От этой мысли аппетит у Марка сразу пропал.
Что же делать? Надо спешить — ведь каждую минуту сюда может зайти Анч или кто-нибудь другой, и тогда пропадет возможность послать свое последнее письмо. Марко решительно отодвинул еду и принялся писать. Ему хотелось рассказать обо всех событиях, обо всем, что с ними произошло, написать о героизме девушек, о своих мыслях и чувствах. О, для последнего в жизни письма, особенно когда не хочется умирать, нужно много времени!
Но Марко не знал, сколько времени он сможет писать, и потому должен был спешить. Вот его письмо:
Ваш Марко».
Он быстро сунул карандашик в руку Зори. Потом Марко написал адрес, скрутил письмо в тоненькую трубочку и вместе с карандашом положил обратно в салфетку. Записку матроса он еще раз пробежал глазами, смял и проглотил.
Едва он кончил, как дверь открылась. Вошел Анч, а из-за его спины показалось хмурое и напряженное лицо матроса. Казалось, матросу стало легче, когда ни он, ни Анч ничего особенного в поведении пленных не заметили. Матрос забрал тарелки и хлебницу и ушел, унося спрятанное в салфетке письмо.
Анч посмотрел на пленных и сказал:
— Командир лодки дает вам еще два часа на размышления. Если вы не согласитесь сообщить точные сведения, которые от вас требуются, можете считать свою жизнь прожитой. — Он помолчал и добавил: — Марко Завирюха, может быть вы теперь согласны говорить?
— Мне нечего отвечать.
— А ты, Находка?
Девочка молча отвернулась к стене.
— Ну, что ж, считайте тогда секунды оставшихся часов. — Анч запер за собою дверь.
Марко обнял Зорю, и она склонила голову ему на плечо. Юнга думал о Люде. Где она? Останется ли в живых? Вряд ли. Ведь она не дала ни одного верного ответа.
— Марко! — прошептала Зоря ему на ухо. — Что делать?
— Главное, Зоренька, не пугайся, — так же тихо ответил ей Марко. — Мы покажем, что не боимся смерти. Что бы они ни делали, не говори ни слова!
— А Люда?
Губы Марко едва шевельнулись, и Зоря скорее догадалась, чем услышала:
— Она героиня… Ее ждет то же самое…
Глава XIV
ЛЮДА ПРОСИТ СВИДАНИЯ
Конец дня Люда провела в маленькой каюте с одной койкой. Туда ее проводил Анч. Он обещал жестоко наказать Марка, успокаивал ее и уверял, что он и командир корабля сделают все, чтобы она как следует отдохнула и вообще чувствовала себя как можно лучше. Он даже напомнил ей, как славно они танцевали на рыбачьем празднике.
Девушка просила Анча не делать зла Марку, привести к ней Находку и не разлучать их. Анч обещал побеседовать об этом с командиром и высказал надежду, что тот разрешит, если Люда будет послушна. Он зажег в каюте электричество и вышел, оставив девушку одну.
Осматривая каюту, Люда решила, что в ней, очевидно, жил кто-то из командного состава подводного корабля, возможно сам Анч. В каюте стояла откидная пружинная койка, около нее — сундучок с бельем, плюшевым одеялом, одной пуховой и несколькими надувными резиновыми подушками. Люда подумала, что они одновременно могут служить спасательными поплавками. Кроме того, в каюте были зеркало, откидной умывальник электрический вентилятор, столик, полочка для книг и вещей. В углу стоял маленький запертый шкаф. Ящик в столике тоже был заперт. Люда сразу осмотрела все, не нашла ничего интересного, откинула койку, надула резиновую подушку и легла.
Ей не спалось. Ныло все тело, болели ноги, голова, она ощущала усталость, как после недели непосильного физического труда. Люда думала о будущем, но не могла представить его себе. Она погибнет, ее не выпустят отсюда живой, но если уж погибать, то не удастся ли ей пустить на дно и весь этот пиратский корабль? О, если бы ей пробыть здесь еще хоть некоторое время вместе с Марком! Вдвоем они безусловно придумали бы что-нибудь! А может быть, им еще удастся спастись?
Вспомнился рассказ Зори о смерти рыбного инспектора и Тимофия Бойчука. Их, должно быть, захватили эти же пираты. Наверное, допрашивали, а потом убили. Зоря рассказывала, что на них не нашли никаких следов насильственной смерти. Они утонули. То есть их утопили. Вероятно, пираты вообще топят своих пленных. Только едва ли они просто выбрасывают их из лодки, не принимая никаких других мер, — ведь если бы это было так, то Тимофий Бойчук наверняка доплыл бы до берега. Если же его так быстро выбросило море, значит утопили его близко от острова. Верно, там же, в бухте, где его и захватили.
Наконец девушка заснула. Это был короткий, тяжелый и неспокойный сон. Ей снилось, что кто-то неведомый, страшный нападает на нее, а она не может даже пошевельнуться для своей защиты… Она знала, что это только сон, хотела проснуться и не могла.
Наконец Люда проснулась. В каюте никого не было. Девушка повернулась на бок и так лежала, пока не принесли еду. Есть не хотелось, но она заставила себя поесть, зная, что надо беречь силы.
Во время обеда она почувствовала, как лодка вздрогнула. Легкое дрожание под палубой свидетельствовало о работе электромоторов. Судно снялось с грунта и куда-то пошло, очевидно всплывая на поверхность.
Когда у Люды забирали тарелки, она слышала сквозь отворенную дверь чей-то голос, произнесший в коридоре:
— Глубина тридцать семь метров!
Затем лодка останавливалась и снова трогалась в путь. Иногда Люде казалось, что она поднимается, может быть даже всплывает, а потом вновь погружается. Девушка заснула вторично и, верно, на этот раз спала долго — когда ее разбудили, она чувствовала прилив свежих сил.
Разбудил ее матрос и знаками приказал идти за ним. Девушка подошла к зеркалу поправить растрепанные волосы и помятое платье. Благодаря сухому воздуху и высокой температуре в лодке платье высохло. Матрос вышел за дверь. Стоя перед зеркалом, девушка увидала в нем отражение полочки над койкой. Там лежало несколько резиновых подушек. На одной из них Люда спала. Воспользовавшись отсутствием матроса, она быстро обернулась, схватила одну из подушек, свернула ее и спрятала под платье. Потом причесалась гребешком, который лежал перед зеркалом. Через две минуты матрос снова вошел и движением головы приказал идти за ним. Девушка вышла в коридор, конвоир запер дверь и повел ее к знакомой уже каюте командира. Прежде чем ее впустили, пришлось немного подождать в коридоре. Как она и ожидала, в каюте были командир и Анч.
— Садитесь, пожалуйста, уважаемая Людмила Андреевна, — весьма вежливо обратился к ней переводчик.
Люда села.
— Командир нашего корабля просит выразить вам благодарность за ваше поведение. Вы сразу поняли нас и не стали на путь молчания и возражений. Видите, мы тоже стараемся относиться к вам как можно лучше, но освободить вас пока нельзя. Вероятно, вы волнуетесь об отце. Так же, надо думать, как он о вас. Командир разрешает вам написать отцу письмо.
Люда удивленно и настороженно слушала Анча. Что кроется под этой любезностью?
— Мне можно написать в письме все, что я захочу?
— Да, за одним исключением: ни одного слова об этом корабле и о людях на нем.
— Позвольте, о чём же я могу писать?
— Вы можете писать обо всех своих чувствах, спрашивать о домашних делах, наконец о том, что вам угрожает опасность, что вы попали в очень неприятнее положение. Только ничего не пишите о своем местопребывании. Кажется, достаточно?
— Да, спасибо. Я подумаю.
— А о чем же, собственно, вам думать?
— В моем положении нелегко написать такое письмо… я должна написать так, чтобы вы его пропустили, но мне ведь хочется все-таки сказать что-то о себе…
— О, я вас понимаю! Если хотите, я могу помочь вам составить письмо. Кстати, вот что… Если вы напишите отцу, чтобы он немедленно выехал в Лузаны повидаться с вами, то… вы тем самым избавите его от смертельной опасности, которая угрожает ему в эти дни на острове… и… не обманете его: к тому времени все кончится и вы действительно с ним увидитесь.
Анч обернулся к командиру, чтобы передать ему свой разговор с Людой.
Девушка смотрела на них непонимающими глазами. Она очень боялась выдать каким-нибудь движением или взглядом, что понимает их. Посмотрев на того и на другого, она опустила глаза и, глядя себе под ноги, мысленно переводила то, что они говорили.
— Кажется, здесь будет легче, чем там, — сказал командир.
— Возможно, — ответил Анч. — Хоть я и не ожидал от нее такой покорности и страха перед нами.
— А с теми надо кончать.
— Тем же способом?
— Это лучший способ, но в данном случае, если мальчика принесет к берегу, могут обратить внимание на характер ранений. Я думаю, мы их еще до утра выбросим в открытое море. Они в таком состоянии, что в десять минут пойдут ко дну.
— Но трупы в конце концов может принести к берегу?
— Следов избиения к этому времени никто не различит, а больше мы им физических неприятностей причинять не будем, — улыбаясь, пояснил Анчу командир.
Люда чувствовала, как у нее тяжелеет голова; ей хотелось крикнуть: «Я понимаю вас! Убивайте меня вместе с моими товарищами! Все равно ничего не добьетесь!» Но, напрягая всю волю, она сдержалась. Не надо показывать, что она понимает их. Не время выражать свои чувства. Если бы Марко знал, он вполне одобрил бы ее поведение.
Командир нажал кнопку звонка, и вошел матрос. Ему приказали привести пленного. Анч обратился к Люде:
— Ну, вы можете идти писать письмо. Я провожу вас.
— Вы обещали, — сказала Люда, — перевести ко мне Находку.
— Находку? Ах, да, в самом деле. Командир не возражает дать вам свидание с нею. Поболтайте с девочкой, уговорите ее изменить свое поведение. Если она это сделает, ее поместят вместе с вами.
— А когда ее можно повидать?
— Можно и сейчас.
Потом, повернувшись к командиру и думая, что Люда не понимает его, добавил:
— Устрою ей последнее свидание.
В коридоре стоял Марко. Видя, что за ними следит Анч, юноша отвернулся от Люды.
Анч проводил девушку в каюту, где находилась Зоря, и подруги остались одни.
Глава XV
СИНИЙ ПАКЕТ
Возвращаясь, шпион приказал Марку зайти с ним в командирскую каюту. Командира в каюте не было. Он, очевидно, вышел в рубку, оставив ведущую туда дверь открытой. Марко посмотрел в дверь и подумал, что, вероятно, уже ночь или, может быть, лодка опустилась глубоко в воду. За иллюминаторами была полная темнота. Чувствовалось, что судно ускорило ход.
Анч сел в кресло командира и обратился к Марку с явной издевкой:
— Итак, мой герой, прошло два часа. Сейчас произойдет наша последняя беседа. Надеюсь, вы за это время подумали о своем поведении и передумали? А?
— Да, я думал, — промолвил Марко, — вам ничего не удастся вытянуть из меня. Возможно, это мой последний час, но ваш последний час тоже близок. За меня сумеют отомстить.
— Оставьте, юноша, красивые слова. Лучше послушайте меня. Вы, конечно, знали тех двух людей с Лебединого острова, которые недавно погибли. Одного из них звали Тимофий Бойчук. Обоих уже нет. Но вы ничего не знаете про их последние минуты. Первого утопили, как мышь: голову погрузили в воду, а двое матросов держали его за ноги. Мне пришлось возиться с его головой. Он прыгал, как дельфин. Вероятно, он выпил немало морской воды, а это, вы знаете, не очень вкусный напиток. О, мы с ним возились больше пяти минут, пока желудок его набрал достаточно балласта, а из груди вышел весь воздух. Потом он погрузился без задержки. А Бойчука мы засунули в мешок. Он учинил дебош, и потом я не нашел на кителе одной пуговицы. Другую, позднее, кажется, оторвали вы, молодой человек. Но как только мы его запаковали, работа стала легкой. Мы бросили его в воду на несколько минут, а потом вытащили неподвижную тушу, чтобы выбросить ее из мешка. Этот мешок сохраняется у меня как память. Показать его вам?
— Подлец!
— Не ругайтесь, не поможет. Ваше последнее слово?
В этот момент подводная лодка неожиданно остановилась. Анч и Марко по инерции качнулись в одну сторону. Из командирской рубки доносился тревожный разговор. Анч поднялся, подошел к полураскрытой двери и, повернувшись к Марку спиной, что-то спросил.
Юнга не знал, что командир подводной лодки неожиданно остановил ее, встревоженный сообщением своих гидрофонистов. Они услышали шум парохода с сильной машиной и очень быстрым ходом. Скорость и направление корабля, обозначенные шумопеленгаторами, не подходили ни к одному курсу грузовых или пассажирских пароходов. Может быть, это военный корабль. На всякий случай пираты решили остановиться. Но особенно их поразило то, что почти одновременно с этим затих и шум корабля. Такая случайность показалась им подозрительной. И командир решил отлежаться на дне, наблюдая за шумом с помощью гидрофонов. Лодка залегла на глубине ста сорока пяти метров.
Пока Анч разговаривал с теми, кто был в центральном посту управления, Марко осматривался по сторонам, ища возможности спастись. Ему хотелось найти какое-нибудь оружие, схватить его и уничтожить шпиона и «рыжего». Но единственным предметом, отдаленно напоминавшим оружие, был костяной нож для разрезывания бумаги. Кроме него, на столе лежали три или четыре книжки, стопка бумаг, карандаши, маленькая шкатулка, которой раньше Марко не видал. Она была открыта, и в ней виднелись бумаги; вероятно, командир просматривал их, когда его вызвали в центральный пост управления. Он, не закрыв шкатулки, выскочил в рубку и задержался там.
«Может быть, здесь что-нибудь важное», — подумал юнга и, удостоверившись, что на него никто не смотрит, протянул руку к шкатулке. Минута была напряженная: когда пальцы коснулись бумаг, у юноши прервалось дыхание. Он почувствовал, что сжал какой-то плотный пакет. В тишине раздавался громкий разговор между Анчем и командиром лодки. Командир что-то рассказывал отрывистыми, короткими фразами. Шпион перебил его вопросом и сделал движение, как будто намеревался повернуться. Рука Марко с пакетом в ярком синем конверте в этот миг висела в воздухе над столом. Юнга отдернул руку и спрятал конверт под стол, а сам снова уставился на стену. Анч действительно обернулся, посмотрел на пленного, но, не заметив никаких изменений в его позе, снова продолжал свой разговор. Марко еще несколько секунд интересовался висевшей на стене картиной неизвестного художника, потом обернулся к Анчу. Тот снова стоял к нему спиной. И синий пакет быстро исчез под сорочкой Марко. «Возможно, мой труп прибьет к берегу, — подумал он, — а бумаги некоторое время могут сохраняться. Этот пакет и мое письмо, переданное матросу, всё объяснят».
Вскоре Анч вернулся к пленному. Вслед за ним вошел командир. Они заняли свои обычные места. Анч в последний раз предложил Марку дать правдивые ответы на вопросы.
— То, что говорит Люда Ананьева, вы подтверждаете?
— Нет, это неправда!
— Ну, все понятно. Значит, вы думаете, что погибнете героем, что о вас сложат песни, легенды, что вы добудете себе бессмертную славу? — Шпион засмеялся.
Он перевел свои слова командиру, и тот тоже захихикал.
— Но никто не узнает, как вы погибли. Даже когда найдут ваш труп, то просто-напросто решат, что неосторожный юноша утонул в море. Закопают, и всё. Крышка!
Анч издевался над юнгой. Командир лодки не понимал слов шпиона, но догадывался о них по выражению лица Анча и саркастически улыбался.
Юнга, сжав зубы, выслушал врагов, а потом, выпрямившись, сказал:
— Ошибаетесь, господа, о моей смерти узнают скоро и заплатят как следует.
— Ха-ха-ха! — смеялся Анч. — Откуда узнают? — И он что-то сказал командиру.
Последний выдвинул из стола ящик, вытащил оттуда какую-то бумажку и подал ее Анчу. Анч, развернув ее, стал читать, растягивая слова:
«Мои любимые и дорогие! Я должен…»
Кровь ударила Марку в голову, и он бросился на Анча. Но шпион заранее вооружился кастетом. Он ударил пленника по переносице, а вбежавший в каюту матрос схватил юнгу за руки и ловким приемом заломил их назад.