Это было 13 июня 1973 года - за три часа до смертной побудки, о которой они ни сном, ни духом не ведали.
Казалось всем, что самые опасные, самые напряженные часы этих последних ходовых суток остались далеко за кормой.
Днем были зачетные стрельбы: К-56 всплыла в одном из полигонов Японского моря, вздыбила ракетные контейнеры, отчего стала походить на чудище с взъерошенным от ярости загривком, развернулась кормой к цели и ревущие огненные всполохи унеслись к далеким плавучим щитам. Все ракеты попали в мишень. Стреляли совместно с крейсером «Владивосток» и большим ракетным кораблем «Упорный» по наведению авиацией. Оценка -«отлично»! Теперь домой, в базу…
Старшим на борту К-56 шел заместитель командира дивизии ракетных атомных подводных лодок капитан 1 ранга Ленислав Филиппович Сучков. Напереживавшись, издергавшись за страдные сутки, Сучков сразу же после чая прилег на койку в каюте командира. Его примеру последовали вскоре и остальные офицеры, кроме тех, разумеется, кто стоял на вахте. Как на беду в ту ночь во втором - жилом аккумуляторном-отсеке народу было вдвое больше, чем положено. На ракетные стрельбы к-56 вышли и офицеры другого экипажа - с К-23, а также заводские специалисты-наладчики из Питера. Тридцать шесть человек устроились на ночь кто где смог - на койках, откидных диванных спинках, в медицинском изоляторе, во всех мыслимых и немыслимых закутках-шхерах, отчего отсек стал напоминать перенаселенный плацкартный вагон.
Оба командира - штатного и вывозного экипажей - капитаны 2 ранга Александр Четырбок и Леонид Хоменко убивали время до входа в узкость тем, что резались в кают-компании в популярную на флоте игру - «кошу», известную на востоке как нарды.
В час ночи атомарина огибала мыс Поворотный в заливе Петра Великого. Шли в надводном положении…
Четырбок бросил кости в очередной раз и замер: корпус лодки мелко задрожал - турбины давали реверс, винты отрабатывали полный назад! Не сговариваясь оба командира метнулись из отсека в центральный пост, а оттуда на мостик.
Поздно…
Час три минуты по полуночи… Страшный удар сотряс подводную лодку. Скрежет рвущегося металла. Водопадный рев воды, хлынувшей в прочный корпус. Уши резал свист сжатого воздуха высокого давления. Погас свет. Вопль закатанного в лохмы металла и обрывки трубопроводов человека. Кто мог узнать в этом предсмертном крике голос флаг-связиста капитана 3 ранга Якуса? Его обезображенное тело хоронили потом в закрытом гробу.
Но самым страшным был едкий запах хлора. Соленая морская вода, хлынув в аккумуляторную яму, сразу же вступила в реакцию с серной кислотой электролита. В незатопленный еще отсек повалили клубы убийственного газа. Индивидуальных дыхательных аппаратов было всего семь - по числу моряков в отсеке по боевому расписанию. Тяжелый аппарат успел надеть только доктор, но, наглотавшись хлора, не смог открыть баллончик с кислородом.
Капитан 1 ранга Сучков выскочил из каюты в средний проход отсека. Даже в эти жуткие минуты он оставался профессионалом: вместо звонков аварийной тревоги, отметил он, верещал ревун боевой тревоги. Сучков бросился к пульту связи и резко скомандовал:
-Начать борьбу за живучесть корабля!
Кажется, это были его последние слова. В центральном посту их записали в вахтенный журнал.
В одну минуту самый мирный отсек атомарины превратился в котел кромешного ада…
Что же стряслось?!
А случилось то, что случалось уже не раз и не два во все времена на всех флотах мира: подводную лодку протаранил надводный корабль. В ту ночь на К-56 нанесло научно-поисковое судно рыбаков «Академик Берг», носившее по злой иронии судьбы имя бывшего подводника.
Роковые события далеко не всегда предвещают о себе заранее. Вот и в тот вообщем-то погожий июньский денек ничто не обещало трагедии. Атомарина возвращалась домой прибрежным фарватером в сопровождении крейсера «Владивосток». Именно с крейсера за два часа до столкновения засекли надводную цель, которая шла навстречу подлодке со скоростью 9 узлов. Расстояние между ним было около 40 миль (округленно - 75 километров). Никаких опасений эта ситуация не вызывала. На «Владивостоке», шедшем на три мили мористее атомохода, следили за обстановкой по экрану навигационного радара. То же самое должны были делать и в центральном посту подводной лодки. Но радиолокатор на атомарине не включили. Понадеялись на зоркость верхней вахты. Успокаивала простота судоходной обстановки? Берегли ресурс радиолокационной станции?
И то, и другое, и третье. РЛС «Альбатрос» весь день работала во время стрельбы с предельной нагрузкой. Требовалась техническая пауза и станцию вывели, в так называемый, «горячий резерв». Это значит, что она была на подогреве, и готова была работать на излучение по первому требованию. Другое дело, что это «первое требование» запоздало. Запоздало, несмотря на то, что с сопровождавшего крейсера заметили опасное сближение и передали на К-56 предупреждение, что дистанция между ней и целью сократилась до 22 миль, посоветовали включить радар и провести маневр расхождения со встречным судном как положено. Командир К-56 информацию принял, но… ушел отдыхать, оставив за себя на мостике старпома, допущенного к самостоятельному управлению кораблем. Но и старпом радиолокатор не включил. Тем временем, как это часто бывает в Приморье, нашла полоса тумана и атомоход вошел в густое молоко. Только тогда, когда до столкновения оставалось пять минут, включили навигационную станцию. На экране возникли отметки сразу четырех целей. Кто они, куда и как движутся -- определять уже было некогда. За две минуты до удара из тумана вынырнули красно-зеленые ходовые огни «Академика Берга».
- Турбинам реверс!!! Лево на борт! - заорал в микрофон старпом. Но было поздно.
Уходя влево К-56 подставила правый борт надвигающемуся форштевню. Удар «Берга», шедшего со скоростью 9 узлов, взрезал легкий и прочный корпус атомарины почти под прямым углом. Четырехметровая пробоина пришлась на стык Первого и Второго отсеков, и после затопления жилого, вода пошла в носовой торпедный…
* * *
Здесь, в носу, ночевало двадцать два человека. Дыхательных же аппаратов было только семь - столько, сколько подводников расписаны в Первом по боевой и аварийной тревогам. Пятнадцать беспротивогазных моряков обрекались на гибель от удушья и утопления. Среди них был и лейтенант Кучерявый, взявший на себя командование отсеком. Он не имел права на изолирующий дыхательный аппарат (ИДА), потому что был «чужим», из другого экипажа. Его противогаз остался на подводной лодке К-23. Спасительные «ИДАшки» могли надеть только те, чьи имена были написаны на их бирках: семеро из двадцати двух…
В тот день жена лейтенанта рожала первенца. В отсеке об этом знали. И мичман Сергей Гасанов, старшина команды торпедистов, отдал Кучерявому свой аппарат:
-Наденьте, товарищ лейтенант, хоть дитё свое увидите…
Лейтенант Кучерявый не стал натягивать маску. В ней трудно было отдавать команды. И тогда остальные - шестеро счастливчиков, которым судьба бросила шанс спастись, сняли дыхательные аппараты.
-Погибать. так всем вместе…
Самому старшему в отсеке - лейтенанту Кучерявому - было двадцать пять; матросам - едва за восемнадцать… Никто не хотел умирать. И потому все рьяно выполняли каждый приказ лейтенанта. Понимали его с полуслова.
Первым делом он приказал конопатить трещину, из которой хлестала ледяная вода и шел хлор. Добраться до трещины было почти невозможно: ее загораживал массивный бак гидроаккумулятора. Заделали только там, куда смогла пролезть рука с молотком. Вода неостановимо прибывала. Тогда пустили трюмную помпу на откачку за борт. Через несколько минут трюм затопило под настил и помпу пришлось отключить, чтобы не вызвать короткое замыкание и пожар…
Работала межотсечная связь «каштан» и Кучерявый слышал, как из Второго отсека инженер-механик Пшеничный докладывал в Центральный пост:
- Пробоина подволочная… Поддув бесполезен. Нас топит по-черному… Прощайте, братцы!
Это не прибавило оптимизма. К тому же через открытый отливной клапан помпы море врывалось в отсек еще быстрее, чем через трещину - затопило второй «этаж» и все перебрались палубой выше. Надо было немедленно закрывать клапан. Для этого нужно было пронырнуть через два затопленых люка - один под другим, и, в кромешной тьме, нащупав на днище вентиль, закрутить его. Ныряли по очереди, каждый успевал повернуть венчик на пол витка, не больше. Потом на на задержке дыхания надо было найти обратный путь через двойную прорубь в стальных листах. Больше всех нырял матрос-молдаванин Степан Казаны. Он и закрыл в конце концов злополучный вентиль. К тому времени все уже были по грудь в воде, даже забравшись на койки верхнего яруса. Над головой оставалась полтора метра воздушной подушки, отравленной хлором. Впору было запевать «Варяга»…
Капитан 1 ранга Александр Николаевич Кучерявый вспоминает с болью в душе:
- Вобщем-то, у меня был в запасе последний шанс… Правда, потом мне сказали, что он все равно бы не сработал. Но тогда я в него верил… Дело в том, что над нашими головами был аврийно-спасательный люк, который вел на носовую надстройку, то есть на верхнюю палубу лодки. Я решил, что когда выдышим весь кислород, отдраить верхнюю крышку люка и всплывать на поверхность. Благо глубина по моим подсчетам была не большая, и мы все успели бы выйти. Но я не взял в толк, что лодка шла своим ходом и потому с почти затопленными двумя отсеками зарывалась носом в воду много больше обычного.
- По счастью, нам не пришлось прибегнуть к этому последнему средству спасения. Спасения весьма проблематичного… В шахте люка с кувалдой наготове уже стоял матрос, чтобы бить по задрайкам крышки, когда по трансляции передали: «Внимание! Приготовиться к толчку - выбрасываемся на отмель.»
Но толчка мы не почувствовали. Лодка села мягко.
Да, это было спасение. С помощью подоспевшего крейсера «Владивосток» подраненая субмарина плавно приткнулась на песчаную отмель. С рассветом под К-56 спасатели завели понтоны и лодку отбуксировали в док.
Но и на этом дело не кончилось. Рассказывает очевидец событий капитан 1 ранга Сурненко:
Вдруг обнаружилось, что баллон воздуха высокого давления, вывернутый ударом из гнезда, пробил контейнер, где находилась ракета с ядерной боеголовкой. Никто не мог поручиться как поведет себя в этой ситуации поврежденное оружие. К месту происшествия прибыл командующий Тихоокеанским флотом адмирал М.Маслов. Не полагаясь больше ни на кого и ни на что, он отобрал у матроса газовый резак и сам срезал крышку контейнера. Увидев лоснящееся рыло уцелевшей боеголовки, все, кто стоял рядом, сняли фуражки и вытерли со лба холодный пот…
А жена лейтенанта Кучерявого родила в тот смертный день сына. Его назвали Олегом. Ныне старший лейтенант Олег Кучерявый служит на Северном флоте в Архангельске.
* * *
Рок столкновений с надводными кораблями преследуют субмарины с самого начала подводного плавания. И почти всегда таран смертелен для подлодки.
Столкновение «Академика Берга» с К-56 было отнесено к разряду «навигационных происшествий с тяжелыми последствиями». Погибло 27 человек, из них: 16 офицеров, 5 мичманов, 5 матросов, один гражданский специалист из Ленинграда.
В засекреченных приказах информация об аварии была доведена до командиров разных рангов в «части касающейся». Но никакие выводы и разгромные разносы не смогли предотвратить подобную же катастрофу: столкновение рыболовецкого рефрижератора № 13 с подводной лодкой С-178, которое случится в том же Японском море, спустя восемь лет. И жертв там будет почти вдвое больше…
В трагедии К-56 виновными были объявлены все - и живые, и мертвые. Так было проще. Так было привычнее… Эта подловатая практика недавних времен не смогла, однако, затемнить имена героев.
Известно, что в любой беде люди ведут себя по-разному. Как вели себя в свои последние минуты те, кто навсегда остался во втором отсеке, не видел никто. Никто, кроме водолазов-спасателей, которые проникли в затопленный отсек, когда ракетная атомарина выбросилась на мель.
«Капитана 2 ранга Пшеничного, - рассказывали они, - мы сняли с рычага кремальеры. Рядом, у переборочной двери в третий отсек, поток воды забил в шхеру тело капитана 1 ранга Сучкова. Лица обоих были в синяках и кровоподтеках…»
Отдав команду о начале борьбы за живучесть по трансляции, Ленислав Филиппович Сучков бросился вместе с инженер-механиком Пшеничным перекрывать лаз в третий отсек, куда уже успело перескочить девять человек. В их числе и замполит, который обязан был находится в аварийном отсеке и, как велит Корабельный
Устав, «принимать все меры по поддержанию высокого политико-морального состояния личного состава, мобилизовывать его на энергичные и инициативные действия по борьбе с аварией». Всем этим пришлось заниматься Сучкову и Пшеничному. Оба прекрасно понимали, что если продолжится паническое бегство в третий отсек, то затопит и его. А это верная гибель всего корабля и двух экипажей. На дно уйдут полтораста человек, не говоря уже о ядерном реакторе и ракетах с атомными боеголовками. Но именно в этот пока еще сухой отсек рвались обезумевшие от смертного ужаса матросы-новобранцы. Инстинкт самосохранения утраивает силы. Молодые крепкие парни пытались отшвырнуть тех кто встал на пути к их спасению. Они не разбирали ни званий, ни должностей - молотили кулаками направо и налево. Пшеничный держал рычаг запора, навалившись на него всем телом, а Сучков отбивался от нападавших. Схватка была недолгой. Ядовитый хлор, поднимавшийся из аккумуляторной ямы, сделал свое дело быстро. Потом паталогоанатомы установят: ни у кого из двадцати семи погибших воды в легких не было. Всех умертвил газ до того, как море заполнило трехпалубный отсек. Но ни хлор, ни вода, ни смерть не смогли помешать офицерам выполнить свой последний долг. Капитан 2 ранга инженер Пшеничный погиб с рычагом кремальеры в закостеневших руках, как погибали в бою солдаты, не выпустив оружия. Кто- кто, а уж он-то ни в чем не был повинен. Его забота - ход и живучесть корабля. И он был верен до конца РБЖ, воинской присяге и офицерской чести, этот мех-трудяга в измасленных погонах. Уж ему-то светило как минимум Боевой Красное Знамя посмертно, а мы сегодня, увы, не знаем даже его имени.
Точно так же погиб, перекрыв дверь в первый отсек, капитан 1 ранга А.Логинов, офицер из ракетного управления Тихоокеанского флота.
Что бы там не говорили о капитане 1 ранга Сучкове, де старший на борту отвечает за все, но если взглянуть на его судьбу не формально, то свои служебные упущения он многократно перекрыл своим жертвенным подвигом. Легко понять его по-человечески самое трудное дело - ракетная стрельба - позади, отстрелялись успешно, это стоило немало нервов, теперь до прихода в базу можно заслуженно отдохнуть, а не торчать на мостике, где и без того два опытнейших командира плюс без пяти минут еще один старпом. Обстановка вполне позволяла ему спуститься в жилой отсек - ни штормов, ни узкостей, ни сложных расхождений. Кто бы на его месте не прилег в каюте? А вот кто бы еще поступил так, как он в роковую минуту - это вопрос. Мог бы успеть перескочить в сухой отсек, кто бы остановил его, старшего на борту? Останавливал же он, капитан 1 ранга Сучков, перекрыв путь панике, ядовитому газу, топящей воде. В эти минуты он, сорока четырехлетний мужчина, поседел как древний старец. Хлор окрасил седину в розовый цвет. Его так и хоронили - розововолосым.
Оба его сына - Владимир и Сергей - не убоялись стать подводниками, несмотря на мученическую гибель отца. Оба вышли в командиры атомных подводных ракетоносцев. Контр-адмирал Владимир Сучков командовал даже дивизией «стратегов» - самых мощных атомарин из семейства «тайфунов». Братья Сучковы не раз водили свои грозные корабли в океан. Морская фортуна благоволила к ним. Может быть, потому, что отец отвел от них самый страшный удар судьбы, приняв его на себя?
СМЕРТЬ В РЕЖИМЕ МОЛЧАНИЯ
Эта женщина была окружена ореолом мрачной тайны. Ее муж, командир подводной лодки, погиб со всем экипажем в Баренцевом море. Никто не знал - как, где и почему. Об этом предпочитали не расспрашивать - особый отдел еще не закрыл следствие.