Негр как будто и не слышал. Ему было непонятно, почему Альбер не уделяет достаточного внимания его трофеям, и он затянул монотонную песню, которую время от времени прерывали раскаты сардонического смеха.
— Полубелые пришли из страны заката. Они обманом похитили черных людей, чтобы увезти их далеко, очень далеко. Черные люди носили на шее бревно рабства. Им предстояло навеки покинуть свою пустыню Калахари. Но прибыли настоящие белые… Такие белые, как Дауд, высокочтимый отец чернокожих. Настоящие белые сломали бревно рабства и освободили бушменов. Белые люди — великие воины. Их вождь добр, как Дауд. Он спас ребенка, которому предстояло умереть. Белый вождь добр. Он храбр, но неосторожен. Он не убил работорговцев, и они похитили его, чтобы наказать за то, что он вернул свободу бушменам. Но бушмены великие воины. Они имеют нгуа — смертельный яд, который причиняет страдания. Стрела, смазанная ядом нгуа, убила их всех. Они мучились, их рты, которые больше никогда не будут говорить, выли от боли. Их головы будут выставлены в краале. Бушмены храбры. Они любят белых людей!
Альбер слушал с понятным нетерпением этот дикий напев, из которого не понимал ни одного звука. Хорошо, что тут был Зуга, который все переводил.
Бушмен рассказал также, что нашел мулатов в таком место, где они, видимо, считали себя в полной безопасности и спали. Он разделался с ними, как счел нужным, и стал искать Александра. Руководимый своим безошибочным инстинктом, он напал на след обезумевшей лошади, но не знал, что к ней был привязан спаситель его ребенка. Он считал, что белый вождь сбежал от мулатов и вернулся в крааль другой дорогой. Теперь он был совершенно растерян и стал неистово ругать мертвых мулатов.
Альбер на минуту упал духом, но вскоре к нему вернулась вся его энергия. Приготовления к отъезду он закончил в одну минуту. Оружие, продовольствие, вода, боеприпасы были упакованы и навьючены на лошадей, которых сметливый и практичный бушмен пригнал в расчете, что они смогут пригодиться белым гостям.
Ночь спустилась быстро. Однако было решено выехать немедленно, чтобы поскорей добраться до покинутого крааля, где нашли свою смерть работорговцы и где терялись следы Александра.
— Давай, Жозеф, живей! Едем! Едем! А вы, мастер Виль? И вы, преподобный? Едете или остаетесь?
— Я весь к вашим услугам, — ответил каждый из обоих англичан. — Рассчитывайте на меня.
— И я тоже тебя не оставлю, — сказал бушмен. — Ночью в пустыне небезопасно. Я не хочу, чтобы мой белые благодетель пострадал от когтей льва или жала змеи. Едем!
14
Бешеная скачка. — В чем преимущество кожаных наручников перед веревочными. — Александр стал дичью, за ним охотятся крокодилы. — Он едва не съеден. — Расплата за добрый поступок. — На что может пригодиться пучок колючек, завернутый в охотничью куртку. — Крокодил здорово наказан. — Как туземцы погоняют лошадей. — Отравленная пика. — Освободитель рабов сам попадает в рабство.
Лошадь, к которой привязали Александра, была истерзана колючками и неслась без оглядки. Это было крепкое животное с мощной шеей, с округлым крупом, с выпуклой грудью скакуна, с тонкими ногами антилопы и с твердыми, как мрамор, копытами. Распустив гриву, выкатив глаза, тяжело дыша и храпя, лошадь неслась, как метеор.
Один только ее галоп нарушал тишину этих пустынных мест. Лишь изредка взлетала, хлопая крыльями, стайка рябчиков или проносилось несколько антилоп.
Александр ударялся головой о лошадиный хребет; голова его отяжелела, болела и болталась из стороны в сторону, так что он даже не мог разобрать достаточно хорошо, что именно с ним происходит. У него стучало в висках, яростное солнце все время било ему в глаза, он был ослеплен. Напрасно пытался он опустить веки — красные круги все равно вставали у него перед глазами, пыль все равно забивалась в них. Он испытывал головокружение и приступы тошноты.
Однако памяти Александр не утратил. Все, что предшествовало случившейся с ним беде, и все, что было после, он помнил вполне отчетливо. Все подробности стояли перед его невидящими глазами, как кошмарные видения. Но уж таковы были изумительная крепость организма и сила воли у этого молодого человека, что он сделал еще одно, последнее бешеное усилие, чтобы порвать путы, которые связывают ему руки и ноги. Александр судорожно дергался и извивался, но безрезультатно. Он только причинял лишнюю боль своей лошади, та спотыкалась и едва не падала, а сам он лишился чувств.
Но, как и тогда, когда он потерял сознание во время схватки с крокодилом, его привело в себя ощущение холода и боли. Шони чувствовал себя так, точно его бросили в воду. Открыв глаза и увидев серо-зеленую массу, он стал захлебываться, глухой шум наполнял уши, его сотрясал кашель. Но глаза промылись, освободились от песка, и несколько глотков, которые он сделал против воли, сразу освежили его. Вместе с сознанием к нему возвратилось самообладание, и он увидел, что действительно находится в воде. Однако, лежа на лошади в неудобной позе, он не мог обозреть берега. Лошадь шла вплавь, с каждым шагом вода становилась все глубже, у Александра голова то уходила под воду, то снова поднималась над поверхностью. Освободиться он не мог, но каждый раз, всплывая, он набирал в легкие запасы воздуха, чтобы не задохнуться при следующем погружении.
Действительно ли несколько ослабели путы у него на руках, или ему только показалось? Нет, так оно и было. Он вспомнил, что мулаты связали его ременным лассо. В воде ремни набрякли. Скоро они станут растягиваться. Через несколько минут он высвободит руки.
А лошадь наискось пересекала озеро. Время от времени она теряла дно под ногами и пускалась вплавь, но вскоре снова находила твердую почву. Невольное купанье значительно успокоило ее и придало новые силы. Александр, предчувствуя, что, когда она выйдет на сушу, начнется новая скачка, решил использовать передышку. Солнце высуши! ремни в один миг, и тогда пропала всякая надежда на освобождение. Не теряя ни секунды, он снова начал дергаться во все стороны, однако не слишком быстро, чтобы не рас тратить последние силы.
Наконец ремень стал поддаваться все больше, и вот исцарапанные и распухшие руки Александра свободны. Он может хоть немного расправить затекшие члены, вытянуться, лечь на спину. Как ни малы результаты стольких мучительных, но упорных усилий, бесстрашный охотник испускает вздох облегчения и чувствует, что к нему возвращается надежда. Увы, она не очень тверда, эта надежда, потому что руки, которые были слишком долго и слишком туго связаны, онемели и отказываются служить. Кровь не хочет больше циркулировать по посиневшим пальцам.
Александр начинает бояться, нет ли у него перелома или вывиха. Тревога, на минуту покинувшая его, возвращается снова, в еще более сильной форме.
Кроме того, лошадь, которая, казалось, несколько успокоилась, начинает проявлять внезапный и необъяснимый страх. Она пытается встать на дыбы, когда достигает дна, ржет, брыкается и рвется вперед. Александр пытается ее успокоить, повторяя ей слова, знакомые всем лошадникам, но лошадь пугается чего-то все сильней и сильней.
Но вот онемение в руках как будто проходит. Александр может двигать пальцами, кровообращение восстанавливается. Он хватается обеими руками за гриву и садится лошади на шею. С тревогой вглядывается он в горизонт. До берега не так далеко — в каких-нибудь пятидесяти метрах начинаются прибрежные заросли тростника. Синие цапли и пепельно-серые аисты поднимаются шумливой тучей, посреди которой, как фейерверк, сверкают розовые фламинго. Одни эти безобидные голенастые не могли бы так испугать колониальную лошадь, привыкшую ко всякого рода птицам, как бы шумно они ни хлопали крыльями, как бы пронзительно ни кричали.
Но вот на спокойной глади воды Александр замечает странные борозды: они широки у основания и сходятся под острым углом. Эти борозды двигаются, приближаются со всех сторон и к тому же в строгом порядке. Больше нет никаких сомнений — центром, к которому они тянутся, являются лошадь и всадник, как если бы флотилия подводных лодок атаковала корабль, который ей удалось окружить.
Лошадь окаменевает от страха, но уже не стремится, как раньше, укусить свою живую поклажу. Она чувствует, что человек наполовину свободен, она оборачивается, смотрит на него своими умными глазами и с душераздирающей силой ржет, как бы говоря человеку: «Спаси меня!»
Пузыри возникают на воде и лопаются, а в воздухе, громко крича, реют водяные птицы. Несколько странных черных точек едва показываются над водой и тотчас снова исчезают.
Александр понимает ужас своего положения, и дрожь пробегает у него по всему телу. Эта флотилия, приближающаяся так размеренно и неотвратимо, точно ею руководит опытный командующий, — не что иное, как стая крокодилов.
Погибнуть в когтях льва, попасть под ноги слону или на рога бизону — все это одинаково ужасно, и никакой храбрец не может думать об этом без содрогания. И все-таки любой бесстрашный охотник добровольно, с легким сердцем и сознательно идет на такой риск всякий раз, когда отправляется в малоизученные страны, на охоту за крупным зверем. Но у охотника есть оружие. Оно дает ему большое преимущество, — конечно, при условии, если он умеет владеть своими нервами и не теряет самообладания.
Но чувствовать себя бессильным, безоружным, привязанным за ноги к крупу изнуренной лошади, провести почти целые сутки без пищи, да еще под палящим солнцем, которое выжигает глаза, и быть на волосок от страшных челюстей крокодила — согласитесь, тут может взволноваться даже самый закаленный человек. К тому же лев, слон, даже тигр нередко испытывают при виде человека известную робость, и охотнику это иной раз помогает выйти из критического положения. Но крокодил, это олицетворение неумолимой и хищной прожорливости, крокодил, который помышляет только о том, чтобы проглотить свою добычу, что бы она собой ни представляла, не знает никакой робости.
Несчастный, который попал в пасть к крокодилу, чувствует, как острые зубы впиваются в его тело, разгрызают его кости. В предсмертную минуту он слышит, как эта огромная пасть прожевывает и заглатывает его.
У Александра нет никакого оружия. Ровно никакого. У него даже нет ножа, чтобы разрезать ремни, которые стягивают ему ноги. А крокодилы все приближаются на своих огромных лапах и хлопают челюстями. Иногда они наталкиваются друг на друга, и тогда раздается сухой стук.
— Подумать только, — растерянно бормотал несчастный Александр, — эту пытку даже невозможно сократить! Сейчас они меня сожрут, а я ничего поделать не могу. Ничего!.. Ну что ж, пострадаю за то, что совершил хороший поступок. Я не жалею. Я вернул свободу человеческим существам. Бедняги бушмены станут ценить белых людей… Это будет мой вклад в дело цивилизации. Альбер, мама, прощайте!
Чудовищной величины крокодил до половины вылез в эту минуту из воды и пытался схватить Александра за руку. К счастью, вода приходилась лошади только по брюхо.
Александр вскрикнул так громко, что благородное животное сделало могучий скачок, сильно ударило крокодила задней ногой и на какую-то минуту оторвалось от земноводного.
Но резкое движение сместило колючий клубок, шипы снова врезались лошади в тело, и она снова пришла в неистовство.
И тут в голове у Александра молнией сверкнула счастливая мысль.
«Инструменты!.. Да ведь при мне мои инструменты?..»
Делом одной минуты было порыться в кармане, достать кожаный чехол с инструментами, найти ланцет и перерезать ремни, которыми были связаны его ноги.
Вздох облегчения!
«Стало быть, я смогу защищаться… Хотя бы только кулаками и ногами… А там кто знает. Если у этой проклятой коняки хватит сил, я, быть может, еще спасусь…»
Берег понемногу приближался. Крокодилы были в двух-трех метрах. Некоторые из них, по-видимому, были напуганы или, по крайней мере, озадачены.
Только один — тот, который едва не схватил Александра, — продолжал рваться вперед.
Но Александр уже почуял проблеск надежды, и хорошее настроение вернулось к нему со всей быстротой, свойственной его неустрашимому галльскому характеру.
— Блестящая идея! — весело воскликнул он. — Раз я уже сижу верхом по-человечески, то почему бы мне не поиграть с этой мерзкой тварью, которая хочет попробовать, каков я на вкус? Но поскорей! Для начала освободим лошадь от этого милого клубка колючек, который ей прицепили двуногие крокодилы. Надеюсь, они мне еще за это ответят… Так! Готово! Теперь надо идти на жертву — надо расстаться с курткой. Ничего не поделаешь! Лучше потерять куртку, чем собственную шкуру.
Александр подобрал ноги. Теперь он стоял на спине лошади на коленях.
И правильно сделал: крокодилы могли в любую минуту откусить ему ноги. Он снял с себя куртку, завернул в нее клубок «подожди немного» и застыл в неподвижности.
Недолго пришлось ему так стоять. Хищный обжора возобновил свои поползновения и раскрыл фантастически громадную пасть. Тогда Александр спокойно забросил в нее свой тючок.
Кр-рак! Раздался стук, точно захлопнулась крышка сундука. И сразу крокодил стал вертеться, кружиться и нырять.
— Так тебе, гадина, и надо! — воскликнул Александр.
Несмотря на весь ужас своего положения, он не мог удержаться от смеха.
Крокодил, разумеется, проглотил колючки, и теперь они ему раздирали небо и глотку. Он уже не мог закрыть пасть и, бешено колотя хвостом по воде, все высовывался из все, видимо боясь захлебнуться.
Не задерживаясь слишком долго на созерцании этой утешительной картины, молодой человек дал шпоры лошади, и та вынесла его сначала на отмель, а потом и на твердую землю.
— Ну, кажется, спасся! Долго мне будут сниться эти крокодилы!.. Ладно, посмотрим, какова обстановка. Не очень она веселенькая, эта обстановочка! Знать бы, по крайней мере, где я нахожусь… Эта бешеная лошадка бегала и бегала, так что теперь она еле дышит, а меня она умчала миль на пятнадцать от крааля, если не больше. Бедный мой Альбер! Мой славный Жозеф! Как они, должно быть, тревожатся! Надо дать лошади отдышаться. Это прежде всего. Но предварительно надо хорошенько ее стреножить, чтобы ей не пришло в голову оставить меня здесь одного. Пусть она пощиплет травку, а уж я пообедаю мысленно. Черт возьми, нет сил… Идея! Если я не найду каких-нибудь кореньев, то использую тот несложный прием, к которому одинаково прибегают и чернокожие и люди цивилизованные, с той разницей, что африканцы стягивают себе живот и желудок лианой и очень туго, а европейцы, когда приходится долго поститься, затягивают поясок всего на одну дырочку.
По счастью, Александр не был доведен до такой крайности. Он уже привык к трудным условиям жизни в южноафриканской пустыне, он умел извлечь уроки из пережитых превратностей и помнил полезные наставления своих чернокожих спутников.
Среди разнообразных растений, названий и свойств которых он не знал, он заметил зеленоватых сверчков. Они медленно ползали по толстым, мясистым, необычного вида листьям.
«Постой-ка! — подумал Александр. — Этих сверчков я знаю. Когда наш Зуга замечал их, он начинал раскапывать землю под теми растениями, на которых они живут, и всегда что-нибудь находил. Копать!.. Но чем копать? Ничего, любая ветка заменит мне лопату».
Александр не ошибался в своих предположениях. Он обломал ветку на первом подвернувшемся дереве, выковырял при ее помощи широкое углубление в земле и в результате получасовых усилий нашел крупный клубень, величиной с голову, немного похожий и по виду и по вкусу на репу, но значительно нежней и сочней 22. Он с аппетитом съел все без остатка, затем, подкрепившись этой пищей отшельников, вернулся к лошади. Она лежала на земле в изнеможении.
— Так! — пробормотал Александр. — Теперь только не хватало лишиться лошади! Ладно, дружище, вставай, и поскорей! Надо снова скакать, как мы скакали сегодня утром, но только в обратном направлении, на юг. Думаю, что я не ошибаюсь. Мы ведь шли от крааля в северном направлении. У меня нет компаса! Ни часов! Ничего у меня нет! Впрочем, у меня есть двадцать тысяч франков золотом. Они лежат у Жозефа в сумке. Почти семь кило мертвого груза…