, отправилась открывать. На пороге стояли Лешка и Танька. Совсем как в школьные времена. Оглядев исподлобья мокрых молодых людей, тетя Клава сделала паузу и вдруг спросила:
– Откуда это вы такие чумазые?
Лицо ее при этом выражало крайнее удовольствие. В глазах у Таньки появились слезы. Она потянула Лешку за рукав вглубь квартиры. Но Тетя Клава, как всегда, была начеку.
– Ноги вытри! – сказала она и уперлась Казарину в грудь.
Все захохотали.
– Отец дома?
– Нет, звонил, сказал, что заночует на даче.
Через час в диспетчерской гаража особого назначения раздался телефонный звонок.
– Владимир Константинович, вас к телефону! – крикнул дневальный.
Казарин-старший бросил что-то писать в журнале и подошел к аппарату.
– Слушаю.
Трубка голосом Лешки произнесла:
– Пап, я сегодня, скорее всего, не приду ночевать… Ты там не волнуйся, у меня все в порядке. Не забудь поесть.
Владимир Константинович улыбнулся и весело сказал:
– Смотри, Лешка, чтобы все было нормально… Ты понял меня?