— Подойди, узнаешь!
Яшка подошел.
— Встань между ними, вот так. Я тебя сейчас сниму на память вместе с кайрами.
— Ну да? — Яшке не верилось. Как же это профессор будет его снимать, как он сделает карточки?
Но Дроздов сказал правду. Он отошел шага на три и расстегнул на боку кожаную сумочку. Яшка думал раньше, что сумочка для денег, а в ней оказался маленький фотографический аппарат.
— Присядь, только осторожно, птиц не испугай, — приказал Александр Николаевич, глядя в стеклышко на аппарате. — Так, хорошо, а теперь обнимись с кайрами.
— Не буду! — вдруг решительно запротестовал Яшка.
— Почему?
— Что я, девчонка — обниматься?
— Правильно, отставить обниматься! Спокойно, снимаю!
Аппарат щелкнул.
— Минутку! — сразу же крикнул профессор. — Еще раз, — и он опять нацелился аппаратом.
— Александр Николаевич, надо торопиться, — напомнил штурман Жук, — вода-то убывает. Наш катер обсохнет совсем; до воды мы его не дотащим.
— Да, да, Дмитрий Иванович, может получиться неприятность. Вы идите все, а мы с Яшей быстро вас натопим.
— Ведро ваше давайте.
— Нет, оно мне понадобится.
К большой яшкиной радости. Жук ушел вместе со всеми, и тогда профессор снял Яшку еще несколько раз: четыре раза с птицами, а один раз отдельно, так, что море виднелось позади.
— Карточки я тебе обязательно пришлю, — пообещал Александр Николаевич, — как вернусь на «Большую землю», отпечатаю и пришлю. Адрес твой я знаю.
— Ага, — мотнул головой Яшка, — вы прямо мне шлите. На конверте так и пишите: Якову Ивановичу Кубасу в село Тихое, только марку не забудьте наклеить.
— Обязательно, а теперь давай собирать яйца. Отвезешь их в подарок повару дяде Мише.
— А вдруг болтунов наберем?
— Ну, это мы узнаем.
— Для этого ж их сварить надо и почистить, — усмехнулся Яшка.
— Не обязательно. Давай-ка соберем раньше.
Александр Николаевич осторожно столкнул с гнезда ближнюю кайру и взял яйцо.
Яшка вспомнил, что у него в кармане спрятаны два подобранных яйца, и сунул в карман руку, но там оказалась сырая яичница. Яйца разбились, когда кайры чуть не сбросили Яшку в море.
Он ничего не сказал об этом профессору, но птиц сталкивал теперь с гнезд осторожно и даже боялся громко кричать.
Очень быстро они набрали полное ведро яиц. Потом вышли на знакомую тропинку и увидели внизу бухту, где стоял катер.
Отсюда сверху было видно, как вода отступила от берега и на осушенном песке торчали камни, обросшие зелеными водорослями. Штурман Жук правильно говорил. Нос катера тоже обсох…
— Надо помочь, идем побыстрей, — сказал профессор.
Но катер уже покачивался на воде, когда они спустились. Некоторые люди из команды «Большевика» забрались в катер, а другие, сидя на корточках у воды, умывались.
Дроздов прежде всего подошел с ведром к большому плоскому камню у воды и позвал Яшку.
— Гляди, — сказал профессор и стал погружать в воду яйца кайр, — те, которые тонут в соленой морской воде, — свежие, а насиженные всплывают. Вот и вся премудрость. Теперь проверь каждое, а потом возьми в катере ведро и освободи наше.
Яшка так и делал, но тут его стало мучить сомнение: неужели это правда? Может быть, придумал профессор?
Он глянул на Дроздова, чтобы убедиться, не следил ли тот за ним. Нет, Александр Николаевич разговаривал со штурманом. Тогда Яшка взял яйцо, тонувшее быстрей всех, и стукнул его о камень. Разломал. Совсем свежее яйцо. Хорошо, а которое всплывает? Он разбил сразу два подозрительных яйца. Здо??рово! Внутри они были совсем мутные, пронизанные красными жилками. Насиженные!
Все яшкины сомнения улетучились разом. Значит, его друг — профессор из профессоров. Другого такого на всем свете не сыскать. Даже яйца он умеет угадывать сквозь скорлупу!
Яшка долго не подходил к катеру — так хотелось задержаться на берегу возле своего лучшего друга. Веки у Яшки щекотало, а в горле застряло что-то неудобное и горькое. Думал: «Только бы не расплакаться, а то Жук расскажет всем»…
— Что ж, давай прощаться, — сказал Александр Николаевич, обняв Яшку и поднимая его голову за подбородок. — Ну, ну, что же ты это, братец, — лохматил он яшкины волосы, — держись, — и, прижав мальчика к груди, профессор крепко-крепко поцеловал его. — Прощай, фотографии я тебе пришлю.
Яшка ничего не мог сказать. Комок в горле давил и мешал ему говорить. Вдруг он рванулся от профессора и, прямо по воде, побежал к корме катера, вспрыгнул внутрь и с головой забился под свернутые паруса.
Не слышал Яшка, как, прощаясь, кричали люди, как застучал мотор и волны стали биться о борта. Мальчик помнил только, как профессор ткнулся холодным носом в его лоб. А какой профессор! Ведь если бы Яшка остался с ним, то всегда, всегда слушался бы его…
Уже на полпути между берегом и «Большевиком» Жук осторожно заглянул под паруса и увидел спящего Яшку.
Глава одиннадцатая
Собачье сражение. — Яшка унимает собак. — Поединок. — Побежденная собака. — «Скорая помощь». — Доктор сердится. — Операция. — Собака спасена. — Расчет с поваром.
Как только катер подняли на борт, пароход снялся с якоря и взял курс на пролив. Часы показывали за полночь.
Расставшись с профессором, Яшка не находил себе места. Бродил по палубе и всё вспоминал…
Говорят и пишут, будто собака — друг человека. Что верно, то верно. И яшкино горе развеяли собаки.
Драка — любимое занятие северных ездовых лаек. На «Большевике» они дрались круглые сутки, если не спали, конечно. Люди давно уже привыкли к собачьим распрям и перестали обращать на них внимание.
Яшка шел на корму и услышал истошный собачий визг. Казалось, что резали сразу всех собак и делали это не торопясь. Яшка поспешил к месту происшествия.
Собаки дрались на корме у четвертого трюма. Сначала ничего нельзя было разобрать. Яшка увидел какой-то разношерстный клубок из собачьих тел. Никакие его угрозы не помогали, да их и не было слышно, — так визжали лайки. Тогда он заметил на палубе кусок доски. Подходящий! Поднял его и принялся разгонять собак.
К слабым ударам они относились без должного уважения и только огрызались. Ах, так?! Яшка поплевал на руки и взялся за драчунов всерьез.
От увесистых ударов разбежалось несколько собак, должно быть, менее драчливых, но самый клубок стал кружиться и визжать еще яростней, потому что те, отогнанные, только мешали настоящей драке.
Палуба вокруг поля боя была вся в крови. Экое безобразие! Яшка рассердился и начал орудовать доской так, что лучше бы забияки и не начинали сражения.
Он старался не покалечить собак, и на долю каждой приходилось всего-навсего два-три удара. Но наказанная немедленно забывала о драке и даже без визга, только слабо скуля, отползала на брюхе далеко в сторону, потом поднималась и улепетывала во весь дух.
Так удалось Яшке разогнать всех собак, кроме двух. Эти уже получили по двойной порции и, видимо, без всякой пользы. Они сцепились до того свирепо, что только по двум хвостам можно было определить, сколько в клубке собак. Большая черная с коричневыми подпалинами дралась с маленькой белой, рыжехвостой. Яшка разглядел: маленькая крепко вцепилась в горло большой, а большая уперлась в нее лапами и судорожно старалась освободиться от своего яростного врага. Напрасно. Белая собачонка держала черную за горло мертвой хваткой. Яшка два раза ударил ее доской, — и опять без толку. Что же было делать?
Черная собака уже не могла визжать. Она глухо хрипела, и кровь текла у нее из разинутой пасти. Близился страшный исход собачьего поединка.
К счастью, мальчик заметил на трюме какой-то чехол. Яшка накинул его на животных, а сам навалился сверху. И это помогло.
Маленькая собака завизжала и, выскочив из-под брезента, без оглядки кинулась бежать.
Яшка встал и отбросил брезент в сторону. Спасенный им пес, поджав хвост, лежал на боку с открытыми глазами и дышал тяжело, хрипло.
— Вставай! — крикнул Яшка.
Собака вздрогнула и с трудом поднялась на передние лапы. Из горла у нее струйкой текла кровь.
Яшке стало жалко ее. Он протянул руку, чтобы погладить, но собака вдруг ощетинилась и угрожающе зарычала.
— Что?! — рассердился Яшка. Он схватил доску и пригрозил псу.
Лайка распласталась перед ним и жалобно заскулила.
— То-то, — посоветовал Яшка.
Он присел над собакой и стал гладить ее. Теперь она смотрела на него так преданно, с такой благодарностью, будто понимала, что этот решительный, хотя и небольшой, человек спас ее от неминуемой смерти. И всякий раз, когда яшкина рука приближалась к ее морде, лайка норовила лизнуть руку мальчика.
— Ишь, как она тебя, — приговаривал Яшка, — ну, погоди, рыжий хвост, я тебе покажу. Вставай-ка, идем!
Он обнял собаку, помогая ей подняться, но она опять повалилась на бок и застонала, совсем как человек.
— Не можешь? Доктора, стало быть, позвать. Вот напасть-то! Нельзя же оставить тебя одну, вдруг собаки накинутся!
Яшка нерешительно огляделся: «А что, если накрыть собаку тем же брезентовым чехлом? Правильно! Пока другие собаки доберутся до нее…»
Он набросил на раненого пса брезент и побежал за доктором.
Постучал в каюту. Никакого ответа. Постучал громче. Тишина. Яшка вошел.
Доктор, слегка отдуваясь, безмятежно спал.
— А? Что такое? — вскочил он, когда Яшка подергал за одеяло. — В чем дело?
— Поранили там, — объяснил Яшка, — горло и еще чего-нибудь.
— Где?
— На палубе. Скорей надо бы.
Доктор, как был в нижнем белье, так и выскочил следом за Яшкой; схватил только сумку с красным крестом. Увидев же на месте происшествия кровь и что-то накрытое брезентом, он на миг остановился. «Кажется, медицина опоздала», — можно было прочесть на его лице.
Но, преодолев минутную нерешительность, доктор отбросил в сторону брезент, и то, что представилось ему, рассердило его крайне.
— Тьфу ты! — плюнул он с досадой. — Кто тебя послал? Зачем разбудили из-за таких пустяков?
— Никто, сам, — ответил Яшка. — Она ж тяжело раненная.
Мальчик сказал это с горечью и взглянул с таким упреком, что доктор смутился.
— Понятное дело, — пробормотал он, — но почему не предупредил, что это собака, а не человек? Чего я только не передумал! Видишь, в одном белье выскочил?
— А чего вам будет?
— Как чего? Простудиться можно.
— Какой же вы тогда морской доктор, если простуживаетесь?
— Чудак ты.
Он присел над собакой и стал ее ощупывать. Пес было зарычал, но Яшка пригрозил ему кулаком, тоже присел и осторожно держал собачью морду, пока доктор осматривал раны.
— Перелом задней ноги и глубокое ранение с повреждением дыхательных путей, — сказал врач поднимаясь. — Надо пристрелить.
— Почему пристрелить? — испугался Яшка. — А лекарства?
— Лекарства тут ни при чем. Собака, если даже она и выздоровеет, всё равно работать не сможет. Это уже не ездовая собака.
— А сторожить?
— Что же ей в Арктике сторожить? Тебя разве, чтобы белые медведи не украли.
Яшке не понравился такой несерьезный разговор. Он решил защищать собаку от расстрела, как защищал только что от собак. Он докажет доктору, что это неправильно.
Что-то теплое прикоснулось к яшкиной руке. Раз и еще раз… Собака лизала его руку. От этого Яшка чуть не заревел и даже злость на доктора прошла.
— Ну, и не надо, — буркнул он обиженно, — сам лечить буду.
Доктор не ушел. Он расстегнул сумку и ворчал:
— Откуда ты взялся такой? Будит человека среди сна ради какой-то собаки. Наконец, я не собачий доктор. Придумал тоже. Погоди, где мы ее положим?
— Известно, в лазарете, — предложил Яшка.
— А ты в своем уме?
— Ну, в каюту ко мне.
— До утра, пожалуй, можно, — согласился доктор, — а потом подыщем другое место. Но смотри, чтобы капитан не узнал про каюту.
— Не узнает.
— Давай брезент…
Спустя час в каюте доктор с Яшкой заканчивали операцию. Искалеченную собачью ногу поместили в гипс, а на горло наложили повязку. Доктор даже похвалил Яшку, как ассистента:
— Теперь, если мне придется еще делать операции над собаками или кошками, я обязательно буду вызывать тебя.
— А где же кошки?
— Ну тебя! — зевая, отмахнулся доктор. — Откуда ты взялся такой дотошный? — И он ушел, что-то бормоча.
Усталый Яшка уснул.
Проснулся он, разбуженный странными хрустящими звуками. Открыл глаза и увидел: собака лежала возле ведра с яйцами, привезенными с острова, а перед ее мордой валялась груда яичной скорлупы.
Глядела собака на мальчика с благодарностью и вкусно облизывалась.
Яшка подбежал и забрал ведро, потом, протянув собаке под нос кулак, погрозил. Яйца он собирался подарить дяде Мише за тот испорченный омлет. Но, глядя, как повеселели у раненой собаки глаза, Яшка передумал и пошел на кухню.
Поздоровавшись с поваром, он спросил:
— А в той яичнице сколько яиц было?
— Около трех, — ответил повар.
— Как же это около трех, — усмехнулся Яшка. — Яйцо всё время запечатанное и никуда отлиться не может.
— Так ведь я их с молоком смешиваю и наливаю на сковороды ложкой. На одну больше попадет, на другую меньше. На омлет около трех яиц выходит.
— Ровно надо разливать, — заявил Яшка.
Скоро он возвратился и выложил перед поваром на стол пять яиц.
— Нате вот.
Глава двенадцатая
Каюта капитана. — Бесчисленное количество диковинок. — Задушевный разговор. — Остров Кузькин. — Рассказ об архангельских мореходах. — Небольшое, но выгодное сравнение для них.
За завтраком боцман сказал Яшке:
— Когда поешь, — явишься к капитану.
— Зачем?
— Кто его знает? Велел.
Но Яшка знал, зачем звал его к себе капитан. Конечно, насчет спасенной собаки. Раскричится, наверное: «Выкину ее за борт, выкину за борт!» Нет уж, пускай выкидывает их обоих, а пострадавшую собаку он в обиду не даст.
С этим твердым решением мальчик и постучал в каюту капитана.
— Очень прошу, — раздалось за дверью.
Эх, до чего не хотелось Яшке открывать дверь! Если бы не тревога за собаку, ни за что не пошел бы он в эту каюту.
Яшка толкнул дверь. Но через порог он не смог переступить. С ним произошло то, что бывает с человеком, которого из совершенно темной комнаты выталкивают на яркий свет. Такой человек обязательно в первый момент зажмурится и отступит назад. Яшка вел себя так же. Ошеломленный, он попятился к двери.
Каюта капитана была полна невиданных чудес. Яшка никогда в жизни не был в музее, но слышал, что есть такие дома, где собирают всякие красивые и редкие вещи. А теперь он увидел сам…
И верно, капитанская каюта походила на музей. Здесь были собраны не иначе как со всего света самые интересные предметы.
На стенке против двери разместились какие-то морские приборы. Одни в блестящих футлярах, другие в деревянных, а на них сколько было цифр и стрелок! С такими приборами не пропадешь, наверняка угадаешь всё, что захочешь.
На другой стене висело оружие. Копья, стрелы, огромные пистолеты с узорами на стволах, дубинки с шипами, чтобы крепче попадало, изогнутые сабли, ножи и еще множество предметов, о которых он, Яшка, не знал даже понаслышке.
А в углу на шкафу стоял настоящий маленький корабль, весь одетый парусами. Когда-то давно Яшке попалась книга, в которой был нарисован такой парусник под названием «баркентина». На том корабле каждый парус имел свое имя. Ну-ка, сколько их! Но Яшка почти все выучил. Вот этот треугольный спереди называется бом-кливер[20]. Смешное название! А этот, большой, на корме — бизань[21]. Но есть и трудные названия: крюйс-стень-стаксель[22]. Надо же придумать!