Из камбуза доносился какой-то вкусный запах. В носу у мальчика приятно защекотало.
Дверь камбуза была открыта. Яшка подошел и заглянул туда. Дядя Миша возился у плиты, где стоял ряд сковородок с длинными ручками.
Повар обернулся и увидел мальчика. Яшка хотел сразу же уйти, но дядя Миша смотрел на него приветливо.
— На завтрак омлеты с зеленым луком, — объяснил он и, взяв одну сковороду, как-то особенно встряхнул ее. Омлет взлетел вверх, перевернулся в воздухе и шлепнулся обратно на сковородку. Сделано это было лихо.
— А ну еще, — попросил Яшка.
— Пожалуйста, — сказал повар.
Второй омлет так же быстро и точно перевернулся в воздухе без всякого вмешательства ножа.
— Вот это да! — оценил Яшка ловкость дяди Миши.
А тот насыпал на один омлет кучку мелко нарезанного лука и встряхнул сковородку уже совсем другим способом. Теперь только край омлета загнулся к середине, прикрывая собой лук. Потом второй край загнулся так же, и, в результате, омлет оказался сложенным втрое с луком в середине.
У Яшки по рукам как будто поползли мурашки. Ему очень захотелось перевернуть омлет так же ловко. И случай вскоре представился.
— Дядя Миша, — загудел на палубе боцман, — иди бери молоко!
Повар выскочил на палубу, а Яшка подбежал к плите и, схватив сковородку, встряхнул ее так, что омлет взлетел выше его головы. Только упал он обратно не на сковородку, а на пол.
Мальчик оглянулся. В дверях никого не было. Но если бы он поглядел в иллюминатор, то как раз увидел бы там лицо штурмана Жука.
Присев, Яшка хотел подобрать яичницу, но она развалилась. Что делать? Сейчас войдет дядя Миша и всё увидит. Эх, так скорее всего! Яшка затолкал омлет под стол. В этот момент чья-то рука потянула Яшку за ухо.
Перед ним стоял второй помощник капитана.
— Ты чего же это делаешь? А? — тихо проговорил Жук, не отпуская яшкиного уха.
— Пусти, больше не буду, — взмолился Яшка.
— Нет, погоди, сейчас дядя Миша придет.
Но Яшка изловчился и рванулся к двери. Жук кричал ему вслед:
— Стой, бездельник! Кому я говорю? Стой!
Яшка мчался в профессорскую каюту. Ему казалось, что только там он будет в полной безопасности. И, толкнув дверь, Яшка чуть не сбил с ног профессора.
Ученый-птицелов укладывал свои пожитки. Он поднял голову и внимательно посмотрел на гостя:
— Помогать пришел?
Кто его знал, этого профессора, догадывался он или не догадывался, почему Яшка прибежал к нему так рано?
— Не останусь я здесь! — решительно ответил профессору Яшка.
— Как это не останешься? А куда же ты денешься? — Дроздов на минутку перестал укладывать вещи.
— С вами поеду.
— Куда?
— Не хочу я здесь.
— Да-а, — неопределенно протянул профессор. — А мать как же?
Яшка не знал, что ответить. Тогда профессор взял его за подбородок и посмотрел в глаза.
— Не годится это никуда. Мать, знаешь, как беспокоится сейчас о тебе, — хоть и получила радиограмму, — ты где, да что с тобой? Глаз, наверное, ночами не смыкает.
— А если мне худо здесь? — спросил Яшка.
— Почему худо? Ты осмотрись как следует, а вдруг понравится и сам захочешь стать моряком, когда большим вырастешь.
— Ого, — с горечью усмехнулся Яшка, — какие же это моряки? Один на капитанском мостике в фартуке, другой блины печет, а третий — вон даже корову доит. Такие настоящие моряки не бывают.
— Какие же они, по-твоему, должны быть?
— Разные, — уклончиво ответил Яшка.
— Правильно, разные. А среди разных это самые лучшие моряки. Капитан, например, он любит чистоту и порядок, без них на море никак нельзя. А медяшку он сам чистит, так это вместо физкультуры: и приятно, и полезно. Повар, дядя Миша, тоже отличный моряк, только специальность у него обыкновенная. Но работать поваром или кочегаром на берегу — это одно дело; а на море, когда шторм, на кухне с плиты от качки всё соскочить может, и самому около горячей плиты устоять надо, — это, думаешь, просто? Ты приглядись, как дядя Миша заботится о команде, как кормит. А насчет боцмана и говорить нечего: он образцовый хозяин. Такого порядка на палубе, как у него, и не сыщешь. Коровы? Так это просто здорово. Нельзя же уйти надолго в море и есть солонину да консервы. Мяска свежего надо. Вот и заколют коров на мясо. Видишь, всё правильно.
Разговаривая, профессор укладывал вещи, но один пиджак никак не влезал в туго набитый мешок. Александр Николаевич и так и этак складывал, а тот не помещался.
— Ну, и не надо, — сказал тогда сам себе ученый и протянул пиджак Яшке: — На, дарю.
— Зачем? — удивился мальчик.
— Дарю в знак нашей дружбы. Пиджак хороший, морской, только без форменных пуговиц. Я его всё собирался своему Сережке подарить. Ну, а Сережка далеко. Бери. Мать перешьет его. Будешь носить и вспоминать меня. Погоди, не осталось ли чего нужного в карманах? — Александр Николаевич стал поочередно проверять в пиджаке все карманы и вытащил из одного какие-то бумаги. Перелистал их. — Это тоже дарю — лотерейные билеты Осоавиахима. Вдруг что-нибудь выиграешь по ним, например охотничье ружье.
— Не надо, — Яшка застеснялся. Столько подарков! Да еще билеты! Зачем?
— Как это зачем? А вдруг автомобиль выиграешь и будешь на нем в школу ездить. Подкатишь к школе на своем автомобиле…
— Школа-то через две избы, — ухмыльнулся Яшка.
— Всё равно. Ребята просить будут: «Яков Иванович, прокатите!» — профессор накинул на мальчика пиджак с торчащими из кармана билетами. — Так что ступай, а когда будем съезжать, ты уж, пожалуйста, проводи меня до острова. Проводишь?
— Провожу.
— Вот и хорошо.
Яшка первым делом с опаской огляделся. В коридоре никого не было. Значит, Жук не подкарауливал.
В каюте, разложив пиджак на койке и разглядывая его со всех сторон, Кубас дивился: «Ну, подарок! Новый, из черного сукна. А если к пиджаку пришить золотые пуговицы, тогда наверняка сам капитан ахнет. Молодец всё-таки профессор, настоящий ученый, хоть и без микроскопа. Палтуса того надо было подарить профессору и сразу сознаться. Конечно, он узнает. Или пойти к самому повару, ну и… сказать: простите, мол, больше не буду. А что, и пойти!» — решил Яшка. Неохотно переставляя ноги и продолжая размышлять — идти, не идти, он побрел на камбуз.
Повар стоял спиной к двери, что-то насыпая в начищенную медную кастрюлю.
Момент был самый опасный, ведь дядя Миша свободно мог не только отругать Яшку, но даже наказать.
— Дайте напиться, — пробормотал Яшка, готовый и любой миг кинуться прочь.
Дядя Миша обернулся. Лицо у него блестело и раскраснелось, совсем как медная кастрюля на плите.
— Напиться? Это пожалуйста.
Он зачерпнул из ведра кружку воды и подал ее Яшке. Пришлось пить, хоть и не хотелось, а вода была холодная, даже зубы от нее ныли.
— Еще, — попросил Яшка, лишь бы повар не ругался. Он готов был выпить целое ведро воды.
Но дядя Миша смотрел на него не сердито. И тогда Яшка решил заговорить о самом главном.
— А чего он за ухо?
— За которое? — дядя Миша сочувственно покачал головой.
— За оба.
— Ну?! — повар улыбнулся и погладил Яшку по голове. — Только ты этого больше не делай.
Яшка тоже улыбнулся. «Всё обошлось так просто. Действительно, повар из хороших моряков».
— А ну, сделайте еще так с яичницей, — попросил Яшка.
— Не могу, — ответил дядя Миша. — Все уже изжарились. Я тебе лучше другую штуку покажу. Вот попробуй-ка вычистить картошку так, чтобы шелуха с нее ни разу не порвалась, а осталась бы целой лентой.
— Как это?
— Могу показать, пожалуйста.
Повар высунулся из камбуза и взял у своего помощника несколько клубней картофеля, потом ловко стал вертеть один клубень на острие ножа. От картошки потянулась длинная лента шелухи. Здорово получалось. На клубне не осталось ни одного пятнышка, а шелуха ни разу не порвалась, хотя была тоненькая-претоненькая.
— Попробуй-ка, — сказал дядя Миша, подавая Яшке другой клубень и нож.
Но у Яшки ничего не вышло. Нож всё время соскакивал с картошки, а шелуха счищалась отдельными мелкими кусочками, как мальчик ни старался.
— Ну и что, — сказал тогда Яшка, — я поваром не буду, я капитаном буду.
И он пошел на палубу, довольный тем, что всё закончилось так просто.
Глава восьмая
Остров Перовый. — Проводы. — Рассказ профессора Дроздова: «Какую пользу могут принести кайры». — «Птичий базар».
«Большевик» стоял на якоре возле острова по названию Перовый. Дальняя, западная часть острова, возвышаясь над водой крутым утесом, была удивительно белая.
— Что это там, снег? — спросил Яшка у профессора и, не дожидаясь ответа, заключил: — Поганые места!
Дроздов, наблюдая, как погружали на катер экспедиционное имущество, обернулся:
— Почему поганые?
— А снег, — Яшка показал на остров, — лето и снег.
Тогда профессор как будто рассердился:
— Осторожно!
Но оказалось, что крикнул он это на катер одному своему помощнику.
— Какой же там снег! — Александр Николаевич снова обратился к Яшке: — Это, братец мой, птиц здесь столько, кайр. Они прилетают сюда на лето птенцов выводить.
Яшка перегнулся через фальшборт, чтобы разглядеть: правду или неправду говорил профессор. Разве на одном месте может собраться столько птиц? Верно, в яшкином селе Тихом воронья иной раз такая силища налетит, а то чаек соберется возле рыбаков — с тысячу. А здесь никаких рыбаков нет и весь остров от птиц белый.
Но Яшка ничего не разглядел. Только показалось ему, будто белизна на утесе как-то колебалась, тряслась. Ну и что ж, море тоже сверкало и дрожало от солнца. Выдумает тоже, хоть и профессор.
Яшка недоверчиво глянул на Дроздова, потом еще раз — на белый утес. Нет, всё-таки там мелькало что-то. И название у острова подходящее. Перовый — от птиц, значит. А также профессор — он ведь сюда в экспедицию ехал, да не один: пять человек с ним.
— Иди-ка ты надень пиджак, — сказал Дроздов.
— А то что?
— Скоро пойдем на остров, прохладно будет.
Голос ученого звучал сегодня как-то особенно по-приятельски. А мог ли человек с таким голосом выдумывать про остров и птиц?
В каюте, примеряя пиджак (наверное, в сотый раз), Яшка подвернул рукава еще на толщину пальца и опять думал о профессоре. Вот остаться бы с ним на острове изучать птиц. Ого, сколько они вдвоем изучили бы! Всех птиц переловили бы на удочки. А потом ребята на селе узнали бы, что у него есть друг — настоящий профессор.
Яшку очень занимала эта мысль. Но вдруг ему так отчетливо представилось лицо матери. Плачет она, поди, убивается. А уж про бабку и думать страшно.
Яшка ощупал карманы. Билеты были на месте. Целых двадцать пять штук. Решил он вернуть их профессору. Пускай ему автомобиль достанется. Будет на этом автомобиле по разным островам разъезжать и всяких птиц ловить.
Правый карман у пиджака оттопыривался. Туда Яшка положил несколько костяных пластинок с зубами, которые он вытащил из палтусовой головы. Эти пластинки он сохранял, чтобы показать Кольке, какой был палтус. Их непременно сберечь надо. Колька так про палтуса не поверит.
Он вышел на палубу. У трюма номер три были в сборе все обитатели «Большевика» — провожали Дроздова и сто пятерых спутников.
Удивительное дело, ведь совсем чужие люди, а расставались словно родные. Обнимались, хлопали друг друга по спинам. А капитан обнял профессора, долго держал его в объятиях, и, наконец, они трижды поцеловались.
За капитаном уже стояла очередь желающих прощаться с профессором.
Яшка дернул за рукав старшего помощника:
— Это он мне пиджак подарил, — и поднял локоть, чтобы Борис Владимирович лучше разглядел профессорский подарок.
— Чистая шерсть.
— Поди-ткось, — сважничал Яшка, — он мне хотел еще брюки подарить. Знаете, какие брюки, и пальто.
Сейчас Яшка наврал бы еще с три короба. Но его окликнули:
— Яков, на катер[17]!
Это звал профессор.
— Во, — сказал Яшка старпому, — опять зовет. Без меня ему, как без бати, никуда.
Яшка зашагал на зов профессора.
— Вы со мной садитесь.
— С тобой, с тобой, — засмеялся Дроздов, — марш в катер!
Под бортом звонко тарахтел мотор.
Яшка перелез через фальшборт и стал нащупывать ногами перекладину штормтрапа, но из-за маленького роста еле достал до нее.
— Поддержали бы, сорвется ведь, — сказал кто-то в катере.
Яшка узнал по голосу второго штурмана Жука, который схватил его за ухо. Он и теперь нарочно позорит.
Мальчик, назло штурману Жуку, вцепился в боковую веревку штормтрапа и, решительно откинув туловище, повис на одних руках. Так и спустился в катер, не касаясь ногами ни перекладины, ни веревки.
Наверху кто-то с восторгом произнес:
— Отлично, молодец!
Яшка с гордо задранной головой хотел перешагнуть на корму, но катер качнуло набежавшей волной и Кубаса отбросило на дно катера.
Следом за Яшкой в катер спустился профессор.
— Разрешите отходить? — спросил он капитана, стоящего наверху на палубе.
— Разрешаю, с самыми наилучшими пожеланиями.
Теперь Яшке показалось, будто Александр Петрович недовольно глянул на него. А на палубе все разом закричали, замахали фуражками, желали экспедиции счастья и успехов.
— Отдать носовой! — скомандовал Жук. — Малый вперед!
Катер скулой[18] мягко стукнулся о борт парохода и двинулся вперед. Мотор стучал то звонко и раскатисто, то тяжело и захлебываясь. Это волны, набегая, закрывали выхлопную газовую трубу.
Высокий черный борт парохода отодвинулся, и катер вышел из теневой полосы. Солнышко выглянуло из-за трубы, и лучи его засверкали на медной отделке катера.
«Большевик» был теперь виден от носа до кормы. Могучий его корпус незыблемо покоился на воде, хотя волна катилась крупная и катер изрядно качало.
Снизу волны кажутся больше и опасней. В обыкновенный ветреный день с высокой палубы парохода глядишь на них, и хоть бы что. А вот когда волны поднимаются выше катера, выше головы, тут начинаешь к ним относиться по-другому.
Сквозь гребни волн просвечивало солнце. Зеленая вода пенилась от пузырьков и кипела, будто в нее набросали кусков ваты. И вдруг она становилась чистой, зеленой, прямо-таки стеклянной. А в ямах между волнами вода была темная, густая.
Красиво, когда над этим голубое, тоже чуть зеленое небо, и по нему всюду разбросаны чистые белые облака.
Профессор сидел, обняв Яшку за плечи, и мечтательно глядел на «Большевик».
— Великолепный пароход, — тихо говорил он, — замечательный!
У Яшки и без того щемило сердце. Что же это в самом деле, дом-то оставался позади всё дальше и дальше. Пароход хоть немножко напоминал село. Всё-таки людей на нем много, да и коровы и собаки есть.
— А что вы там на острове делать будете? — нарочно спросил Яшка, чтобы не думать о пароходе.
Дроздов отодвинул ящик, съезжавший от качки им на ноги, и сел удобней.
— Птиц изучать будем, кайр.
— А как их изучать, — чучелы делать?
— Не только чучела, яйца собирать будем. А главное — узнать, какая может быть польза от птиц. Здесь на острове поселяется на лето больше миллиона кайр. Представь себе, если от каждой взять по одному яйцу или по два. Яйца кайр не меньше куриных и на вкус не хуже.
— Ну, да. — Яшка подозрительно покосился на профессора. (Мыслимое ли это дело, чтобы собрать от каких-то глупых птиц целый миллион яиц? Собери-ка миллион вороньих яиц, полазай по деревьям!) — Вы что же в курятник их какой посадите?
Яшка не отрывал глаз от острова, о котором ученый рассказывал этакие чудеса. Над утесами будто тучи мошкары вились. И шум оттуда доносился какой-то особенный, не похожий на шум прибоя.