А может быть, так и должно было случиться? Ведь я вовсе и не любил вас, когда вы еще были здесь.
Но теперь-то я знаю, моя боль означает только одно: вы принадлежали к самому золотому времени — времени моей юности, которая давно прошла. Прошла безвозвратно.
Вы перешагнули за грань небытия, ушли туда, где уже ничего нет. И скоро уйдут последние. Дай вам бог счастья хоть еще ненадолго! Совсем ненадолго. Ждите. Скоро и я приду вслед за вами…»
Глава 11. О русских первопроходцах в Беринговом море, приключениях Георга Степлера, о каланах и песцах
Известный натуралист Георг Стеллер вместе со знаменитым мореплавателем Витусом Берингом в 1733–1742 годах исследовал по заданию царского правительства России проход из Тихого в Северный Ледовитый океан. Возглавляющий экспедицию Витус Беринг в этом путешествии погиб, не выдержав леденящего холода полярной зимы. Стеллер же выжил и успел описать среди других обитателей вновь открытых земель никому не известное до той поры животное, названное позже в его честь стеллеровой коровой. Вот что он сообщал тогда о ее образе жизни.
«Эти ненасытные твари не переставая едят и из-за своей неуемной прожорливости почти постоянно держат голову под водой [11]; они мало интересуются тем, что делается вокруг, не заботясь вовсе о сохранении собственной жизни и безопасности, поэтому между ними можно свободно плавать на лодке или даже голым в воде, чтобы выбрать себе подходящий экземпляр, какой только захочешь вытащить из воды. В то время когда они вот так пасутся, у них нет других забот, как только через каждые четыре или пять минут высунуть наружу нос и вместе с фонтанчиком воды вытолкнуть из легких воздух. Звук, который они при этом издают, напоминает одновременно и лошадиное ржанье, храп и фырканье. Добрая половина туловища, а именно спина и бока, постоянно высовываются из воды. На спины к ним то и дело присаживаются чайки, которые склевывают с кожи паразитов. В зимнее время эти громадины нередко бывают раздавлены плавающими у побережий льдинами и выброшены на берег. Зимой они бывают такими тощими, что у них можно пересчитать все позвонки и ребра.
Весной они спариваются, причем происходит у них все как-то очень „по-человечьи“. Обычно это бывает под вечер при тихой погоде. Прежде чем спариться, они некоторое время ласкают друг друга, самка не спеша плавает взад и вперед, а самец неотвязно следует за ней, пока ей самой не надоест ждать. Тогда она опрокидывается на спину, а самец тотчас же бросается на нее и оплодотворяет; при этом они обнимают друг друга передними ластами».
Морские коровы, как известно, вскоре после того как их обнаружил Георг Стеллер, были полностью истреблены. Норвежскому исследователю А. Е. Норденшельду, посетившему остров Беринга в 1879 году, трое местных жителей рассказывали о том, что видели таких животных еще в 1854 году. А в 1962 году советское научно-исследовательское судно заметило близ мыса Наварина, северо-восточнее полуострова Камчатки, пасущихся на мелководье, в каких-нибудь ста метрах от борта судна, шесть крупных, темнокожих, необычного вида животных.
Три автора сообщения, опубликованного ими в научно-популярном журнале «Природа», пишут, что на следующий день они еще раз увидели одно из тех странных животных и тщательно описали его внешний вид, и подчеркивают, что и другие люди за последнее время не раз видели подобных животных. И ничего в этом нет невероятного, пишут они, ведь обнаружили же в пятидесятых годах совершенно новый, до тех пор неизвестный вид китов и неизвестный вид морской черепахи. Однако крупный советский зоолог В. Г. Гептнер (ныне покойный), с которым я обсуждал этот вопрос, высказывал сомнение относительно возможности появления стеллеровых коров, считая, что речь тут идет о чем-то вроде лохнесского чудовища… Ведь как-никак прошло уже 194 года с тех пор, как исчезли последние из них.
Но в 1977 году в газете «Камчатский комсомолец», выходящей в Петропавловске-Камчатском, снова появилась заметка на ту же тему. В ней сообщалось, что рыбаки видели морских коров южнее мыса Наварина. Рыбаки заверили директора местного краеведческого музея, что речь идет о животном, которое им никогда прежде не приходилось видеть; это никоим образом не были ни морской котик, ни морской лев.
Каланы весьма общительные животные. Лежа на спине у самой поверхности воды, они нередко затевают друг с другом веселые игры
Описание, которое они давали, полностью соответствовало внешнему виду морской коровы. Когда им показали картинку с ее изображением, они стали наперебой утверждать, что именно такое животное они и видели. Люди эти были очень удивлены, узнав, что это животное уже давно перестало существовать. Но поскольку со времен Степлера никто всерьез не занимался поиском исчезнувшей стеллеровой коровы, то ученые считают, что необходимо в ближайшее время снарядить научно-исследовательское судно, чтобы организовать добросовестной обследование предполагаемых мест ее обитания
{3}
.
Другое открытие Стеллера — возможно, к счастью описанных им животных — увидело свет только семь лет спустя после смерти исследователя. Речь идет о каланах:
«Калан столь же красивое, сколь веселое, забавное и игривое животное. По натуре каланы очень ласковы и любвеобильны. Тон их шерсти превосходит самый черный бархат. Охотней всего они располагаются целыми семьями — самец со своей самочкой, подростковым молодняком и совсем маленькими сосунками. Самец поглаживает самку своими лапками, а она шутливо его отталкивает. С детишками же она возится, как самая нежная мамаша. Детеныша самка перетаскивает в зубах, однако в воде переворачивается на спину и кладет его себе на живот, придерживая лапами, словно мать, качающая на руках свое дитя. Часто самки принимаются играть с детенышем: они подбрасывают его кверху, словно мячик, сталкивают в воду, чтобы он научился плавать, а когда он устает, снова берут на руки и целуют совсем по-человечьи».
Строго говоря, не Георг Стеллер первым открыл каланов, а один священнослужитель по имени патер Таравал. Он еще в 1737 году описывал, как индейцы у берегов мексиканского полуострова Калифорния охотились на каланов. Однако его сообщение увидело свет лишь в 1757 году, следовательно, четыре года спустя после обстоятельного описания Георга Стеллера.
Команда корабля Беринга сразу же принялась массами убивать доверчивых животных, что в ее бедственном положении и при полуголодном существовании еще можно как-то оправдать. Стеллер пишет:
«Их было такое множество, что поначалу у нас рук не хватало, чтобы всех уложить: стада их буквально покрывали весь берег, поскольку они весьма оседлые животные. Они родились и выросли здесь, на острове. Вначале они не испытывали ни малейшего страха перед человеком, бежали прямиком к огню и не желали уходить, пока не познакомились с нами поближе и после неоднократных потерь от наших рук научились нас избегать: тем не менее нам удалось убить не менее восьмисот, и не будь наш корабль столь маловместительным, мы могли бы взять с собой еще втрое больше шкурок».
Несколько дальше у д-ра Стеллера можно прочесть и такое:
«Я несколько раз старательно отнимал у самок детенышей. Их же самих не трогал. Самки при этом жалобно скулили. Однажды я двух детенышей унес с собой, а их матери бежали за мной следом, словно собачки, и звали их голосами, напоминавшими крик новорожденных младенцев, а поскольку детеныши, услышав зов своих матерей, начали у меня на руках тоже повизгивать, я уселся в снег. Самки подбежали ко мне совсем близко, готовые тут же утащить своих детей, которых я время от времени сажал на снег. По прошествии восьми дней я решил снова отправиться к тому месту, откуда забрал детенышей. Там я обнаружил одну из тех самок. Она была очень печальна и не делала ни малейшей попытки от меня удрать. Тогда я прикончил ее и, сняв шкурку, обнаружил, что от нее остались кожа да кости — так она исхудала. Точно такое же я наблюдал еще много раз».
Описывает Георг Стеллер и то, как каланов следует убивать в воде. Железный или костяной наконечник копья насаживают на папку таким образом, чтобы он сидел неплотно. Когда такой самодельный гарпун всаживают в тело калана, он тотчас же заныривает, но наконечник, на котором сделаны специальные зазубрины, застревает в теле плотно. От него тянется шнур к палке, оставшейся в руках ловца. Как только жертва вынырнет, чтобы вдохнуть воздух, ее подтягивают к лодке и оглушают ударом дубины или весла по голове. Есть и другой способ. Вынырнувшего из воды калана пугают громкими криками. Тогда он быстро исчезает, не набрав в легкие достаточно воздуха. Правда, иногда приходится ждать целых два, а то и три часа, пока жертва полностью вымотается. Во время тумана удается добывать одних лишь самок, прижавших к груди своих детенышей. Потому что когда такая самка вынуждена слишком долго пребывать под водой, то малыш начинает задыхаться и громко пищит. И всегда в таких случаях материнская любовь берет верх над страхом смерти.
А теперь вопрос к нашим дамам: хочется ли вам после всего услышанного носить манто из меха калана? Правда, Екатерина II сразу же заказала себе шубу до самых пят, как только увидела новый, неизвестный до той поры блестящий мех.
Не повезло калану: у него самый густой, самый теплый и непромокаемый мех из всех имеющихся в животном мире. Ведь ему приходится поддерживать постоянную температуру тела 38 градусов е морской воде, температура которой доходит всего до 10 градусов, несмотря на то что у него в отличие от тюленей и китов нет подкожного жирового слоя. От холода и сырости калана защищает лишь густой шерстный покров толщиной 2,5 сантиметра. Поэтому ему приходится тщательно за ним ухаживать: чесать и расчесывать, чтобы меж шерстинок мог свободно проникать воздух.
Из-за своего драгоценного меха калан чуть было не исчез с лица земли. Русские промысловики за одно лишь столетие после обнаружения Степлером каланов добыли их больше миллиона. Не меньше истребляли их и японцы. Это был тогда неслыханно выгодный бизнес — продавать а Европе и на Дальнем Востоке такие шкурки по баснословным ценам. Чтобы закрепить за собой торговлю этими мехами, Россия в 1812 году возвела Форт-Росс на калифорнийском побережье. Деревянную эту крепость американцы сохраняют и по сегодняшний день как исторический памятник.
Но, точно так же как и котиков, каланов становилось все меньше, и встречались они все реже. Поскольку на калифорнийском побережье их вскоре не стало совсем, русские в 1841 году покинули крепость. В то время как в 1820 году в торговлю поступало еще примерно 20 тысяч шкурок, в более поздние годы хищническая эксплуатация привела к тому, что торговля каланьими шкурками стала уже просто нерентабельной. Кончилось все тем, что русский царь в 1867 году продал всю Аляску Соединенным Штатам за 7,2 миллиона долларов
{4}
. В 1890 году на пушной рынок поступило еще ровно 2400 шкурок, в 1900 году — примерно 580, а в 1910 году только 300. Соответственно подскочили и цены. Если в 1758 году китайцы за каждую шкурку калана платили от 40 до 50 долларов, то в 1885 году на пушном аукционе в Лондоне шкурка оценивалась уже в 362 доллара, в 1903 году — от 440 до 1000, а в 1910 году — даже в 1700 долларов.
Чтобы спасти последних оставшихся в живых каланов, Россия, Англия, США и Япония заключили в 1912 году особое соглашение по Берингову морю, полностью исключающее промысел калана в определенных районах. Но только самих-то каланов к тому времени уже нигде не было видно, и начинало казаться, что они постепенно полностью исчезнут с лица земли, как исчезла стеллерова корова. Так во всяком случае думали тогда все. Ведь исчезли же они на калифорнийском побережье.
Но судьба распорядилась иначе. Советский ученый-Барабаш-Никифоров в тридцатых годах нашего столетия обнаружил у побережья Курильских островов, южнее Камчатки, нескольких каланов. Наблюдая за ними, он заметил удивительные вещи. Так, например, они пользовались орудиями труда! А считалось ведь, что на подобное способны только шимпанзе, орангутаны, галапагосский дятловый вьюрок, австралийские шалашники, африканский стервятник, ну и, разумеется, человек. Дело в том, что рыбы в рационе каланов занимают весьма небольшое место — примерно пятнадцатую его часть. А треть каланьих трапез состоит из моллюсков и ракообразных, которых приходится доставать с морского дна и разыскивать их там с помощью осязательных усов-вибрисс и особо чувствительных передних лап. Порой каланам приходится нырять в поисках корма на шестидесятиметровую глубину, где царит кромешная тьма. Как правило, они остаются под водой около минуты, а при опасности могут продержаться от пяти до восьми минут. Поднявшись на поверхность со своей добычей, чаще всего двустворчатыми моллюсками, носящими название абалоне или «морское ухо», обладающими твердой раковиной, а также с разной другой живностью, каланы поворачиваются на спину и укладывают свои припасы себе на брюшко. А затем камнем, тоже захваченным со дна, принимаются разбивать створки раковин. Когда раковины попадаются особенно твердые, они подкладывают под них еще другой, желательно плоский камень, устроив нечто вроде наковальни и затем уже колотят по ней сверху. Для того чтобы сохранять в холодной воде постоянную температуру тела, калану необходимо съедать за день количество пищи, равное одной четверти собственного веса.
Любимым их блюдом является моллюск абалоне. Удивительные создания эти абалоне: сверху у них жесткая раковина, а снизу большая мускулистая «нога», которой они и прикрепляются крепко-накрепко к подводным скалам. До двадцати раз приходится порой нырять калану, прежде чем ему удастся оторвать абалоне от скалы. Вынырнув на поверхность, он с превеликим трудом раскалывает раковину на своей «каменной наковальне». Но именно пристрастие калана к этим моллюскам может стать для них весьма опасным на калифорнийском побережье, где они в наше время снова стали встречаться. Но об этом несколько позже.
О том, что каланы опять появились возле западного побережья Калифорнии, узнали совершенно случайно, когда приступили к строительству моста через бухту Биксби. Строительные рабочие заметили, что из воды то и дело высовываются и исчезают какие-то маленькие головки. Бухту немедленно объявили заповедной, и специалисты подсчитали, что в ней обитает около 100 каланов. Стали присматриваться и к другим мелким бухтам. Выяснилось, что вдоль всего калифорнийского побережья обитает примерно 300 каланов. А потом началась вторая мировая война, и никто больше не интересовался забавными зверьками. Когда же в 1957 году был проведен их учет с самолета, выяснилось, что каланов стало уже 638. Обитали они среди подводных полей бурых водорослей — своей естественной родной среды.
А теперь о бурых водорослях (ламинариях, фукусах). Только сейчас мы, близорукие люди, поняли, как могли навредить себе тем, что заставили исчезнуть из моря каланов. Дело в том, что в Тихом океане вдоль побережий Калифорнии и Мексики протянулись огромные поля бурых
водорослей. Американская промышленность извлекает из них миллионные прибыли. Побеги водорослей тянутся со дна морского к солнцу, вырастая ежедневно примерно на целых полметра! Настоящих корней у них нет, и удерживают их возле дна особые корнеподобные отростки. Из одной такой опорной точки может произрастать одновременно до ста устремляющихся ввысь побегов. Свое питание эти лентовидные водоросли извлекают, не подобно другим растениям корнями из почвы, а «листьями» из воды. На «листьях» у них образуются пузырьки углекислого газа. Они поднимаются к поверхности, образуя струи, которые поддерживают побеги, достигающие порой шестидесятиметровой длины в вертикальном положении. Среди таких подводных лесов обитает бесчисленное J множество рыб, улиток, моллюсков и крабов — некоторые из них поедают опавшие стебли водорослей.
Ежегодно у берегов Калифорнии добывается 150 тысяч тонн водорослей. Для подводного кошения подобных длинных побегов применяются специальные суда, приспособленные исключительно для этой цели.