— …но какое-то время на сон тебе разрешается? Уже хорошо… Ну так я хочу его разделить… Почему, в конце концов, есть жилье у меня… Да. Да. Да. Во сколько? Хорошо, я позвоню.
Подруга не смогла долго выдержать стороннюю позицию и с досадой отложила чертеж.
— Все-таки дура ты, Ленка! Ну чего сама вешаешься? Знаешь, как он на тебя смотреть будет? Тьфу!
— Лишь бы смотрел, — глядя в стол, сказала Елена. — Лишь бы смотрел.
Шкуру медведя отодвинули в сторону, и теперь он скалил зубы на низкий стол у тахты. На столе стояли приборы, несколько бутылок вина, рядом с кругом белого сыра соседствовала разнообразная зелень.
В соседней комнате Корнилов кончал укладывать объемный рюкзак, два чемодана и дорожная сумка стояли поодаль.
Из кухни вышел полноватый человек с полотенцем вокруг талии вместо передника и кухонным ножом в руке, спросил:
— Николаич, ты правильно думаешь — они любят перец, как ты?
— Правильно думаю. Каждое блюдо должно быть таким, как полагается. Так что не надо скидок.
— Что не надо класть? Я не понял.
— Все надо класть. Все, что считаешь нужным. И я буду класть… Вот только куда?
— Привяжи к мешку, пусть сами бегут, — засмеялся кухаривший и ушел к плите.
Перезвон над дверью вскоре отвлек Корнилова. Отворив, он отошел в сторону, пропуская гостей, а Баскаков представил:
— Проходи, знакомься. Это Алексей Николаевич… А это — Лена.
— Здравствуйте…
— Здравствуйте, здравствуйте, закричала толпа… Ну-ка, — Корнилов за руку ввел ее в комнату, развернул к окну. — Ни-че-го! Понимаю отшельника, презревшего схиму… Привет, отшельник!
— Привет.
— Вижу следы жизни, — Корнилов дотронулся до щеки Баскакова. — Как это ты прошляпил?
— Да уж прошляпил… Еще кто-то есть? И вещи в сборе.
— Они в сборе наконец… Хасан! Можно тебя отвлечь? Иди сюда.
Хасан появился без полотенца и без ножа, широко улыбаясь гостям.
— Теперь совсем можно. Маленький огонь сделал. Здрассте!
— Вот, представляю: Нагалиев Хасан, хозяин дальних гор. Приехал забрать меня на свадьбу сына. Так что через два часа… — Корнилов посмотрел на часы. — Нет, уже через полтора мы отбываем. Поэтому милости просим к столу! — он с поклоном согнул руку кренделем. — Даму поведу я… Хватайтесь, Лена! Рука не слишком честная, но надежная.
Елена рассмеялась и взяла его под руку.
Теплые потоки с улицы высоко вздымали легкую занавеску над балконной дверью, и она, колыхаясь, плавала в воздухе, словно пласт ночного тумана.
— …Я спросила, что у тебя с лицом, ты засмеялся, сказал — «следы жизни» и дальше расспрашивать не дал. Из-за меня не дал, я поняла. Но у тебя и здесь страшный след, — Елена осторожно потрогала его тело, — и на спине… Я смотрю, и мне жутко. Прости, что об этом говорю, но я понимаю твою бывшую жену: все время ждать и все время бояться… Ужасно! И ужасна зависимость от этого страха. Унизительна. Разве нет?
Лежа на спине, Баскаков глядел в потолок, где в светлом пятне темнели очертания перекрестий торшера.
— Знаешь, странно, что он родился в Ростове.
— Кто?
— Один человек… У нас первые гастроли как раз там были. Отработали три дня. На четвертый после представления вышли и решили до общежития пешочком пройтись… Наскочила шпана, слово за слово, у них ножи, и их много. Меня с Веней врачи кое-как откачали, заштопали, а Аркашка погиб. И нету нашего трио… Как я их возненавидел тогда!
— Тогда? А сейчас?
— Сейчас нет, это очень мешает. И не только… Но вот ты сказала, что понимаешь Зою. А как быть мне? Хотим того или не хотим, но если профессия всерьез, она диктует образ жизни. И с этим ничего не поделаешь. Я не умею и не хочу ничего другого, никаких высоких идеалов, пойми, просто не хочу другого. То ли привык, то ли вжился, но это — мое…
— Обязательно ловить мерзавцев?
— Я так не рассуждаю, поскольку не все мерзавцы. У многих — просто тоже способ жизни по ряду причин, и мы теперь знаем, сколько респектабельных и увенчанных наградами граждан поступали хуже. И потом, как известно, преступники есть продукт общества. И если преступность растет, значит, у общества не все в порядке, согласись.
— Наверно… Даже наверняка.
— Кстати, этот, что родился в Ростове, учился на филфаке, со второго курса ушел или выгнали. Какая-то история, разрешенная таким образом при участии партбюро и общественности… Не все способны терпеть, когда по ним ходят. И у каждого свой кодекс… А я обязан во всем руководствоваться общепринятым…
— Мне кажется, ты себя упрощаешь с одной стороны и идеализируешь — с другой. Ты не можешь относиться к ним с пониманием… В конце концов, понять — это действительно значит простить.
— Простить — не для меня. А понять… — он приподнялся и посмотрел на нее. — Слушай, ты пришла философствовать? Мне представлялось, что начальные намерения были иными.
— Они были. И есть. Но где-то я прочла, что любовь — это еще и беседа… — Осекшись, Елена резко отвернула лицо и схватила зубами подушку.
— Что такое? — Баскаков лбом прислонился к ее щеке. — Ну вырвалось громкое слово, ничего… Ночью это бывает. Сам боюсь высокого штиля, но ближе тебя у меня нет сейчас никого.
Она обняла его так крепко, как только могла.
— А мне хватит. Знаешь, мне этого хватит. Даже слишком…
Железноводск для столичного жителя был совсем не город, а так, нечто вроде очень раскинувшегося поселка. Преобладали в основном одноэтажные дома и домишки, вокруг каждого сад, ветки деревьев гнулись под тяжестью абрикосов, яблок и слив. В этом году урожай фруктов выдался отменным.
Милицейский уазик прополз переулком, выехал на более широкую улицу и покатил, набирая скорость.
— У вас там, наверно, этих нет в хозяйстве? — похлопав по рулю, спросил сержант-водитель сидевшего рядом Баранова. — Не пустят «козлика» рядом с Кремлем раскатывать.
— Всякие есть, — рассеянно отозвался Баранов. — Случается такая запарка, на чем ездишь, не видишь.
— Конечно, раз столица! Все к вам тянутся, и с хорошим и с худым, где есть что взять — туда и едут. Бывают у нас разные чепе, так все одно с вашими не сравнить.
Уазик подкатил к райотделу милиции, и, пройдя недавно окрашенным коридором с зелеными стенами и ярко-желтыми дверями, Баранов вошел в кабинет начальника.
Грузный майор с одутловатым лицом сидел за столом, рядом стоял молоденький лейтенант в новеньком, необмятом кителе.
— Ну, как съездили? — спросил майор. — Садитесь к окну, прохладнее… Чаю хотите?
— Нет, спасибо… Съездил впустую. Там одна бабка старая, не понять, что бормочет. А соседи, они соседи и есть: не видели, не слышали, ничего не знаем.
— Я же говорил — второй год про него не слыхали, — как бы даже обрадовался майор. — Но зато вот, познакомьтесь, — он кивнул на лейтенанта, — участковый Привальцев… Так он утверждает, будто Минасяна видели вчера утром.
Баранов взглянул на Привальцева, и тот, еще более вытянувшись, заговорил, обращаясь то к нему, то к майору.
— Так точно, видели! Трое соседей и еще двое в кафе… Его не было, не было, а вдруг появился и снова пропал. То есть пока не обнаружил я его…
— А Минасян не иначе этого Гришина корешок, — пояснил начальник райотдела. — Три ходки в места отдаленные, та-акой резвый, мерзавец, намучились с ним! Правда, с год как у нас не художничает. Верно, Привальцев?
Лейтенант вздрогнул и подтвердил:
— Так точно! Я, в общем, недавно, но знаю, что за ним чисто.
— А скажите… — начал было Баранов.
Загудевший на столе аппарат связи прервал его, и майор переключил рычажок.
— Балбошин слушает!
— Балбошин?! — закричала рация. — Бекоев беспокоит… Наш москвич просит вашего, он где?
— Здесь он, здесь, сейчас… Это Пятигорск, — пояснил Балбошин.
Но Баранов уже подскочил к столу и нагнулся над динамиком.
— Баранов на связи!
— Долгушин говорит, — оповестил динамик. — Анатолий Петрович, выезжай срочно! Два часа назад всплыли вещи из квартиры Гриднева… Слышишь меня?
— Слышу, слышу! Еду… В Москву депешу отбил?
— Спрашиваешь! Жду тебя, понял?
— Понял хорошо, выезжаю!
Баранов посмотрел на начальника райотдела.
— Ну, хозяева дорогие… Мне срочно в Пятигорск, сами слышали! Требуется резвый транспорт.
— Это сделаем, — тяжело поднялся майор. — Кого бы с вами? Ага — ГАИ! Лучше не придумаешь… Сейчас.
— Товарищ майор, я добегу, — с готовностью предложил Привальцев. — Пока телефон… за углом же, а?
— Дуй!
Мигая синим проблесковым фонарем, мчалась по шоссе машина ГАИ, громко включая сирену при обгоне тяжелых рефрижераторов и трайлеров.
Старший лейтенант за рулем с увлечением демонстрировал мастерство вождения, а Баранов то и дело поглядывал на спидометр — стрелка на нем дрожала на отметке 160.
МОСКВА ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ МОСГОРИСПОЛКОМА УПРАВЛЕНИЕ УГОЛОВНОГО РОЗЫСКА БАСКАКОВУ ДОСТОВЕРНЫМ ДАННЫМ ЖИТЕЛЬНИЦА ГОРОДА ПЯТИГОРСКА НОГАЙЦЕВА НЕЛЛИ САМСОНОВНА КУПИЛА МЕХОВУЮ ШУБУ И КОЖАНОЕ ПАЛЬТО ОПИСАНИЯМ ИДЕНТИЧНЫЕ ПОХИЩЕННЫМ КВАРТИРЫ ГРИДНЕВА АДРЕС НОГАЙЦЕВОЙ УСТАНОВЛЕН НА СВЯЗИ ПОСТОЯННО ДОЛГУШИН…
Самолет шел на посадку в предутренней мгле, под хвостовым оперением ярко вспыхивал опознавательный фонарь.
Чиркнули по бетону колеса, подпрыгнули, снова ударились о покрытие полосы, и справа и слева от окошек тяжелой машины побежали огни ограждения.
Долгушин и Баранов издали увидели своих в толпе пассажиров: в куртках, с кейсами Баскаков и Певцов походили на двух командированных, хотя отличие все-таки было.
— Привет, орлы…
— С прибытием, как долетели?
— Здравствуй…
— О-о, да ты здесь посвежеть успел… Здорово!
На площадке перед аэровокзалом, несмотря на раннее время, царила обычная сутолока большого аэропорта.
— …Ногайцева живет почти на окраине. Отдельный дом, не ее, а матери, но сейчас она там одна, — рассказывал Долгушин. — По ощущению — не скупщица, и по справкам тоже… Но здешние коллеги прояснят. Правда, попозже, они тут с самого ранья не очень, строго к девяти появляются, если особого пожара нет.
— Зато гостиницу приличную сообразили, — сообщил Баранов. — Вода идет, а в буфете даже позавтракать можно… Нам сюда, Андрей Сергеевич, во-он машина стоит, это полковника здешнего, водитель всю дорогу сопел, недоволен, что рано подняли.
Баскаков остановился и посмотрел на Певцова.
— Тогда ну его, а, Игорек? Знаешь, зудит внутри прямо сейчас к этой даме нагрянуть. Побеседовать.
— Пять часов утра, Андрей, — удивился Певцов. — Как скажешь, конечно, но не попрет она нас? Имеет право.
— Правда, Андрей Сергеевич, — поддержал Долгушин. — Рано, и, потом, местные заахают, что с ними не пообщались, не привлекли.
— А мы к девяти успеем, раз они аккуратисты. Ты подстрахуешь, в случае чего, объяснишь, будто моемся-бреемся с дороги, а Долгушин нам дорогу покажет. Пошли!
— Так хотя бы машину возьмите, — предложил Баранов. Было заметно, что он обижен отставкой.
— Обойдемся, пускай досыпает, — отходя к стоянке такси, отозвался Баскаков. — Потратимся разок, а то привыкли за государственный счет.
Дом посреди большого ухоженного сада оказался весьма солидным сооружением, да и внутренняя обстановка не оставляла сомнений в изрядном достатке хозяев. В кухне, например, наличествовал финский гарнитур, а минский холодильник оказался последней модели.
Сама Нелли Ногайцева, женщина лет тридцати приятной наружности, разговаривала с непрошеными визитерами облаченная в бирюзового цвета спортивный костюм, на пальцах посверкивали кольца. Первое смущение постепенно покидало ее.
— Что предложили, то и купила… Бабство наше подвело, решила знакомой похвастаться, показала, — она криво усмехнулась, — а та взяла и стукнула.
— Тогда два вопроса, — сказал Певцов. Он не без удовольствия разглядывал хозяйку, и было похоже, что та тоже выделяла его из троих. — Почему ваша знакомая стукнула, это раз. И где вы познакомились с продавцом.
— Так по этим вещам, оказывается, розыск объявлен. У них в комке описание есть, она там и работает… А предложили купить на базаре, когда я у самошвейников шмотки глядела. Очень просто.
— Предложили на базаре, а покупали где? — спросил Долгушин.
Баскаков сидел отвернувшись, глядя в открытое окно, за которым на ветру лепетала листва.
— Здесь, дома… Он сюда принес, — Ногайцева снова усмехнулась. — Интересно, какой он, да? Черный, худой, думаю — армянин, а там черт разберет, у нас тут национальностей, как шерсти на собаке.
— Он один был?
— Один. — Она встала и подошла к плите. — Угощу вас кофе. И сама с вами выпью, хотя рано еще завтракать… Ой, у меня подружка такую книжку где-то раздобыла, ну не книжку, а перепечатку с нее… Так в ней один дед из-за бугра голодать советует и диету особую для здоровья и красоты. Ну ничего нельзя! Ни масла, ни мяса, соль и сахар — яд, и кофе тоже. Фамилию забыла… А я пью, и ничего.
— Его фамилия Брэгг, — повернулся на стуле Баскаков. И Нелли с джезве в руке полуобернулась к нему. — Когда вы должны с ними встретиться?
Латунная посудинка стукнулась донышком о решетку плиты.
— С кем?..
— С ними, с ними, с теми, кто вещи вам продал! Кстати, как назывался тот, сероглазый, приятной наружности?
— Валентином… О-ой, дура я, дура!
Ногайцева вернулась на место и тяжело опустилась на стул. Певцов взял джезве из ее руки, взглянув на Баскакова, поставил на плиту. И Долгушин смотрел на Баскакова.
— Сигарету хотите? — предложил тот, и женщина молча кивнула. — Пожалуйста… Это я не только из любезности, а чтобы самому подымить. И вы милиции рассказать рассказали, поскольку от факта не отопрешься, да рассказали не все. Не соврали, а умолчали. А вот нам уже пришлось врать! И поэтому слегка засмущались, заболтали про кофе, про Брэгга, про диету, неловко стало. А имя он настоящее назвал, смотрите-ка… Кольцо — изумруд в брильянтиках — предлагал?
— Да.
— Понятно, вы кольца любите. Когда ждете?
— Сегодня…
— Когда, я спрашиваю!
— В… десять.
Трое мужчин одновременно посмотрели каждый на свои часы.
— Семь сорок две, — сказал Баскаков. — Вторая калитка есть?
— Сзади… К соседям.
— Долгушин, перекроешь тот вход. Мы с Певцовым останемся тут. Нелли Самсоновна будет вести себя хорошо, за это забудем, как она хотела нас обмануть, и ничего не расскажем местным товарищам… Как, поладили, Нелли Самсоновна?
Ногайцева молча кивнула.
— И прекрасно. Идите отдохните… Вот сигареты, у меня есть еще. Ближе к десяти приглашу сюда, на всякий случай. И не бойтесь, в обиду не дадим…
Бирюзовый костюм исчез в проеме двери, и Долгушин начал было:
— Андрей Сергеевич, может быть, все-таки…
— Не успеем, Саша. Они могут заранее объявиться, пронаблюдать. Скорее всего, так и сделают… Нет, не успеем! И справимся сами, — лицо Баскакова вдруг приобрело несвойственное ему выражение жесткости, даже жестокости. — Второй раз я его не выпущу, ни-ни-ни… Иди на место. С Богом. Господи, прости мою душу грешную.
Глядя, как выходит Долгушин, Певцов машинально ощупал кобуру под курткой. Баскаков похлопал его по колену и улыбнулся:
— Еще есть время, Игорек. А дойдет до козырей, так не спеши, очень прошу. Стреляй по ногам.
«Волга»-такси медленно проехала тенистым кварталом, свернула за угол и двинулась узкой улочкой, уходившей слегка вниз, к перекрестку. У одной из калиток сидел на скамеечке дремлющий старичок в панаме, еще дальше высокая женщина в брючном костюме подошла к краю тротуара и взмахнула рукой.
Такси прошло мимо.
— Огибай квартал, — сказал Валёк. Он сидел рядом с мордастым водителем, челюсти его двигались, пережевывая жвачку.
— Да не, чисто все, — ответил водитель. — Нарик отсемафорил.
— Ты давай рули, — предложил Валёк. — А почему сипишь? Простыл?