В поисках цезия - Марков Георгий Мокеевич 3 стр.

Усмехнувшись, доктор Попов сказал:

— Железная логика! Да у вас своя наука!

— Почти наука, доктор. Некоторые называют ее искусством.

— Искусство разгадывать тайны... Зазвонил телефон.

— У телефона Балтов. По какому делу я понадобился в такой поздний час?—притворно сердито говорил физик.— Приходят, будят меня, вытаскивают из кровати и даже помогают оде­ваться. Что за ночная любезность?—гремел в трубке его голос.

Аврониев выждал, пока физик выскажется до конца, и затем объяснил ему коротко и ясно:

— Послушай, Балтов, нужен аппарат для улавливания радиоактивности. Слышишь меня?

28

В ответ послышался свист, а затем голос Балтова:

— Уж не начали ли вы производство атом­ных бомб? Товарищ подполковник, осторожнее! Я сам решительно выступаю за мир, да и физи­ка учит, что все тела стремятся к покою!

— Шутки в сторону, Балтов! Дело очень серьезное. Речь идет о жизни человека. Есть у вас такой аппарат? — Аврониев говорил лю­безно, но доктор Попов чувствовал, что за его спокойствием скрывается озабоченность.

— Наука имеет все, товарищ Аврониев, кро­ме аппарата для измерения мозгов дураков. Я принесу тебе счетчик Гейгера!

— А он поможет?

— Аппарат сверхчувствительный, последней модели.

— Так приезжай сейчас же!

— Слушаюсь, товарищ начальник! Аврониев положил трубку и обратился к док­тору:

— А вы как будто забыли о своем пациенте? Попов встал и вышел из кабинета. Следователь расположился за столом Попова,

взял лист бумаги и карандаш и, написав фами­лии всех, кто присутствовал на несостоявшейся операции, задумался. Затем начал рассуждать вслух:

— Кто же совершил кражу? Семь человек... Математики скажут — уравнение с семью неиз­вестными. Чтобы решить это уравнение, нужно довести его до одного неизвестного... Да... Если бы было время, а то как в шахматной игре — цейтнот! Но посмотрим...

Вдруг вернулся доктор Попов.

— Профессор очень плох, нужно спешить,— сказал он, словно выражая недовольство медли­тельностью Аврониева.

— Кого вы оставили при нем?

— Никого. Он будет находиться под моим личным наблюдением.

— Вот это правильно!

Попову было неприятно, что этот человек оценивает его поступки. Он привык к почтению и уважению, с которым относились к нему окру­жающие, и мнение Аврониева задело его само­любие.

— Вы должны спешить,— снова напомнил он.

— Чтобы не попасть в цейтнот? — усмех­нулся Аврониев.

— Не понимаю вас.

— Это термин в шахматной игре, который означает недостаток времени.

— Да, мы не должны терять время.

— А если времени у нас вполне достаточ­но?.. — с иронией произнес Аврониев, поняв намек доктора.

— О, вы так спокойны, как будто все уже в порядке,— заметил Попов.

— Мне кажется, и вы на операциях не менее спокойны, чем я сейчас.

Аврониев встал и вышел в коридор. Взгляд его скользил по стенам, он легко и бесшумно двигался вперед.

Подполковник стремительно вошел в комнату медицинских сестер. Антонова стояла у окна спиной к двери. Она обернулась и, увидев во­шедшего, в знак приветствия кивнула головой. Аврониев незаметно бросил на нее быстрый взгляд. Она была молода, не старше двадцати четырех лет, и красива, пленительно хороша. Подполковник ощутил, что она тоже незаметно, но очень внимательно разглядывает его, словно пытаясь отгадать его мысли. Он почувствовал в ней живой ум, и ему показалось, что она на­стороже.

Взгляд Аврониева остановился на карманном фонарике, лежавшем на маленьком белом столе посреди комнаты. Подойдя к столу, подполков­ник взял фонарик и начал небрежно перебрасы­вать его из руки в руку.

В это время доктор Попов заговорил с сест­рой. Она отвечала быстро, любезно, но ее вни­мание было приковано к рукам Аврониева.

На фонарике имелись три кнопки, нажимая на которые можно было освещать предмет красным, зеленым или белым светом. Аврониев заметил, что нажата красная кнопка.

«Зачем им понадобился красный свет?» — подумал подполковник.

— Вы здесь проявляете рентгеновские сним­ки?— шутливо спросил он сестру.

— Нет, это делается внизу, в лаборатории,— ответил за нее доктор Попов.

— А для других целей вы не применяете красный свет?—Аврониев глядел прямо в кра­сивое лицо Антоновой.

Но она не вздрогнула, спокойно выдержала его взгляд и ответила:

— Нет, ни для каких других целей не при­меняем.

— Тогда почему же в фонарике установлен красный свет? — наивно улыбнулся он.— Если бы мы были на железнодорожной станции, я бы подумал, что вы закрываете путь поездам при! испорченном семафоре.

— Несколько минут назад я играла с фона-Д риком,— неторопливо ответила Антонова и взглянула на него своими красивыми голубыми глазами.

— Бывает! — сказал Аврониев и засмеялся так, словно был чрезвычайно доволен ответом. — Я еще ребенком любил играть со спичками, но однажды поджег копну соломы и получил дома такую трепку, что до сих пор ненавижу спички.

Он положил фонарик к себе в карман и вы­шел из комнаты.

Попов нагнал его в коридоре.

— Можно освободить моих коллег?

— Нет.

— А что будем делать сейчас ? — спросил он, глядя, как Аврониев пытается зажечь новуюсигарету.

— Ждать.— Аврониев лениво зевнул и чирк­нул спичкой.

5

Антон Балтов, специалист в области ядерной физики, был широко известен в научном мире. С первого взгляда бросалась в глаза его не­складная фигура. Волосы у него поседели, го­лова ушла в плечи, и ходил он сгорбившись, как старик, но подчеркнуто бодро. На лице у него всегда было такое выражение, будто он в любой момент готов весело пошутить.

С Аврониевьш Балтов познакомился еще в тюрьме. Осужденный за коммунистическую деятельность, студент физик Антон Балтов гля­дел на небо через оконце сырой камеры и вычислял в уме, когда рухнет фашистская держава. Когда она в соответствии с его расчетами была разгромлена, Балтов снова поступил в универси­тет и получил высшее образование, чтобы заниматься более сложными делами. Несмотря на различие профессий, Аврониев и Балтов вместе работали в различных комитетах, и подполков­ник глубоко уважал честного, пламенного Балтова.

Аврониев встретил друга у входа в больницу.

— Я всегда утверждал, что без физики мир существовать не может! — весело воскликнул Балтов.

Аврониев поздоровался с ним, отдал распо­ряжение новым сотрудникам, тоже прибывшим в больницу, и повел Йозова и Балтова в каби­нет Попова. Несколько равнодушно, но очень ясно и точно он описал им все известные обсто­ятельства кражи цезия, не высказывая своего мнения.

Лицо у физика потемнело, сразу же стало серьезным, напряженным, он закусил губу и сказал:

— Если цезий здесь, в здании, можешь успокоиться — мы его найдем. Я убежден в этом!

— По недавним сведениям, цезий еще здесь, но я уверен, что делается или будет делаться все, чтобы его вынести...— На мгновение Авро­ниев замолчал и затем добавил: — И это будет ключом к разгадке.

— Тогда надо спешить. Ведь легче найти здесь, в больнице, чем вне ее,— сказал Йозов.

— Ты совершенно прав. Но видишь ли, для решения этой задачи нам необходимо знать хотя бы одно неизвестное, иначе ничего не выйдет. И мне кажется, что скоро враг даст нам в руки это «неизвестное»,— задумчиво сказал Аврони­ев.— Пришла милиция, ищет цезий, они непре­менно прореагируют на это. Как? Увидим,— закончил он.

— Итак, каковы наши задачи? — спросил Балтов.

— Задач у нас две. Первая — срочно найти цезий и спасти профессора. Вторая — найти вора, поскольку за его спиной скрывается, ве­роятно, более крупная фигура.

— Мне кажется, я буду полезен тебе только для решения первой задачи,— заметил физик.

— Как твой аппарат? Хорош? Уловит ли он слабую радиоактивность?

— Полная гарантия. Больше того: если вор не учел, что металлические предметы, находив­шиеся вблизи цезия, должны были стать радио­активными, он в наших руках.

— Превосходно! Давай посмотрим аппарат.

Балтов принес в комнату коробку, похожую на те, в которых хранятся микроскопы, и вынул из нее аппарат. На его передней стенке находи­лась шкала со стрелкой, как у обыкновенного барометра. Стрелка стояла на нуле. Кнопки и рычажки обеспечивали работу аппарата в раз­личных условиях.

— Думаю, никому, кроме Попова, не следует знать о счетчике,— посоветовал Балтов.

— Это обязательно. Мы должны застать вора врасплох. Что бы ты предложил? — спросил Аврониев, предполагая, что физик уже принял решение.

— Я обойду незаметно все здание — комнаты, кабинеты, затем двор. Может быть, проволочки где-нибудь там. В процедурную и комнату мед­сестер я не войду. Если ничего не найдем, позо­вем всех сюда. Аппарат от них скроем. А затем переведем их в другую комнату и снова прове­рим помещения. Понятно?

— Я согласен. Никто не должен видеть ап­парата. И все-таки мне кажется, что любой це­ной будет сделана попытка вынести отсюда цезий, если это уже не сделано. Только бы не опоздать! — Аврониев вздохнул, сел за стол Попова и задумался.

Балтов вышел. К нему присоединился высо­кий лейтенант Чубров, прибывший в больницу по приказу Аврониева. Осторожно ступая по цементному полу коридора, они бесшумно про­двигались вперед.

Аврониев несколько раз разговаривал по теле­фону, выходил из кабинета и отдавал своим работникам новые распоряжения. Надежда на счетчик Гейгера ободрила Аврониева. «Иначе черт знает, как бы мы отыскали эти четыре волоска»,— думал он. Но он был убежден, что преступник неплохо подготовился и что его не так легко застать врасплох.

«Едва ли эта работа доверена глупцу, но, если даже он глуп, мы должны считать его са­мым умным и самым хитрым...» Аврониев по­пытался представить себе, что бы он делал на месте вора.

«Как бы я действовал?» — спросил он себя. И ответил: «Во-первых, проник бы сюда под каким-нибудь самым законным, невинным и убедительным предлогом. Во-вторых, кражу совершил бы так, чтобы подозрение пало на другого. В-третьих, как можно скорее избавился бы от проволочек. Например, если они горят, то сжег бы их, или переправил бы как-нибудь за пределы больницы, или подсунул бы в чей-ни­будь карман, если бы пришлось спасать свою шкуру. В-четвертых, все делал бы так, чтобы можно было доказать свое алиби. В-пятых, я разыграл бы комедию, изобразив себя челове­ком, в нравственных качествах которого невоз­можно усомниться».

Аврониев улыбнулся.

«Это обыкновенный метод работы среднего преступника. Но есть и другие, более интересные варианты. Например, такой метод дерзкого преступника: привлечь внимание следствия на себя, а затем ловко переложить вину на другого... Да, но в это я не верю, гораздо вероятнее пер­вый вариант. Затем, почему бы преступнику не работать с помощником? Почему бы не быть здесь какой-нибудь продажной душе, которая за деньги могла бы оказать ему эту услугу? Это очень вероятно!»

Подполковник с нетерпением ожидал резуль­татов проверки. Но когда физик и Чубров вер­нулись, он даже не спросил о результатах. По их лицам было видно, что ничего не найдено. Занятые своими мыслями, они долго молчали. Первым нарушил молчание Аврониев. — Одно ясно: цель этой кражи — убить про­фессора и передать иностранной разведке ре­зультаты его последних научных исследований. Я узнал, что за несколько дней до своей болез­ни он сделал открытие огромной практической ценности. Мы должны его спасти, спасти любой ценой! — Аврониев произнес последние слова с той непоколебимой решительностью, которая поразила Балтова еще в те дни, когда Аврониева допрашивали в полицейских участках.

— Начнем! Чубров, позови Попова, его надо предупредить,— приказал он.

— Допрос для пробы счетчика,— добавил Балтов.

Когда хирург пришел, подполковник задал ему вопрос:

— Как больной?

— Все так же плохо, необходимо спешить.

— Не стало ли ему хуже, чем в тот день, когда его привезли сюда?

— Да.

— Кто наблюдал за ним?

— Доктор Васильев.

— Васильев? — повторил Аврониев и при­казал Чуброву привести доктора Горанова.

6

В процедурной, где находились все задержан­ные, кроме сестры и ночной няни, которая спала внизу, царила тягостная тишина. Врачи смотрели друг на друга с нескрываемым сомне­нием и беспокойством. Мысль о том, что здесь вор, тот, кто убивал профессора, вызывала в них дрожь недоверия и отвращения. Дру­жеское расположение, с которым раньше каж­дый относился к своим коллегам, исчезло.

— Какая гадость! Просто можно провалиться сквозь землю от срама,— говорил доктор Гора-нов, бросая на всех гневные, подозрительные взгляды.— Ведь мы врачи, интеллигентные люди, и среди нас случилось такое, что несов­местимо с совестью врача, с гражданским долгом... Это позор! — волновался он и сжимал кулаки, словно собирался вступить с кем-то в драку.

— Хотел бы я, чтобы это была ошибка,— пытался успокоить себя серьезно испуганный доктор Калчев.

— Какая там ошибка... Это крупное дело, вот увидите! — вмешался в разговор Симанский, протирая стекла своих очков. Он давно уже перестал тревожиться за судьбу профессора и сейчас говорил совершенно спокойно.

— Позор! — повторял Горанов. — Жутко пред­ставить, что цезий найдут у кого-нибудь из нас. Что вы думаете? Это так страшно, чудовищно, позорно...

— Да, вор должен радоваться, если на его долю выпадет только позор и срам, но мне ка­жется, что он отправится на тот свет раньше профессора! — со злой иронией перебил Горанова Симанский.

— Я все равно не верю, что может случиться такая отвратительная вещь,— испуганно наста­ивал доктор Калчев.

Только Васильев сердито молчал. Забинтован­ная рука у него болела, и самые мрачные мысли не выходили из головы.

«Значит,— думал он,— Антонова поддержи­вает тайное знакомство с этой жирной мордой, с этим истеричным типом... Почему они скры­вают? Зачем тот солгал? Отчего она никогда не говорила мне о нем? Наконец, почему она не оттолкнула меня, если с ней этот тип... Или же здесь кроется что-то другое, чего я не могу понять?»

Вошел доктор Попов.

— Коллеги,— сказал он,— я вас очень прошу: во время допроса постарайтесь сделать все, чтобы помочь разоблачить вора.

— Будет допрос? — спросил Калчев.

— А вы что думали? — взглянул на него Симанский.— На прием вас не пригласят.

— Все же... нас можно было бы и не подозре­вать,— пожал плечами Калчев, которого оскорб­ляло подозрение.

Симанский засмеялся.

Васильев вообще не реагировал на это сооб­щение. Он продолжал размышлять, припоминал свои последние встречи и разговоры с красивой медсестрой, анализировал слова и мысли и не находил никаких признаков ее неискренности.

Когда доктора Горанова вызвали на допрос, Симанский подошел к Васильеву и сказал:

— Помните, дорогой друг, я вам говорил, что враг подкапывается под жизнь профессора. Выходит, это была не пустая фантазия, и в мо­ей голове есть кое-какой умишко...

Васильев окинул его острым взглядом и от­ветил:

— Да, вы очень умны!

— Не вижу причины для иронии,— смутился Симанский.

— Я тоже не вижу причины, зачем вы напо­минаете, как вы умны и какая богатая у вас фантазия. Зато у вас неважная память,— заме­тил он, намекая на то, Что Симанский скрыл свое знакомство с Антоновой.

— Артериосклероз в вашем возрасте — ред­кое явление!— добавил доктор Калчев, невольно оказавшийся свидетелем их разговора.

Васильев усмехнулся и замолчал.

Через три—четыре минуты вернулся Горанов, и, трепеща от волнения и страха, на допрос пошел Калчев.

Горанов сердито сопел и ходил по комнате, не находя себе места.

— О чем вас спрашивали? — небрежно поин­тересовался Симанский и, вынув из кармана маленький ножичек, начал чистить ногти.

— Ни о чем особенном,— ответил старый врач. Видимо, он был не намерен ни о чем рас­сказывать.

— Понимаю,— многозначительно улыбнулся Симанский.— Но не понимаю, почему вас не отвели в другую комнату и вообще почему нас держат здесь вместе. Это не в нашей практике ведения следствий!