Artigiani
– предвыходной.)
Ситуация эта, понятно, возмущает только меня. Да и меня, по сути, возмущают только магазины, но никак не мастерские художественных промыслов. Если честно, то я этим ремесленникам просто завидую. И вовсе не из-за послаблений в организации своего маленького дела. А из-за самого дела. Artigiani– слово того же корня, что и искусство, – arte. Их непосредственное дело – каждый день создавать маленькие произведения искусства. Шляпы, обувь, платья, перчатки, посуду, сумки, ремни, вазы, стулья – все, что хотите.
Сидит себе, например, человек в мастерской и делает только коробки – все возможные и невозможные: изящные коробочки для писем, элегантные коробки для перчаток, вместительные короба для кладовок, легкие и крепкие ящики для игрушек, футляры с бархатной начинкой, с золотым тиснением, с серебряными замочками и малюсенькими ключиками. Сидит себе, не поднимая головы, и работает, а вокруг него – миллион коробок и футляров: плоских и высоких, круглых и прямоугольных, кожаных и картонных, в цветочек, в полосочку, в клеточку, с райскими птицами и алыми парусами. Утром пробежишь мимо него по дороге в школу – он уже там, ребенка в школу закинешь, зайдешь выпить кофе, а он сидит, работает. Будешь пробегать мимо с работы или на работу, по пути в магазин или на встречу с подружкой, а он так и сидит, склонившись, и что-то там колдует над своими коробочками. Ну как ему, такому, не простить грузовичок с его материалами, потеснивший тебя на узкой улице? Бог с ним, с грузовичком, тем более что свои картонные коробки он мусорщикам точно не сдает – он из них делает произведения искусства. Я теперь в таких произведениях искусства держу самые нежные воспоминания – любимые детские вещички. В коробке с ангелочками – то, что сгодится для Маши, а с парусами – сугубо мальчишечье, то, что Пете безвозвратно мало, а выкинуть рука не поднимается. Будет кому – отдам вместе с коробкой, пусть отправляется наша нежность в свободное плаванье.
Чудеса и Рождество
О мечтах и волшебных предметах
Мы с Петькой вчера не спали. Точнее, не спал он, а я с ним заодно, сидели под елкой, грызли орехи и думали о чудесах. Завтра Рождество, так что это время такое, когда хорошо думается о чудесах. И я вспомнила, как когда-то долго рассуждала, какие бы фильмы я поставила на полке, если бы у меня был видеомагнитофон (это было в давние советские времена, когда видеомагнитофон был… ну чем он был?.. ну в общем о-го-го он был, а не просто бытовое устройство), а мама моего друга детства меня очень подробно допытывала: а еще что? А еще? Я придумывала еще, и еще, и потом только сообразила, что у них-то видеомагнитофон есть.
– А у вас что стоит на полке с видеокассетами? – спросила я.
– Да какая-то солянка сборная, – застеснялась она, – мы вот тоже мечтали-мечтали, а потом совсем не те фильмы, о которых мечтали, поселились на полке. Есть, конечно, и те, самые заветные, но не техвсе-таки больше…
У меня давно уже есть видеомагнитофон, который совсем больше не похож на исполнившуюся мечту. Чтобы хоть как-то оправдать детские мечты, я однажды подарила бабушке на день рождения видео, DVD и стопку кассет и дисков с ее любимыми фильмами: «Аты-баты, шли солдаты», «В бой идут одни старики», «Хроника пикирующего бомбардировщика», «Жди меня» и далее по списку. По-моему, бабушка обрадовалась, но с тех прошло уже несколько лет, и некогда модное устройство «два в одном» (DVD и VHS) показывает только мультики для Петьки. А в остальное время моя бабушка телевизор смотрит, потому как это единственный способ увидеть другую ее внучку, мою сестрицу, которая в новостях работает, света белого не видит, а ее белый свет видит исключительно в телевизоре…
И еще о какой-то ерунде мечталось. Например, сколько хочешь «марсов» и «твиксов» («сникерсы» мне не нравились) купить. Или вообще что-нибудь в коммерческой палатке… У нас тогда денег совсем никаких не было – как и у всех, наверное, – а мне было семнадцать, и мне страстно хотелось какой-то бижутерии, волшебной помады, или чудесного шампуня, или еще чего-нибудь эдакого… но больше всего хотелось шоколадного батончика. Всю свою стипендию я отдавала в семейный бюджет (смешно сказать, без этой моей стипендии он совсем у нас не склеивался), и только в день выдачи стипендии я покупала «твикс». Каким он был вкусным! Бабушка, кстати, любит рассказывать, как в самые первые послевоенные годы открылись коммерческие– она всегда выделяет голосом это слово – магазины. И в день стипендии из своего института на Садово-Самотечной бабушка бежала вниз по Тверской, и там, в Елисеевском, покупала мятных пряников на 60 рублей (а ее повышенная стипендия была около 500 рублей). На 60 рублей можно было купить 100 граммов пряников, и, пока она добегала к себе на Софийскую набережную, пряники исчезали. «Знаешь, – всегда добавляет бабушка, – они действительно таяли во рту. До сих пор помню их вкус. Никогда в жизни потом ничего вкуснее не пробовала. Теперь, наверное, такие уже не делают…»
Видимо, в чем-то нам, живущим в эпоху глобализации, повезло. «Твикс» делают до сих пор, и делают его точно таким же. Я до сих пор его иногда себе покупаю и радуюсь тому, что узнаю и вкус студенчества, и неожиданного счастья, и мокрого мартовского ветра, обещающего что-то невозможное, необыкновенное, пока еще совершенно непредставимое – как весна среди унылых черных ветвей и мартовских луж, но запах которой уже ясно слышен…
Но что же тогда получается? Получается, что «твикс» волшебнее видеомагнитофона? То есть «твикс» был изредка, но достижим, а видеомагнитофон казался абсолютно недосягаемым, так же как и разноцветно-глянцевые красоты из коммерческих палаток. Какой-то в этом должен быть смысл, только он от меня ускользает… хочется снова помечтать… о чем? Ну о чем-нибудь таком, что кажется сейчас совершенно нереальным. Как Петька в ГИТИС пойдет учиться, а Машка не только родится и вырастет, но и женихами обзаведется, и как у нас будет большая белая собака, а у меня не будет аллергии, и как однажды возьмем и купим лодку с парусом и будем под этим парусом в море выходить, а однажды возьмем и пойдем на нашей лодочке с парусом, как аргонавты, из Средиземного моря – в Черное… А еще… а еще… а еще, наверное, надо выкинуть к чертовой матери все
– «Приятно провести вечер», «повеселитесь от души». Тут уж я даже и не знаю. Каждая осень для меня начинается с многочисленных эсэмэс от моих друзей:
Взрослые мальчики в семье незаменимы. Они привыкли к тому, что от них все время чего-нибудь хотят – чтобы они рассказывали, помогали, чинили, возили, носили, объясняли или объяснялись, – и вдруг, во время центрального семейного события, им приходится возвращаться в состояние детской беспомощности: если хочешь помочь маме – на вот, подержи совочек. Может, раньше они и мечтали иногда как-нибудь избавиться от своей незаменимости. Но, видимо, не до такой степени. Так или иначе, но Сашенька держал бутылку с водой, к которой я поминутно прикладывалась, а все остальное делали то ли четыре, то ли пять симпатичных теток-акушерок – сколько их было в точности, я не знаю. Единственная, кого я запомнила, была медсестра Терри, которая мне безостановочно массировала поясницу ментоловым маслом. Вот интересно, ощущение боли не помню, а прохладное прикосновение пальцев этой волшебной Терри помню совершенно отчетливо. Еще я помню, что я решила, что всех медсестер надо срочно обратно переименовать в сестры милосердия. Жалко, что мне не хватило дыхания, чтобы спросить, как будет сестра милосердия по-итальянски. Все-таки курсы по подготовке к родам оказались неполными. В лингвистическом плане.