Я пошёл сложить свои вещи, а Носиршатрама куда-то исчез. Когда он вернулся, лицо его было взволнованно, глаза бегали. Посмотрев на своего друга повнимательней, я заметил, что карман его брюк сильно оттопырился.
— Шатрама, что это у тебя? — спросил я.
— «Что? Что?»! Обыкновенный камень. Не веришь, так покажу, — повысил голос Носиршатрама.
— Камень? — переспросил я. — А чего это ты вздумал носить камни в карманах?
Носир промолчал.
Больше я не допытывался, так как тюки с шерстью были уже погружены, и к нам, задыхаясь, подбежал Шерали. В руках он держал листок бумаги.
— Напишите мне письмо в кишлак. Вот адрес.
— Будь спокоен, — отвечал я, складывая листок. — Мы тебя никогда не забудем. И столько напишем, что у тебя даже времени не хватит всё прочитать.
Мы обнялись и крепко пожали друг другу руки.
— До свидания!
— До следующего лета! До встречи!
Лошади тронулись. Отец попросил колхозников приглядывать за нами в дороге.
— Не беспокойтесь, — отвечали ему. — Доставим их домой в целости.
— Доброго пути! — крикнул отец нам вдогонку.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
НЕДОСТОЙНЫЙ ПОСТУПОК
Вот уже две недели, как начались занятия в школе. Ученики младших классов смотрят на нас с завистью. Видно, думают: «Когда же это и мы станем большими?» Мне кажется, что в этом году и старший пионервожатый стал уделять нам больше внимания. Теперь, прежде чем дать нам какое-нибудь задание, он с нами советуется.
Классная комната у нас другая: она большая и светлая, и все три окна глядят на улицу. А самое главное — наша доска в два раза больше, чем в других классах. Сначала мы удивлялись: зачем нам такая длинная доска? Но потом поняли: ведь чем старше мы становимся, тем сложнее делаются и наши задачи. Порою решение не умещается даже и на такой длинной доске.
Мы чувствовали себя более взрослыми и постепенно отвыкали от прежних игр и ребячьих забав.
Сильно изменился и мой друг Носиршатрама. Наверно, на него здорово подействовали слова Аликула-чабана.
Вчера Носир вдруг признался мне, что совершил бесчестный поступок по отношению к нашему общему другу Шерали. Вернее, даже предательство.
— Предательство?! — изумился я.
— Да, да, именно предательство, — отвечал он. — Я не знаю, что мне делать, чтобы Шерали простил меня.
— Не понимаю! Объясни, в чём дело.
— Скоро поймёшь, скоро всё-всё станет ясным, — пробормотал Носиршатрама.
Не хочет говорить — и не надо. Я не стал допытываться, не до него было: в нашей школе произошло одно чрезвычайное событие.
На большой перемене все мы высыпали на площадку перед школой. Вдруг из-за абрикосовых деревьев, окружающих школьный двор, послышался гудок легковой машины, и у ворот остановилась голубая «Победа».
Наш классный руководитель Мукйм-зода, по-видимому, узнал сидевшего в машине человека и подошёл к «Победе». Дверца открылась, и из машины вышел старичок маленького роста, в очках и в соломенной шляпе. Старичок поздоровался с Муким-зода. Потом ответил и на наши приветствия, внимательно при этом оглядев каждого из нас.
Ребята перешёптывались. Муким-зода так почтительно приветствовал приезжего, что мы подумали: уж не профессор ли этот старичок? Правда, некоторые из нас засомневались:
— Разве профессора бывают такого маленького роста?
— По-вашему, профессора обязательно высокие, как самшитовое дерево, и толстые, как слоны? — смеялись другие и прятались за спины товарищей, чтобы профессор не догадался, над чем они смеются.
Тут прозвенел звонок, и мы разошлись по классам. А приезжий в сопровождении Муким-зода направился в кабинет директора школы.
У нас был урок русского языка. Едва войдя в класс, учительница сказала, что Носиршатраму вызывает директор. У профессора есть дело к Носиру.
«Ага, — подумал я, — значит, приезжий и вправду профессор. Но какое же дело у него может быть к Шатраме?»
Все ребята тут же повернулись и уставились на Носира. Никто не верил, что профессор вызывает только его. Не может того быть! И почему не приглашают председателя совета отряда Кадыра? Или отличников — Карйма и Махмуда? Может, учительница ошиблась? Нет. Говорит, что нужен, мол, один Носир.
Я растерялся. Профессор и Носиршатрама! Какое они имеют друг к другу отношение? «Неужели Шатрама снова что-нибудь натворил?» — подумал я. Но сам Носир был спокоен. Он вышел из класса, не обращая внимания на наши немые знаки.
И как только дверь за ним закрылась, мы забросали нашу учительницу вопросами.
— По правде сказать, я и сама ничего не знаю, — отвечала она. — Узнаем обо всём у Носира.
Ребята поутихли. Учительница хотела уже приступить к уроку, как в класс вошёл сам директор.
— Разрешите Гайрату отлучиться минут на пять? — обратился он к учительнице.
Я последовал за директором, хотя совсем не понимал, зачем я понадобился. Директор молчал, будто дал зарок не раскрывать рта. И, только когда мы переступили порог кабинета, он сказал профессору:
— Вот тот самый мальчик, о котором вы спрашивали. Гайрат Касымов.
Я поздоровался. Профессор встал и протянул мне руку. Он улыбался мне тепло и сердечно, как будто был моим давним другом.
— Садись, милый мальчик, — сказал профессор, указывая мне на диван.
Я присел на краешек и огляделся. Носиршатрамы почему-то в кабинете не было. Профессор раскрыл свой коричневый кожаный портфель и вынул из него лист бумаги. Приготовил авторучку и повернулся ко мне.
— Где ты провёл лето? — спросил он.
— На пастбище, с отцом, — отвечал я.
— И Носир там был? — снова спросил профессор.
— Да. Только он чуть попозже приехал.
Профессор снял очки и потёр рукой лоб, словно хотел что-то вспомнить.
— А знаешь ли ты, дружок, как Носир забрался в Каргасхону? — спросил он.
— Знаю, — отвечал я. — Всё знаю.
— Что же вы там нашли?
— Ничего не нашли, — удивился я, — там ничего не было.
— А кто же нашёл молот и стрелу?
— Молот и стрелу? — изумился я. — Может, Носиршатрама их нашёл, а мне ничего не сказал?
— Но ведь ты сам только что сказал: «Всё знаю».
— Я правду говорю, товарищ профессор. Я действительно ничего не знаю о молоте и стреле. Если бы знал, зачем бы я стал скрывать?
— Верю тебе, — улыбнулся профессор.
Видимо, его интересовало ещё что-то, но я ничего не мог рассказать.
Профессор поднялся и стал прохаживаться по кабинету.
— Каргасхона, Каргасхона… — повторял он.
В дверь тихонько постучали. Вошёл Носиршатрама с узелком в руках. Он запыхался и так взмок, будто попал под ливень.
Носиршатрама развязал узелок и выложил на стол… заострённый камень с дырой посередине, напоминающий молот, и четыре палочки, похожие на ученические ручки. Самый обыкновенный камень и самые обыкновенные палочки. Я бы на них и внимания не обратил.
А профессор схватил камень и стал жадно его рассматривать.
— Ценная находка! — радостно сказал он. — Она свидетельствует о том, что Каргасхона может дать много материалов для нашей исторической науки.
— Эти вещи относятся, вероятно, к первобытной эпохе? — спросил директор.
— Пещера Каргасхона ещё не изучена, — отвечал профессор, — там могут оказаться предметы, относящиеся к разным эпохам.
Он взял палочки, похожие на ученические авторучки, сложил их, и получилась… стрела!
— Видимо, ты сам сломал эту стрелу? — Профессор вопросительно взглянул на Носира.
— Ведь я рассказывал уже, — жалобным голосом начал тот. — Вина моя велика. Из-за этого молота и стрелы я предал своих друзей, поступил нечестно.
— О каком предательстве ты говоришь? — прервал его директор. — Ничего не понимаю!
— Я не хотел, чтобы Гайрат и Шерали знали о моей находке, — в волнении говорил Шатрама. — Поэтому-то, выходя из пещеры, я разломал стрелу и спрятал её под рубашкой. Теперь уж я понимаю, что сломал не стрелу, а нашу дружбу. И письмо вам я послал тайком от друзей. Разве это не бесчестный поступок, не предательство? — Носир расплакался.
Директор и профессор были растеряны. Они не знали, как успокоить парня. Видя, что от него теперь толку не добиться, я попросил разрешения у взрослых и обо всём рассказал сам: как Носиршатрама пропал, как мы его нашли с помощью Полвона, как помогли выбраться из пещеры, как Шерали…
— Значит, — сказал профессор, поглядывая то на меня, то на Шатраму, — в находке этих исторических предметов есть и доля Шерали, а?
— Конечно же, товарищ профессор! — всхлипывая, воскликнул Носиршатрама.
— Знаешь ли ты, где живёт Шерали? — спросил профессор.
Носиршатрама сконфуженно взглянул на меня, и я понял: он позабыл адрес Шерали.
Я продиктовал профессору адрес. Он писал крупными буквами, с длинными хвостами и завитками. Потом профессор бережно завернул в бумагу камень и обломки стрелы, положил свёрток в портфель и, встав из-за стола, сказал:
— Ваша находка представляет большой научный интерес. В скором времени мы пошлём экспедицию в обнаруженную вами пещеру. Возможно, нам потребуется и ваша помощь. Я напишу вам.
На этом беседа закончилась. Профессор крепко пожал нам всем руки, и мы проводили его до голубой «Победы».
ПОДАРОК
Вы, конечно, знаете, до чего любопытны все ребята. Не прошло и недели со дня отъезда профессора, как ребята стали донимать нас с Носиршатрамой своими вопросами: «Ну как? Ну, что нового? Не было письма от профессора? Отправилась экспедиция в горы?»
— Мы люди маленькие, — скромно отвечал я. — Откуда нам знать, лазили ли они в горы?…
Но ребята не унимались. «Эх вы, археологи, — приставали они к нам, — нашли какую-то палку и камень с дыркой — и сразу к профессору! Учёного побеспокоили. Так он и напишет вам. Ждите! Больно нужны вы ему!»
Носиршатраму эти насмешки приводили в настоящую ярость. Он сверкал огромными чёрными глазами и с кулаками кидался на насмешников. И в самом деле, что мы могли ответить ребятам? Мы ведь и сами были в неведении. А результаты обследования пещеры в Каргасхоне интересовали не только ребят, но и наших учителей.
Шли дни за днями, недели за неделями, но от очкастого профессора не было никаких вестей.
Прошло два месяца. Мы с Носиршатрамой уже потеряли надежду получить от профессора какие-либо известия. И ребята больше не приставали к нам с расспросами.
Теперь я порою отводил Носиршатраму в сторону и шептал:
— Слушай, Шатрама, может, твои стрела и молот и в самом деле гроша ломаного не стоят? А ты всему свету раструбил…
— Откуда же мне было знать? — виновато говорил Носиршатрама. — Всё-таки это предметы старины… Я думал, они пользу принесут… исторической науке, — совсем уж неуверенно заканчивал он.
— «Думал»! Плохо ты думал.
— А ты… А ты…
Так слово за слово и заспорим, раскричимся. Он мне: «Лежебока!», а я ему: «Шатрама!»
И вот однажды в субботу на последнем уроке взглянул я в окно и увидел голубую «Победу».
«А вдруг это приехал профессор?» — подумал я.
Этот последний урок казался нескончаемым. А когда он кончился, дверь нашего класса с шумом распахнулась, и к нам повалили ребята из других классов.
— Собрание будет! — кричали вошедшие.
Тут я и вовсе перестал думать о голубой «Победе». Разве было бы собрание, если бы приехал профессор? Нас с Носиршатрамой сразу вызвали бы к директору…
Никто не знал, что будет за собрание. Но народу в класс набралось много — сидели по три-четыре человека за одной партой. Учительский стол покрыли алой скатертью. Класс наш стал похож на зал заседаний.
И вот в класс вошли наш директор и… профессор. Старик положил на стол какие-то свёртки и сел за стол. Мы с нетерпением ждали, что будет дальше.
Ребята с завистью и любопытством поглядывали на нас. А мы и сами-то ничего не понимали.
— Ну-ка, мои помощники, Носир и Гайрат, пожалуйте сюда, на середину класса, — позвал нас профессор.
Мы оба вспыхнули как пламя и подошли к столу.
— Друзья, — обратился профессор ко всем, — Носир и Гайрат оказались первыми исследователями пещеры Каргасхона…
Мы совсем смутились и покраснели больше прежнего. Ну, какие мы исследователи? А профессор уже рассказывал про Каргасхону, о работе первой археологической экспедиции, об интересных находках, которые дают ценные сведения о жизни первобытного человека.
Профессор выразил сердечную благодарность Носиршатраме, Шерали и мне за то, что мы оказали учёным большую помощь в их работе.
— И поэтому, — сказал в заключение гость, — мы решили сделать небольшой подарок нашим юным помощникам.
Ребята дружно зааплодировали.
— Прими на память эту книгу. — Профессор взял со стола свёрток и протянул его Носиршатраме. — Желаю тебе успехов в учёбе.
Тут ребята так захлопали в ладоши, что можно было оглохнуть. Затем наступила моя очередь. Я поблагодарил за подарок.
Когда шум немного утих, Носиршатрама попросил слова.
— Ребята, — взволнованно начал он, прислонившись к столу. — Я должен сказать здесь правду. Я недостоин этого подарка. В пещеру я полез за птенцами грифов и случайно нашёл там стрелу и каменный молот. И никакой я не исследователь, а настоящий шатрама. В пещеру-то я забрался, а вот выйти обратно не смог — грифы не выпускали меня. Кричи не кричи — никто не услышит. Лишь поздно ночью, когда грифы собрались возле своих птенцов и заснули, я подобрался к выходу и стал звать на помощь. И никогда мне не забыть, как я обрадовался, когда услышал голоса моих друзей Гайрата и Шерали. А потом уж Шерали, защищаясь от железных когтей грифов, вывел меня из страшной пещеры. Поэтому я прошу дать этот подарок не мне, а Шерали.
— Правильно! — закричали ребята. — Опомнился Носир! Молодец!
А профессор улыбался и кивал головой. Ему, видно, тоже понравились последние слова Носира. Он хлопнул его по плечу и сказал:
— Теперь ты ещё раз молодец! Успокойся: ваш общий друг Шерали не забыт. Подарок ему мы послали ещё три дня назад.
СЛАВА ПОЛВОНУ!
Сейчас Носиршатрама уже не отстающий и даже не средний ученик. Если не считать единственной тройки за контрольную по алгебре, то он учится так же, как и я. Он перестал проказничать, и мы больше не называем его Носиршатрамой, а просто Носир.
Мой друг так изменился, что все только диву давались. Оба мы мечтали о том, чтобы скорее наступило лето. Ведь у нас уже есть кое-какой чабанский опыт. Мы ещё немного поучимся у Собир-амака и у моего отца, и тогда из нас получатся настоящие чабаны. Мы с нетерпением считали дни. И вот наконец наступил апрель.
Обычно в начале апреля наши отцы возвращались из братского Узбекистана, а точнее сказать — из колхоза Аликула-чабана. Потом целый месяц овцы паслись на сочных лугах возле нашего кишлака. Как только овцы переставали ягниться и ягнята немного подрастали, отары вновь отправлялись на высокогорные тучные пастбища.
Прошла неделя, как овцы вернулись на ферму.
Мы с Носиром были так рады их возвращению, что каждый день сразу же после уроков бежали туда. Пасли овец до сумерек и, только разместив их в загонах, возвращались домой.
Полвон вырос и стал ещё больше, но, как и прежде, ни к кому не ласкался. И как нежно мы ни звали его: «Полвон, Полвон!» — он и хвостом не вильнёт.
Собир-амак с гордостью рассказывал о том, как в течение зимы пёс одолел пятерых матёрых волков. А мой отец уже в который раз повторял, что в жизни ещё не видел столь разумного и сильного пса. Полвон ни на минуту не оставлял отару и не разрешал овцам разбредаться.
Слушая эти рассказы, я вспоминал письма Шерали, в которых он сообщал о подвигах Полвона.
Однажды поздно вечером отец сказал матери: