— Что за колдовство? — пробормотал капитан, стоявший рядом с Гиско. — Это дело рук Плутона. Мы должны прекратить погоню.
— Нет! — взревел Гиско. Замечание капитана помогло ему дать выход растерянности и страху, вызванным ужасной картиной, свидетелем которой он стал. — Ни за что. Мне нужна скорость атаки, немедленно. И просигнализируй «Гермесу», пусть продолжает преследование.
— Слушаюсь, адмирал! — выпалил капитан, не зная, что страшнее: стоящий рядом человек или неведомая сила, увлекшая за собой «Сидон».
Наконец до Гиско дошел смысл всех действий римской триремы: от странного и казавшегося самоубийственным курса до необъяснимого поднятия весел, и мысль о том, что его одурачили, вызвала волну ярости. Римская галера шла на скорости атаки, и адмирал понял, что впереди путь свободен. Теперь им руководила жажда мести.
* * *
С кормы «Гермеса» за судьбой «Сидона» с не меньшим ужасом следил капитан Магриб. Обреченная на гибель галера находилась всего в ста ярдах впереди, и он отчетливо слышал треск обшивки разваливающегося на части корпуса и предсмертные крики людей, которых засасывало в водоворот.
— Суши весла! — крикнул Магриб, охваченный страхом.
Весла «Гермеса» взмыли над водой, и галера тут же потеряла скорость. Магриб оглянулся на «Элиссар», ожидая увидеть поднятые над водой весла. Но вместо этого, не веря своим глазам, увидел сигнал, передающий приказ адмирала продолжать преследование.
— Малый ход, впередсмотрящих на бак! — прорычал Магриб и, оторвав взгляд от «Элиссар», принялся вглядываться в волны впереди галеры, ожидая в любой момент увидеть водоворот, который проглотит судно. Галера замедлилась до двух узлов, или малого хода, словно бы ощупью пробираясь по волнам, чтобы не задеть край смертельной воронки. Магрибу оставалось лишь надеяться, что «Гермесу» удастся обогнуть водоворот и присоединиться к «Элиссар» в погоне за врагом.
* * *
— Смена галса! — приказал Аттик, не отрывая взгляда от приближающейся галеры карфагенян.
Другая галера теперь пыталась обогнуть Харибду.
— Приготовься, Гай, — прибавил капитан. — Они попытаются сманеврировать, чтобы пойти на таран. В этом их сила и наша слабость.
Гай кивнул, полностью сосредоточившись на вражеской галере. Карфагенский корабль повернул вправо на три румба, нацелившись по диагонали на нос «Аквилы». Рулевой знал, что они попытаются резко повернуть, зайти с траверза и протаранить центральную часть триремы. В ответ на вражеский маневр он тоже повернул «Аквилу» на три румба, удерживая нос галеры на перехватывающем курсе.
Септимий собрал морских пехотинцев на главной палубе, составляя абордажные команды, которые прыгнут через поручни «Аквилы» на галеру карфагенян. Центурион разделил легионеров на две группы. Первая группа из двадцати гастатов и двадцати принципов, новобранцев и опытных воинов, двинулась на бак. Вторая группа, ветераны триарии, расположилась на главной палубе, готовая отразить высадку абордажной команды с вражеского корабля. Все солдаты сменили свои четырехфутовые щиты, скутумы, на гоплоны. Более легкий круглый щит был греческим изобретением и обеспечивал скорость и маневренность, необходимые при абордаже. Морские пехотинцы много тренировались, чтобы преодолеть привычку к большим щитам, которыми пользовалась пехота.
— Спокойно! — скомандовал Септимий, чувствуя ярость и нервное напряжение солдат, выстроившихся за его спиной.
Вражеская галера теперь находилась на расстоянии ста ярдов и быстро приближалась.
* * *
«Элиссар» рассекала волны со скоростью одиннадцать узлов, и за каждой сменой галса следовал точно такой же маневр приближающейся римской галеры. Гиско не ожидал, что римляне так быстро вступят в бой, предполагая, что добыча продолжит стремительное бегство в направлении устья пролива в тщетной надежде оторваться от преследователей. Тем не менее адмирал мгновенно отреагировал на разворот вражеского корабля: карфагенская галера готовилась к бою. Рулевой изо всех сил старался вывести «Элиссар» на позицию для тарана, но рулевой римлян ни в чем ему не уступал. Римская галера находилась уже в пятидесяти ярдах, и ее нос был нацелен прямо на нос «Элиссар». Таран невозможен. Когда корабли соприкоснутся, все будет зависеть от быстроты действия экипажей, ищущих возможности для абордажа.
Гиско отвернулся от приближающейся галеры и взглянул поверх кормовых поручней. «Гермес» огибал северный край водоворота, и его осторожные маневры привели адмирала в ярость. Он приказал галере продолжить преследование римлян, и совместными усилиями они не дали бы римлянам уйти. Теперь «Элиссар» придется сражаться с врагом в одиночку, и Гиско почувствовал, что его переполняют жажда крови и желание отомстить за потерю одной из галер. Еще дальше флот карфагенян приближался к ним на боевой скорости. Гиско прикинул: после того как две галеры вступят в бой, флот догонит их через четверть часа.
Адмирал покинул корму и направился на бак, поручив управление триремой капитану. Сам он возглавил абордажную команду, заняв место в первой линии солдат. Крепко сжав рукоять меча, Гиско ощутил ладонью прочный металл. Затем резко выдернул оружие из ножен, так что клинок зазвенел.
— Приготовиться к столкновению. На абордаж!
Ответом ему стал рев, наполненный неприкрытой агрессией. Пусть кричат, подумал Гиско, пусть наполнят свои сердца гневом и яростью, которая должна выплеснуться на римлян.
* * *
— Приготовиться к броску! — скомандовал Септимий, и двадцать гастатов подняли свои пилумы, или метательные копья, на уровень плеч.
Гай последний раз скорректировал курс судна, и теперь галеры сближались на скорости атаки. Он крепко сжимал ладонями потертую рукоять румпеля, упираясь ногами в палубу и готовый выполнить команду капитана. Теперь галеры разделяло лишь десять ярдов.
— Бросай! — крикнул Септимий.
Все двадцать гастатов метнули пилумы — почти горизонтально — в выстроившихся на баке карфагенян. Каждое копье было длиной восемь футов и имело железный наконечник, придававший оружию огромную проникающую способность. Когда пилум попадал в цель, хвостовик наконечника обламывался, делая копье непригодным для дальнейшего использования. Неожиданный град копий произвел опустошение в рядах карфагенян и сломал строй солдат, приготовившихся к высадке на «Аквилу».
— Правый борт, суши весла! — крикнул Аттик и бегом бросился на бак.
Приказ был тут же повторен на нижней палубе, и начальник гребцов передал его гребцам правого борта. Рабы мгновенно перестали грести и втянули весла внутрь. Через секунду из корпуса галеры торчали только двухфутовые лопасти.
Гай слегка повернул румпель, сближаясь с вражеской галерой, и форштевень «Аквилы» врезался в весла правого борта «Элиссар». Семидесятитонная римская трирема на скорости одиннадцать узлов всей своей массой ударила по пятнадцатифутовым веслам, и карфагенских гребцов сорвало с мест, разбросав, словно тряпичных кукол. Одни весла сломались, другие выдержали, ударив рукоятью по гребцам. В тесном пространстве нижней палубы прикованным рабам бежать было некуда, и к тому моменту, когда «Аквила» поравнялась с «Элиссар», гребная палуба карфагенской галеры была завалена изломанными телами.
— Абордажные крючья! — приказал Аттик, когда бак «Аквилы» поравнялся с кормовой палубой врага.
В ту же секунду четверю матросов перебросили крючья с четырьмя лапами через узкое пространство между галерами. Не успели крючья впиться в палубу «Элиссар», как легионеры подхватили концы привязанных к ним веревок и потянули изо всех сил. Расстояние между галерами сократилось до шести футов. Септимий вскочил на поручень правого борта, без труда удерживая равновесие с гладием в одной руке и гоплоном в другой.
— Бойцы «Аквилы», за мной! — крикнул он и перепрыгнул зияющую пропасть между двумя галерами, уверенно приземлившись на кормовую палубу карфагенского судна.
Морские пехотинцы ответили боевым кличем и без колебаний прыгнули через поручни на вражескую трирему. Каждый из них жаждал первым пролить кровь карфагенян. Септимий атаковал ближайшего воина и, используя инерцию прыжка, с силой ударил его щитом. Противник отлетел, сбив с ног кого-то стоявшего сзади. Несколько карфагенян, остававшихся на кормовой палубе, отступили, не дожидаясь столкновения. Аттик и Луций с топорами в руках прыгнули на палубу карфагенской галеры вслед за легионерами. Им требовалось лишь несколько минут, чтобы исполнить задуманное, но это время будет оплачено кровью Септимия и его людей.
* * *
Услышав боевой клич морских пехотинцев, перепрыгивавших через поручни «Элиссар», Гиско разозлился — слишком уж резко изменилась ситуация. Воздух вокруг него наполнили крики раненых и умирающих, а на нижней палубе все еще царил хаос, вызванный ударом римской триремы по веслам правого борта. Ряды его абордажной команды расстроились под градом пилумов, и люди растерялись, не в силах сосредоточиться или держать строй.
— Бойцы «Элиссар», за мной! — зарычал Гиско и бросился с бака на корму.
Ветераны среагировали быстрее новобранцев, и поэтому атака получилась нестройной, но ярость бросила воинов на другой конец галеры. Они со всего размаху налетели на боевой порядок римлян, но были остановлены почти сплошной стеной из щитов.
Гиско уклонился от выпада римского легионера и полоснул клинком по бедру противника. Меч глубоко вонзился в плоть, и римлянин вскрикнул от боли, но оружие адмирала, собиравшегося нанести смертельный удар, было остановлено другим римлянином, который от обороны перешел к яростной атаке. Гиско сразу же понял, что каждый легионер сражается не только самостоятельно, но и согласует свои действия с другими, и эта координация гасит боевой порыв карфагенян. Адмирал возобновил контратаку, и его ярость стала примером для остальных. Нет, «Элиссар» так легко не возьмешь.
* * *
Боевой клич карфагенян стал громче, и они предприняли еще одну попытку прорвать строй римлян. Этот звук подстегивал Аттика и Луция; истекая потом, они рубили румпель, пытались отделить его от руля. Старое дерево оказалось твердым, как железо, но с каждым ударом от румпеля отлетали щепки, и четырехдюймовый брус уже был наполовину перерублен.
На главной палубе Септимий заметил образовавшуюся в боевом порядке брешь и немедленно отправил лучших воинов, чтобы закрыть ее. Через две минуты яростной схватки строй был восстановлен, и наступление карфагенян остановилось. Но резервов больше не осталось. Следующую брешь закрыть не удастся. Если карфагеняне снова прорвут строй, сражение станет беспорядочным, и шанс для отхода будет потерян.
Наконец под ударами Аттика и Луция румпель сломался. Теперь, даже если карфагенская галера сможет набрать ход, потеря руля сделает ее бесполезной.
— Септимий! — крикнул Аттик. — Отходим!
Центурион услышал сигнал.
— Прекратить бой! — скомандовал он, и легионеры тут же отступили на кормовую палубу.
Почувствовав, что больше не встречают сопротивления, карфагеняне остановились, и между боевыми порядками противников образовался просвет.
Двадцать триариев, остававшихся на «Аквиле», обрушили град копий на фланг карфагенян, задержав их наступление и выиграв жизненно важные мгновения, чтобы морские пехотинцы успели вскочить на кормовые поручни и вернуться на «Аквилу». Через несколько секунд основная масса легионеров уже была на борту римского судна — оставалась лишь небольшая группа во главе с Септимием. Под почти непрерывным градом копий карфагеняне вновь ринулись в атаку, ведомые неистовым адмиралом, жаждавшим уничтожить оставшихся римлян. Веревки абордажных крючьев были перерублены в ту самую секунду, когда Септимий последним прыгнул на палубу «Аквилы».
* * *
Гиско оставалось лишь в бессильной ярости смотреть, как снова заработали весла римской галеры, торопившейся уйти от преследования. Флот карфагенян по-прежнему находился на расстоянии двух тысяч ярдов и уже не мог преградить римлянам путь к устью пролива. Окружавшие адмирала воины столпились у кормовых поручней и выкрикивали оскорбления в адрес трусливых римлян. Гиско молчал, впившись взглядом во вражескую трирему. На баке он заметил двух людей, стоявших рядом, плечом к плечу. Тот, что повыше, был центурионом морских пехотинцев — Гиско видел его во время боя. Это командиры, понял адмирал, и они тоже пристально вглядываются в него. Их лица прочно запечатлелись в его памяти. Когда расстояние между кораблями увеличилось до ста ярдов, римская галера начала разворот, чтобы снова взять курс на север.
— «Аквила», — прочел Гиско надпись на корме.
Мысленно он принес клятву богам, что когда-нибудь захватит эту галеру и отомстит всем, кто был на ее борту.
ГЛАВА 2
Свежий ветер наполнил широкое полотнище из грубой ткани, и парус с треском раскрылся, натянув снасти бегучего такелажа. Через несколько мгновений «Аквила» уже делала пятнадцать узлов; форштевень галеры рассекал волны, на бак летели брызги. Управление галерой требовало необыкновенного мастерства и полной сосредоточенности, и Аттик увидел, как напряглось лицо Гая, старавшегося удержать курс. Одна ошибка — и корма галеры развернется по ветру. Тогда нагрузка на парус станет слишком велика: могут порваться снасти или сама ткань. Или того хуже: такелаж выдержит, и под напором ветра опрокинется сама галера.
Аттик молча наблюдал, как опытный рулевой ловит господствующий ветер, осторожно маневрируя, пока галера не развернулась в точном соответствии с направлением и силой ветра. Убедившись, что Гай уверенно ведет корабль, Аттик оглянулся и посмотрел поверх кормового поручня — не преследуют ли их карфагеняне. Теперь «Аквила» была уже в четырехстах ярдах от мыса на северо-восточной оконечности Сицилии. Пунийцы не стали преследовать их за пределами пролива.
Спасение вызвало у Аттика противоречивые чувства. Умом он понимал, что бегство было единственным способом избежать гибели, но отступление в бою с карфагенской галерой означало, что капитан первый раз в жизни бежал. Пустынное море позади «Аквилы» дразнило отсутствием врага, и Аттик в гневе ударил кулаком о кормовой поручень. Убежденность в правильности принятого решения не помогала побороть ощущение унизительности бегства.
Септимий молча стоял рядом с Аттиком. После боя на борту вражеской галеры он не досчитался восьмерых легионеров, в том числе шести гастатов, молодых солдат, причем для многих из них этот бой был первым. Оставалось лишь надеяться, что все они погибли от меча и ни один не остался лежать раненым на вражеской палубе. Захваченных живыми ждала ужасная судьба. «Аквила» была спасена благодаря самопожертвованию этих людей. Септимий мысленно повторял их имена.
— Куда мы теперь? — наконец спросил он.
— В единственный римский порт на северном побережье. В Бролиум.
Септимий кивнул и посмотрел вперед, поверх носа галеры. За время пребывания на «Аквиле» он понял, что незнакомое море вокруг него прячет многочисленных врагов — точно так же, как и чужая земля Сицилии, где он служил в пехоте. Будучи легионером, Септимий не сомневался, что служит в лучшей сухопутной армии мира. Столкнувшись с карфагенским флотом, центурион понял: на море Рим не может похвастаться подобным превосходством и уверенностью.
* * *
Восемь часов спустя «Аквила» обогнула восточный мыс, защищавший подходы к порту Бролиум, который находился в руках римлян. Аттик стоял на носу галеры, предпочтя одиночество, пока та оставляла за кормой милю за милей. Он перебирал в памяти подробности устройства карфагенских кораблей, с которыми они сражались, отмечая мельчайшие отличия от «Аквилы», палуба которой подрагивала у него под ногами. В мозгу постепенно формировался образ более тяжелых и мощных галер, которые вскоре будут бороздить воды к северу от Сицилии.