В ее глазах появилась тревога, дыхание участилось. Все же она ошибалась, полагая себя совсем бесчувственной.
— Что вы хотите этим сказать? — голос Дамарис звучал несколько напряженно.
— Вы обещали приехать и выйти за меня замуж сегодня вечером, если я добьюсь помилования для сэра Джона. Я его добился. Завтра оно будет у вас в руках, если вам так угодно. Вы должны поверить моему слову.
— Вашему слову? — воскликнула она с нескрываемым презрением в голосе.
— Моему слову! — твердо повторил виконт. — Вы прибыли сюда, согласившись стать виконтессой Понсфорт, и вы станете виконтессой Понсфорт в течение часа. Все приготовления сделаны, пастор ждет. Снимайте плащ.
Дамарис ощутила легкую дурноту. Комната качнулась у нее перед глазами, и одно слово закрутилось в голове: «Глупо, глупо, глупо!» Глупо довериться такому человеку и оказаться с ним наедине, в его доме, в его власти.
Понсфорт подошел к шнурку и резко его дернул. Где-то внизу послышалось треньканье.
— Я не останусь! — закричала Дамарис. — Отпустите меня!
Она кинулась к двери. Понсфорт подскочил к ней и схватил за руку. За открытыми окнами тяжелые дождевые капли уже стучали по листве.
— Послушайте, Дамарис! — умолял Понсфорт, приблизив к ней лицо, вызывавшее у нее ужас и отвращение. — Послушайте, идет дождь, начинается гроза. Вы не можете уехать в такую ночь! — Сверкнула молния, осветившая террасу и сад. — Сама природа вступила в заговор со мной, чтобы вы стали моей!
— Я выйду за вас замуж, когда распоряжение о помиловании сэра Джона будет у меня в руках, — отвечала Дамарис, отважно пытаясь унять дрожь в голосе. — Но если вы посмеете удерживать меня здесь против моей воли, я никогда не стану вашей женой.
— Не станете? — переспросил он чуть-чуть насмешливо. — Прекрасно! Но уехать вы не можете: начинается гроза. Впрочем, будь по-вашему, — продолжал он еще более насмешливым тоном. — Не выходите за меня замуж, пока не получите документа. Но ради вашего же блага советую стать моей женой сегодня, а не завтра.
— Вы мне угрожаете? — Дамарис вырвалась из его рук.
— Угрожаю? Нет, моя дорогая, не угрожаю. Я предупреждаю, предостерегаю. Представьте, что утром, устав от вашей жестокости, я раздумаю жениться на вас. Что же тогда?
Дамарис молча смотрела на Понсфорта. Он прочел в ее взгляде ненависть и отвращение и понял, что ведет игру неумело. С досады он совершил еще более безрассудный поступок — предъявил ей ультиматум.
— Клянусь Богом, — заявил он, — или вы станете моей женой сегодня, или распоряжение о помиловании сэра Джона будет отменено. Я не позволю играть собою, не позволю ради забавы вести со мной двойную игру.
Дамарис закрыла лицо руками, потом взглянула Понсфорту в глаза.
— Вы негодяй, лорд Понсфорт!
— Я люблю вас, мадемуазель. Делайте выбор и сообщите мне о нем. Или вы хотите, чтобы сэр Джон разделил судьбу капитана?
Небо расколол страшный удар грома, дождь перешел в ливень.
— А вот и гроза, — сказал Понсфорт. — Может быть, она поможет вам принять здравое решение.
Дверь отворилась, стоявший на пороге слуга ждал приказов хозяина.
— Позаботьтесь о карете мисс Холлинстоун, — сказал Понсфорт, — распрягите лошадей.
Ужас отразился на лице Дамарис — ужас попавшего в ловушку зверя.
— Будет исполнено, милорд.
— Погоди, — сказал Понсфорт и обратился к Дамарис: — Так пригласить пастора или нет? Я жду вашего решения.
— Нет! Нет! — крикнула Дамарис слуге. — Я уезжаю! Проводите меня к карете.
Озадаченный лакей молча глядел на хозяина. Понсфорт за спиной Дамарис дал ему знак удалиться, что тот и сделал, прикрыв за собою дверь.
Дамарис растерянно взглянула на своего тюремщика.
— Милорд, — сказала она, — вы не смеете меня задерживать, я не выйду за вас замуж — ни сейчас, ни когда-либо еще. Теперь я вижу, что мне угрожало. Отпустите меня! Немедленно отпустите, или же вам придется отвечать перед законом.
— Утром вы будете сговорчивее, — пробурчал Понсфорт. — Что же касается свадьбы, то я вас не принуждаю. Не хотите — воля ваша. Но, может статься, завтра вы запоете по-другому, моя милая.
Теперь он сбросил маску робкого влюбленного и вел себя откровенно грубо и напористо.
Дамарис не дрогнула.
— Вы еще пожалеете о содеянном, милорд! — заявила она, — Очень пожалеете!
— О чем мне жалеть? — насмешливо осведомился Понсфорт. — О том, что проявил гостеприимство и не отправил даму в рискованное путешествие в грозу? Подумайте как следует, Дамарис... — добавил он с показным добродушием, — А вот и пастор. Не лишайте его работы.
Дамарис услышала, как позади отворилась дверь, и, как и Понсфорт, предположила, что явился пастор. Она не обернулась, но по выражению лица Понсфорта поняла, что ошиблась, что в дверях стоял не пастор, а незваный и страшный гость.
Виконт передернулся, словно судорога прошла по его телу, краска возбуждения на его лице сменилась мертвенной бледностью, он приоткрыл рот и вытаращил глаза, не в силах оторваться от увиденного. Его немой ужас отчасти передался и Дамарис, она не решалась посмотреть, что так потрясло милорда; голова ее раскалывалась от боли, сердце учащенно билось. Она молча ждала развития событий.
Наконец после долгого молчания свершилось чудо. Сначала послышался голос, милый сердцу голос, сейчас звучавший сухо и сурово. Едва заслышав его, Дамарис почувствовала, что сердце, сильно толкнувшись в груди, будто остановилось. Она оцепенела — то был голос мертвеца:
— Вы слишком беспечны, Понсфорт, для человека с такими злодейскими наклонностями. Я и не надеялся так легко попасть в ваш дом.
Понсфорт ничего не ответил. Он по-прежнему в ужасе таращился на призрак человека, которого при его, Понсфорта, содействии повесили в Тайберне две недели назад.
Когда голос смолк, Дамарис с легким стоном покачнулась и упала бы, но сильная рука поддержала ее за талию.
— Не бойтесь, Дамарис, это я! — прошептал тот же голос у самого ее уха.
Дамарис, все еще пребывавшая в оцепенении, подняла голову и встретила сияющие глаза капитана Гейнора. Она едва сдержала крик. Все это, конечно, сон, подумала она, горький, иронический финал затянувшегося кошмара.
Понсфорт наконец обрел дар речи.
— Во имя Господа, кто вы? — воскликнул он.
— Капитан Гейнор, к вашим услугам, — последовал ответ. — Полагаю, мое появление столь же своевременно, сколь и нежелательно, — добавил он с саркастической улыбкой.
И тогда наконец Понсфорт сообразил, что перед ним не мертвец, восставший из могилы, а живой человек из плоти и крови, страшный и нежданный, требующий немедленных ответных действий. Неважно, каким чудом он остался в живых и явился сюда в самый неподходящий момент. Второй раз за вечер рука милорда невольно потянулась к шпаге, второй раз он выбранился, не обнаружив ее на привычном месте.
Капитан Гейнор, правильно оценив его жест, понимающе усмехнулся.
— Дело поправимое, — многозначительно произнес он. — Как-то ночью в вашем городском доме, милорд, мы играли в скверную игру. Но тогда у нас в руках были карты и фортуна благоволила вам, мошеннику. Мы возобновим игру в любой момент, милорд, но на сей раз не в карты.
Гейнор почувствовал, как задрожала Дамарис. Она лишь сейчас поняла, что это не сон, а удивительная реальность, и сердце того, к кому она прижалась плечом, живое, бьющееся — сердце человека, которого она считала мертвым.
— Кроме того, — продолжал тем временем капитан, — мне необходимо свести с вами еще кое-какие счеты. Похоже, вы назвали моим почтенным именем якобитского негодяя капитана Дженкина, повешенного в Тайберне, и с помощью лжи добились ареста сэра Джона за укрывательство шпиона.
Понсфорт тяжело оперся о стол. Он ничего не понимал, удивление пересиливало все.
— Посему, — продолжал Гейнор, — сэр Джон явился сюда, чтобы самолично задать вам несколько вопросов.
— Сэр Джон? — пробормотал Понсфорт.
— Сэр Джон здесь? — радостно воскликнула Дамарис.
— Разумеется. Когда я явился сегодня к лорду Картерету, одного моего присутствия оказалось достаточно, чтобы опровергнуть абсурдное обвинение, выдвинутое против вашего дяди. Его немедленно освободили. А поскольку лорд Картерет сообщил мне, что этот мошенник принуждает вас вступить с ним в брак, мы с сэром Джоном немедленно выехали из Лондона. С нами мой старый друг — на случай, если потребуется помощь. Сейчас они беседуют с пастором. Впрочем, они уже здесь.
В столовую вошли сэр Джон и сэр Ричард Темплтон.
Только теперь Понсфорт разрешил загадку, мучившую его с момента появления в доме Суареса: почему лорд Картерет отменил свое ручательство. Очевидно, увидев живого и невредимого капитана Гейнора, самим своим появлением отрицавшего, что он и капитан Дженкин, повешенный в Тайберне, — одно лицо, министр решил, что его обманули. И хоть в этом деле оставалось много неясного, очевидно было одно: никакие возражения не заставят лорда Картерета изменить своего мнения, никакие доказательства не изменят утверждения: кем бы ни был капитан Дженкин, он не Гарри Гейнор.
Сэр Джон сразу оценил ситуацию.
— Ну и ну! Увидев пастора, я сразу понял, что мы поспели вовремя. Дамарис, дорогая моя девочка, как ты могла... как ты могла довериться этому злодею? Понсфорт, — начал было он, обращаясь к виконту, но тут же оборвал себя и повернулся к нему спиной. — К чему все эти разговоры, обвинения? Поедем, Гарри, скорее поедем домой!
— Уведите Дамарис, сэр Джон. А Дик пусть останется. Мне нужно кое-что сказать его светлости. Надо завершить игру.
Дамарис вдруг схватила Гарри за руки, испуганно заглянула ему в лицо:
— Не надо, прошу вас, Гарри! Оставьте его, уедем!
В разговор вступил Понсфорт:
— Если Гейнор и впрямь трус, каким я его считаю, — сказал он срывающимся от злобы голосом, — он обратит внимание на ваши слова.
— Слышите, дорогая? — улыбнулся капитан.
— Неужели кто-нибудь усомнится в вашем мужестве из-за слов такого человека? — возмутилась Дамарис. — О Гарри, я столько выстрадала из-за вас, вы и представить не можете. Не знаю, каким чудом, но вы воскресли из мертвых. Я ничего не понимаю, в моей душе смятение, но мне ясно одно: благодарение Богу, вы здесь, вы живы. Мне еще предстоит узнать, как произошло это чудо. Ну, а пока, мой дорогой, выполните мою просьбу! Я в первый раз обращаюсь к вам с просьбой. Если вы любите меня, Гарри, вы уедете с нами!
— Несомненно, уедет! — подхватил Понсфорт. — Уедет, прикрываясь женской мольбой.
— У меня создается впечатление, — послышался мягкий вкрадчивый голос, — что лорд Понсфорт проявляет неблагоразумие и ищет ссоры.
Все тотчас удивленно обернулись к говорившему. В дверях стоял Исраэль Суарес. За ним маячили фигуры судебных приставов.
— Извините меня за вторжение, леди и джентльмены, — с поклоном сказал Суарес, — но оно своевременно. Жизнь милорда оценивается в пятнадцать тысяч фунтов, и мне еще предстоит получить их. Я не могу допустить, чтобы он подвергал свою жизнь опасности.
— Кто вы такой, черт возьми? — спросил сэр Джон.
— Мое имя Исраэль Суарес, сэр. Возможно, вы слышали обо мне. Я имею ордер на арест этого красивого джентльмена. Он мой должник, но не в состоянии вернуть долга. Очень сожалею о вмешательстве, джентльмены, — сказал Суарес и, обращаясь к капитану Гейнору, добавил: — Сожалею, что лишаю вас достойного соперника, сэр. Но милорд принадлежит мне, вернее, не мне, а закону, и жизнь его священна. Зная об этом, милорд — какой позор! — старается оскорбить вас. Лет через пятнадцать у меня, возможно, не будет к нему претензий, тогда и сводите с ним счеты. А сейчас первоочередное право на удовлетворение принадлежит закону.
— Ну и ну! — голубые глаза сэра Джона смеялись. Обернувшись к Гейнору, он заметил: — Думаю, мистер Суарес обеспечит его светлости безопасность.
— Полную, — подтвердил капитан, лишь теперь осознавший смысл сказанного лордом Картеретом, — Но мне кажется, лорд Понсфорт счел бы меня более милосердным. Так едем, Дамарис?
— Да. Господи, благодарю тебя! — Дамарис дала волю слезам.
Взревев от злобы, Понсфорт кинулся вслед Гейнору, но на его пути непреодолимой преградой встал Исраэль Суарес.
— Успокойтесь, милорд, успокойтесь! — любезно произнес ростовщик. — На сей раз вы проиграли. Но — терпение! Фортуна любит тех, кто умеет проигрывать, особенно не печалясь.