Перевод:
Поддержите нас: подписывайтесь на нашу группу В Контакте!
1
В первый же день 1500 года донья Мариана Мотенегро поручила Сиксто Вискайно, отличному плотнику и корабелу из Гетарии, работающему на верфи у берегов реки Осама в Санто-Доминго, построить корабль с особыми характеристиками. Она не собиралась на нем сражаться, перевозить товары, исследовать земли или пиратствовать, он требовался лишь для того, чтобы найти одного единственного человека.
— Он должен быть быстрым, но надежным, маневренным и не требовать многочисленной команды, комфортным, хотя и без роскоши, способным выходить в открытое море, но при этом без опаски проникать в тихие и неглубокие воды. Должен быть хорошо вооружен, но не для наступательных операций.
— Боюсь, сеньора, что вы просите меня не построить корабль, а сотворить чудо, и хотя в этих лесах нет недостатка в деревьях, боюсь, что для ваших целей понадобится нечто большее, чем красное дерево или дуб.
— Понимаю, — согласилась немка, тут же положила на стол тяжелый кошель и открыла его, показав сверкающий золотой песок. — Но золото способно творить чудеса. Не так ли?
— Больше, чем сам Святой Христофор, — признал баск, хитро подмигнув. — Оставьте его мне, и к февралю будут готовы первые эскизы.
— А весь корабль?
— Зависит от того, сколько таких мешочков вы сможете раздобыть, но скорее всего к сентябрю.
— Сентябрь — сезон ураганов, — заметила донья Мариана. — Мне он нужен в самом крайнем случае к июню, — она положила руку на золото. — Первые эскизы через десять дней, окончательные чертежи в феврале, изготовите корабль в мае, а в июне спустите на воду.
— Да вы просто прирожденный торговец, — ответил плотник. — Теперь я понимаю, почему вы оказались в числе богатейших людей острова, — он соединил ладони в жесте, означающем обещание или клятву. — Можете на меня рассчитывать. Мне нравится работать с людьми, которые знают, чего хотят.
Убедив корабела, бывшая виконтесса де Тегисе сосредоточила усилия на поиске людей для команды корабля. Хотя в таверне «Четыре ветра» или на улицах и в портовых лачугах не было недостатка в моряках, забияках и искателях приключений, готовых с закрытыми глазами отправиться в любую экспедицию, сулящую прибыль или хотя бы способную утолить голод, донья Мариана не позволяла себе обмануться их славой или бравым видом, а отбирала людей, подчиняясь женскому чутью, отдавая предпочтение тем, кто помогал зарождаться первым городам Нового Света.
Ингрид Грасс, высадившаяся на берегах Гаити со второй экспедицией адмирала Колумба в ноябре 1493 года, собственными руками создала лучшую ферму в теперь уже покинутом городе Изабелле, а несколько лет спустя сама нарисовала чертежи прекрасного особняка в новой столице, Санто-Доминго. Благодаря этому, а также длительному пребыванию в колонии, она имела возможность познакомиться с такими благородными и щедрыми людьми, как Алонсо де Охеда, Хуан де ла Коса и братья Пинсоны, а также с такими гнусными типами, как Бартоломео Колумб, Франсиско Рольдан и всей бесконечной вереницей интриганов, воров и убийц.
И потому она знала, как обращаться с теми, кто каждый день стучал в ее двери в поисках места на корабле, о котором уже начали шептаться городские сплетники, и в уединенном саду за массивным особняком из черного камня, под раскидистым огненным деревом, побывали многие обнищавшие и голодные кабальеро, которые годы спустя впишут свои имена в анналы исследований и покорения обширного континента.
Одни приходили в дом как участники дружеских посиделок, другие — в качестве кандидатов на службу. Донья Мариана вела долгие и интересные беседы с такими людьми как Родриго де Бастида, Диего де Лепе, Висенте Яньес Пинсон, Христофор Гуэрра и Перо Алонсо Ниньо. Все они очень скоро после первой волны бесстрашных моряков отправились исследовать Новый Свет и открыли морские маршруты для Бальбоа, Кортеса, Орельяны и Писарро, завершивших покорение этих земель.
Но она скучала по Алонсо де Охеде.
Луис де Торрес, бывший королевский толмач и вечно влюбленный советчик, по-прежнему был рядом, а хромой Бонифасио Кабрера из преданного слуги превратился в настоящего друга и доверенного человека, но в ее почти братских отношениях с храбрым коротышкой и рыцарем Богородицы, как называли многие жители Эспаньолы Охеду, было нечто такое, что делало его почти незаменимым.
На протяжении долгой ночи они беседовали, гуляя по красивому пляжу Бараоны. В ту ночь Охеда заставил ее поверить, что Сьенфуэгос еще жив и находится где-то в неизведанных землях, а белокурая немка пыталась убедить его отказаться от участия в завоевательной экспедиции банкира Хуаното Берарди, а вместо этого снарядить корабль и отправиться на поиски канарца. Но для дона Алонсо, бредившего мечтами о великих сражениях, завоевывать империи и открывать новые земли было намного важнее, чем заниматься поисками, которые не принесут ему ни славы, ни почета.
— Никакое золото, никакой жемчуг этого мира не стоят той минуты пьянящего восторга, когда знаешь, что на рассвете идти в бой, и в этой битве ты прославишь Господа и Пресвятую Деву.
— Но ведь сейчас вы как раз и заняты добычей золота, жемчуга и дерева паубразил для итальянского банкира, а это не имеет ничего общего с великими сражениями во славу Господа и Пресвятой Девы, — мягко заметила донья Мариана, стараясь его не обидеть.
— Нет, конечно, — согласился Охеда. — Но не забывайте: это лишь первое плавание, и его цель — показать королю с королевой, что мы открыли неведомый доселе континент, который только и ждет, когда мы принесем свет истинной веры Христовой.
— Порой я задаюсь вопросом: как вам удается быть одновременно столь возвышенным и столь земным? — с улыбкой ответила донья Мариана. — Я не знаю больше никого, кто был бы способен провести ночь в борделе, на рассвете заколоть парочку соперников на какой-нибудь глупой дуэли, а к полудню успеть отслужить три мессы с самым истовым рвением. Как вам это удается?
— С радостью, сеньора. С радостью, — усмехнутся собеседник. — На самом деле я лишь образчик характера моих соотечественников. Просто вы, как иностранка, так и не смогли до конца его понять. Твердые мускулы, привыкшие к суровым сражениям со слабым духом, каким бы он ни притворялся великим.
В скором времени пламенному Охеде пришлось вернуться в Севилью и убеждать там банкиров и монархов дать средства на очередную экспедицию, чтобы исследовать и освоить новые земли, а потому донье Мариане Монтенегро пришлось выбрать другого капитана для своего путешествия. В конце концов она обратилась к некоему Моисею Соленому, которого все знакомые ласково называли Балаболом, причем вовсе не потому, что он был любителем крепкого словца или приврать, как раз наоборот: несмотря на то, что он был опытным моряком и прославленным картографом, он редко произносил больше трех слов за раз.
Первая его беседа с будущей хозяйкой состоялась в тени огненного дерева, и это был чистый образчик обычной манеры поведения моряка.
— Меня заверили, что вы — доблестный моряк, прошедший путь от юнги до капитана, и на вас можно положиться... — любезно начала донья Мариана свою приготовленную заранее речь, надеясь завоевать доверие этого человеку, который словно находился где-то далеко, хотя и сидел всего в полутора метрах от нее.
— Наверное, друзья хвалили.
— А еще мне сказали, что вы готовы подчиняться приказам женщины.
— Как сказать.
— Что вы имеете в виду?
— Смотря какой приказ.
— Отправиться на поиски одного человека.
— Хорошо.
— Разве вы не хотите узнать, кто этот человек?
— Нет.
— Или где нам придется его искать?
— Тем более.
— Но почему?
— Еще рано.
— Понимаю... Вас смущает мое присутствие на борту?
— Да.
— А также присутствие ребенка?
— Да.
— И, тем не менее, вы согласились?
— Да.
— Но почему? — допытывалась Ингрид, стараясь пробить ту невидимую броню, которой он, казалось, пытался защититься.
— С голодухи.
— Правда? А мне казалось, что вы только что отказались от капитанства на каракке, направляющейся в Гвинею.
— Это верно.
— Так почему же тогда?
— Я не работорговец.
— Как благородно с вашей стороны, — вздохнула немка. — Вам когда-нибудь говорили, капитан, что разговор с вами любого может привести в отчаяние?
— Да.
— Вы женаты?
— Нет.
— А где вы родились?
— В море.
— На корабле?
— Да.
— А откуда родом ваши родители?
— Не знаю. Меня подобрали рыбаки после кораблекрушения.
— Святые небеса! Теперь понимаю, почему у вас такое странное имя: Моисей Соленый. Оно вам правда нравится?
— Не хуже любого другого.
— Ну ладно, — вздохнула донья Мариана. — Думаю, что вы не станете незаменимым собеседником в долгие вечера во время штиля, но для того чтобы заполнить досуг, мне хватит и хороших книг. Но мне также кажется, что вы тот человек, который мне нужен. Какую вы хотите оплату?
— Никакой.
— Вы уверены?
— Достаточно того, что я буду управлять хорошим кораблем.
— Мой корабль будет самым лучшим, о каком только можно мечтать, — заверила она.
— Знаю.
— Вы знакомы с Сиксто Вискайно?
— Да.
— Это он мне вас рекомендовал.
— Знаю.
В такой манере они и продолжали общение, но Ингрид Грасс, ныне донья Мариана Монтенегро, никогда не пожалела о сделанном тем теплым апрельским утром выборе, поскольку Балабол, капитан Моисей Соленый, оказался человеком целостным, верным, умелым и почти таким же решительным, как Алонсо де Охеда, чей острый язык славился не меньше, чем непобедимая шпага.
Каким образом ему удалось прийти к взаимопониманию с плотником из Гетарии, осталось для всех загадкой, но на следующий день он занял уголок на верфи и стал вникать во все детали строительства, так что знал «свой корабль» до последнего гвоздя, каждый чертеж, каждую деталь корпуса, палубы или трюма он проверял с чрезвычайно дотошностью.
С той же дотошностью он отбирал команду, для чего медленно прохаживался мимо портовых бараков, как бы рассеянным взглядом окидывая тех, кто суетится на кораблях, изучал, как они двигаются по палубе или взбираются на мачты. А по вечерам, когда они разбредались по тавернам, продолжал анализировать поведение тех, на кого положил глаз днем.
Поскольку им собирались предложить работу с хорошим жалованьем, отличным коком и на самом современном корабле на западном берегу океана, чистом и удобном, было не слишком сложно убедить отобранных посетить донью Мариану — вдруг она сочтет кандидата неподходящим.
За все время немка отказала лишь одному — рослому широкоплечему марсовому, блондину с Майорки, за которого дрались все портовые шлюхи. Несмотря на это, он считался отличным моряком, дисциплинированным и серьезным.
— Я не хочу видеть его у себя на борту, — заявила немка, глядя как он покидает тенистый сад, ставший чем-то вроде штаб-квартиры по набору команды. — Заплатите ему, и пусть уходит.
— Хорошо.
— Не сомневаюсь, что он хороший моряк, раз вы сами его выбрали, — пояснила она. — Но он не может обходиться без женщин, и уже через месяц у нас возникли бы проблемы. Когда привлекательный мужчина встречает одинокую женщину, рано или поздно он непременно сочтет своим долгом ее утешить. А это не мой случай.
— Можете не продолжать.
Подобная фраза из уст такого человека звучала довольно забавно, но Ингрид Грасс уже привыкла к речевым особенностям капитана Моисея Соленого, и ей такая манера нравилась куда больше, чем манеры бесчисленных претенциозных болтунов, день за днем прибывающих в колонию.
Мало помалу она всё больше начинала ценить благоразумие Балабола, но один человек с первого же взгляда буквально влюбился в молчаливого моряка — замкнутый Гаитике. Для мечтательного отпрыска канарца Сьенфуэгоса и гаитянки Синалинги, которого всегда привлекало море и корабли, человек, практически родившийся в океане, поскольку его родители, по всей видимости, утонули сразу после рождения Моисея, воплощал все детские мечты.
Первым делом, как только учитель завершал урок, Гаитике бежал к верфи, взбирался на остов корабля, садился на толстую балку и наблюдал за скупыми жестами своего кумира, слушал его короткие и точные приказы и поражался его способности отыскивать малейшие изъяны во время строительства.
— Он все видит, все слышит, все знает, — рассказывал Гаитике за ужином своей приемной матери. — Если есть на свете человек, который может найти моего отца, то это только он.
— Судя по тому, как обстоят дела, нам понадобится помощь, — отвечала донья Мариана. — Моряки говорят, что перед нами простирается неизвестный континент, и лучше нам не питать иллюзий по поводу целей экспедиции.
Помощь, однако, пришла со стороны хромого Бонифасио Кабреры, ставшего неотъемлемой частью маленькой семьи Монтенегро. Ему в голову пришла мысль попросить о помощи их общего доброго друга — принцессу Анакаону. В последние годы она не покидала Харагуа, где жила вместе с братом, вождем Бехечо, однако продолжала поддерживать с ними связь при помощи длинных писем, которые помогал ей писать зять, Эрнандо де Гевара.
Этот молодой и красивый кастильский идальго, снискавший славу непревзойденного скандалиста, дуэлянта и ловеласа, имел наглость однажды вечером назвать дона Бартоломео Колумба чесночным рылом, потому что, по его словам, у губернатора не было собственных зубов и он пытался вставлять вместо них зубки чеснока. За это адмирал отправил его в ссылку в Харагуа, где Эрнандо тут же закрутил страстный роман с принцессой Игеймотой, единственной дочерью покойного вождя Каноабо и его супруги, прекрасной Анакаоны, чем навлек на себя гнев и ревность грозного Франсиско Рольдана, который сам сходил с ума по совсем еще юной и неотразимо прекрасной девушке.
Анакаона, питавшая слабость к безумному дуэлянту, так напоминавшему ее большую любовь, Алонсо де Охеду, не колеблясь отдала руку дочери ему, оставив ни с чем зловещего Рольдана, который годы спустя отомстил ей за это унижение самым грязным и подлым способом. Эта месть осталась в истории как одна из самых хитроумных и гнусных интриг времен открытия и завоевания Нового Света.
Однако пока еще Анакаона оставалась в числе самых уважаемых и влиятельных на острове людей. Благодаря своему высокому положению она сумела заполучить на службу личного предсказателя по имени Бонао — близорукого мальчика, едва способного рассмотреть собственные пальцы, однако наделенного необъяснимым даром видеть будущее.
— Твой отец жив, — произнес он, слегка коснувшись руки Гаитике. — Он сейчас далеко, за морем, за высокими горами, но он жив.
— Мы когда-нибудь с ним встретимся? — спросил мальчик.
— Это зависит от того, что ты готов сделать, чтобы его найти.
— Но мир такой огромный. Ты можешь хотя бы сказать, где его искать?
Бонао застыл, словно пытаясь сосредоточиться на трудном и ответственном деле, ведь одно его слово — и кто-то отправится в далекие неизведанные края. Наконец, он повернулся к собеседнику и решительно поднял руку.
— Вон там, — произнес он убежденно.
Бонифасио Кабрера прочертил на земле линию в указанном направлении, выложил ее камнями, и спустя пятнадцать дней вернулся на это место вместе с Моисеем Соленым, чтобы тот рассчитал курс со свойственной ему дотошностью.
— Юг, три румба на юго-запад, — произнес капитан.