— Вы опять правы, вполне правы, — сказала Анна Австрийская. — Ла Порт, уложите короля.
Ла Порт уложил короля, не раздевая, в постель и закрыл по плечи одеялом.
Королева наклонилась над ним и поцеловала его в лоб.
— Притворитесь спящим, Луи, — сказала она.
— Хорошо, — ответил король, — но я не хочу, чтобы хоть один из них дотронулся до меня.
— Ваше величество, я стою здесь, — сказал д’Артаньян, — и ручаюсь вам, что если кто-нибудь осмелится на такую дерзость, он поплатится за нее жизнью.
— Теперь что делать? — спросила королева. — Я слышу, они идут.
— Ла Порт, выйдите к ним и повторите еще раз, чтобы они не шумели. Ваше величество, ожидайте здесь, у двери. Я стану у изголовья короля и, если надо будет, умру за него.
Ла Порт вышел; королева стала у портьеры, а д’Артаньян спрятался за полог кровати.
Послышалась глухая, осторожная поступь множества людей; королева сама приподняла портьеру, приложив палец к губам.
Увидев королеву, люди почтительно остановились.
— Входите, господа, входите! — сказала королева.
Толпа колебалась, словно устыдясь. Они ожидали сопротивления, готовились ломать решетку и разогнать часовых; между тем ворота сами отворились перед ними, и короля — по крайней мере на первый взгляд — охраняла только мать.
Шедшие впереди зашептались и хотели уйти.
— Входите же, господа! — сказал Ла Порт. — Королева разрешает.
Тогда один из них, посмелее других, отважился переступить порог и вошел на цыпочках. Все остальные последовали его примеру, и комната наполнилась бесшумно, так, как если бы эти люди были самые покорные и преданные придворные. Далеко за дверью виднелись головы тех, которые, не имея возможности войти, поднимались на цыпочки.
Д’Артаньян видел все сквозь дыру, которую он сделал в занавесе; в первом из вошедших он узнал Планше.
— Вы желали видеть короля, — обратилась к нему королева, поняв, что в этой толпе он был вожаком, — и мне захотелось самой показать вам его. Подойдите, посмотрите и скажите, похожи ли мы на людей, желающих бежать.
— Конечно, нет, — ответил Планше, несколько удивленный неожиданно оказанной ему честью.
— Скажите же моим добрым и верным парижанам, — продолжала Анна Австрийская с улыбкой, значение которой д’Артаньян сразу понял, — что вы видели короля, спящего в своей кроватке, и королеву, готовую тоже лечь спать.
— Скажу, ваше величество, и все, кто со мной, подтвердят это, но…
— Что еще? — спросила Анна Австрийская.
— Простите меня, ваше величество, — сказал Планше, — но верно ли, что в постели сам король?
Анна Австрийская вздрогнула.
— Если есть среди вас кто-нибудь, кто видел короля, — сказала она, — пусть он подойдет и скажет, действительно ли это его величество.
Один человек, закутанный в плащ, закрывавший лицо, подошел, наклонился над постелью и посмотрел.
У д’Артаньяна промелькнула мысль, что человек этот замышляет недоброе, и он уже положил руку на шпагу; но от движения, которое сделал этот человек, наклоняясь, лицо приоткрылось, и д’Артаньян узнал коадъютора.
— Это действительно король, — сказал тот, поднимая голову. — Да благословит господь его величество!
И все эти люди, вошедшие озлобленными, теперь с чувством смирения благословили царственного ребенка.
— Теперь, друзья мои, — сказал Планше, — поблагодарим королеву и удалимся.
Все поклонились и вышли по очереди, так же бесшумно, как вошли. Планше, вошедший первым, уходил последним.
Королева остановила его.
— Как вас зовут, мой друг? — сказала она.
Планше обернулся, очень удивленный таким вопросом.
— Да, — продолжала королева, — принять вас я считаю такой же честью, как если бы приняла принца, и мне бы хотелось знать ваше имя.
«Да, — подумал Планше, — чтобы отделать меня, как принца. Благодарю покорно!»
Д’Артаньян затрепетал, как бы Планше, поддавшись на лесть, словно ворона в басне, не назвал своего имени, и королева не узнала, что Планше служил у него.
— Ваше величество, — почтительно ответил Планше, — меня зовут Дюлорье, к услугам вашего величества.
— Благодарю вас, господин Дюлорье, — сказала королева. — А чем вы занимаетесь?
— Я торгую сукном, ваше величество, на улице Бурдоне.
— Это все, что мне хотелось знать, — сказала королева. — Премного обязана вам, любезный Дюлорье; мы еще увидимся.
— Прекрасно, — прошептал д’Артаньян, отводя полог, — Планше не дурак; сразу видно, что прошел хорошую школу.
Различные участники этой странной комедии с минуту смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Королева все еще стояла у дверей, д’Артаньян наполовину высунулся из своего убежища, король, приподнявшись на локте, готов был снова лечь при малейшем шуме, который указал бы на возвращение толпы; но шум не приближался, а, напротив, удалялся, становился все слабее и, наконец, совсем затих.
Королева вздохнула. Д’Артаньян отер свой влажный лоб. Король соскочил с постели и сказал:
— Едем!
В эту минуту показался Ла Порт.
— Ну что? — спросила королева.
— Ваше величество, я проводил их до самых ворот, — отвечал камердинер. — Они объявили своим товарищам, что видели короля и что королева говорила с ними, и теперь они расходятся, гордые и довольные.
— О негодяи! — прошептала королева. — Они дорого поплатятся за свою дерзость! — Затем, обратясь к д’Артаньяну, прибавила: — Сударь, ни от кого не получала я лучших советов. Продолжайте: что нам теперь делать?
— Ла Порт, — сказал д’Артаньян, — закончите туалет его величества.
— Значит, мы можем ехать? — спросила королева.
— Когда вашему величеству будет угодно: вам остается только спуститься по потайной лестнице; я буду ждать у выхода.
— Ступайте, — сказала королева, — я следую за вами.
Д’Артаньян сошел вниз; карета была на месте, и мушкетер сидел на козлах.
Д’Артаньян взял узел, положенный Бернуином в ногах мушкетера; в нем лежали шляпа и плащ кучера г-на Гонди. Д’Артаньян накинул на себя плащ и надел шляпу.
Мушкетер сошел с козел.
— Идите, — сказал ему д’Артаньян, — освободите вашего товарища, который стережет кучера. Затем садитесь оба на лошадей, отправляйтесь на Тиктонскую улицу, в гостиницу «Козочка», возьмите там мою лошадь и лошадь господина дю Валлона, оседлайте и снарядите их по-походному и на поводу приведите их из Парижа в Кур-ла-Рен. Если в Кур-ла-Рен вы уже никого не застанете, поезжайте в Сен-Жермен. Все это — по королевскому приказу.
Мушкетер приложил руку к шляпе и пошел исполнять полученные приказания.
Д’Артаньян сел на козлы. За поясом у него была пара пистолетов, в ногах лежал мушкет, позади — обнаженная шпага.
Вышла королева; за нею шли король и герцог Анжуйский, его брат.
— Карета коадъютора! — вскричала королева, отступая на шаг.
— Да, ваше величество, — сказал д’Артаньян, — но садитесь смело; я сам правлю.
Королева села в карету. Король и его брат вошли вслед за нею и сели по бокам.
— Входите, Ла Порт, — сказала королева.
— Как, ваше величество? — сказал камердинер. — В одну карету с вашими величествами?
— Сегодня не до этикета, дело идет о спасении короля. Садитесь, Ла Порт.
Ла Порт повиновался.
— Опустите занавески, — сказал д’Артаньян.
— А не покажется ли это подозрительным? — спросила королева.
— Будьте покойны, ваше величество, — сказал д’Артаньян, — у меня готов ответ.
Занавески были опущены, и карета быстро покатила по улице Ришелье. У заставы вышел навстречу караул из двенадцати человек; впереди шел старший с фонарем в руке.
Д’Артаньян сделал ему знак подойти.
— Вы узнаете карету? — спросил он сержанта.
— Нет, — ответил тот.
— Посмотрите на герб.
Сержант поднес фонарь к дверце.
— Это герб коадъютора! — сказал он.
— Тсс! Он там вдвоем с госпожой Гемене.
Сержант расхохотался.
— Пропустить! — приказал он. — Я знаю, кто это.
Потом, подойдя к опущенной занавеске, сказал:
— Желаю приятно провести время, монсеньор.
— Нахал! — крикнул ему д’Артаньян. — Из-за вас я потеряю место!
Заскрипели ворота, и д’Артаньян, увидев перед собой открытую дорогу, стегнул изо всей силы по лошадям, которые понеслись крупной рысью.
Через пять минут они настигли карету кардинала.
— Мушкетон! — крикнул д’Артаньян. — Подними занавески в карете ее величества.
— Это он! — сказал Портос.
— Кучером! — воскликнул Мазарини.
— И в карете коадъютора! — прибавила королева.
— Черт возьми, господин д’Артаньян, — сказал Мазарини, — вы золотой человек.
IX. Как Д’Артаньян и Портос выручили от продажи соломы: один — двести девятнадцать, а другой — двести пятнадцать луидоров
Мазарини хотел ехать немедленно в Сен-Жермен, но королева объявила, что будет ждать лиц, которым назначила в Кур-ла-Рен свидание. Она только предложила кардиналу обменяться местами с Ла Портом. Кардинал охотно согласился и пересел из одной кареты в другую.
Слух о том, что король собирался выехать в эту ночь из Парижа, распространился не без причины: десять или двенадцать человек были посвящены в эту тайну с шести часов вечера, и, как они ни были осторожны, им не удалось скрыть своих приготовлений к отъезду. Кроме того, у каждого из них было несколько близких людей; а так как ни один из отъезжавших не сомневался, что королева покидает Париж с самыми мстительными замыслами, то каждый предупредил своих друзей или родственников. Поэтому слух об отъезде облетел город с быстротой молнии.
Первою вслед за каретой королевы приехала карета принца; в ней находились г-н Конде с супругой и вдовствующая принцесса, его мать. Их обеих разбудили среди ночи, и они не знали, в чем дело.
Во второй карете были герцог Орлеанский, герцогиня, их дочь и аббат Ла Ривьер, неразлучный фаворит и ближайший советник герцога.
В третьей, наконец, прибыли г-н де Лонгвиль и принц Конти, зять и брат принца Конде. Они подошли к карете короля и королевы и приветствовали ее величество.
Королева заглянула в карету, дверцы которой остались открыты, и убедилась, что она пуста.
— А где же госпожа де Лонгвиль? — спросила она.
— В самом деле, где же моя сестра? — спросил принц Конде.
— Герцогиня нездорова, ваше величество, — ответил герцог де Лонгвиль, — и поручила мне принести ее извинения вашему величеству.
Анна бросила быстрый взгляд на Мазарини, который ответил ей едва заметным кивком.
— Что вы на это скажете? — спросила королева.
— Скажу, что она осталась заложницей у парижан, — ответил кардинал.
— Почему она не приехала? — тихо спросил принц у брата.
— Молчи! — ответил тот. — У нее, наверное, есть на то основания.
— Она губит нас, — сказал принц.
— Она нас спасет, — ответил Конти.
Кареты подъезжали одна за другой. Маршал де Ла Мельере, маршал Вильруа, Гито, Вилькье, Коменж съехались одновременно; явились также и оба мушкетера, ведя на поводу лошадей д’Артаньяна и Портоса. Последние тотчас же сели на коней. Кучер Портоса сменил д’Артаньяна на козлах королевской кареты, а Мушкетон занял его место и, по известной читателю причине, правил стоя, подобно древнему Автомедону[*].
Королева, которую все время отвлекали разные мелочи, искала глазами д’Артаньяна, но гасконец, со свойственной ему предусмотрительностью, уже скрылся в толпе.
— Отправимся вперед, — сказал он Портосу, — и запасемся хорошим помещением в Сен-Жермене, потому что никто о нас не позаботится. Я очень устал.
— А меня страшно клонит ко сну, — ответил Портос. — И подумать только, что дело обошлось без малейшей стычки. Право, эти парижане просто дураки.
— Лучше сказать, что мы ловко провели их, — сказал д’Артаньян.
— Пожалуй.
— А как ваша рука?
— Лучше. Но как вы думаете, теперь они от нас не ускользнут?
— Кто?
— Ваш чин и мой титул?
— Думаю, что нет, готов даже поручиться за это. Впрочем, если о нас забудут, я напомню.
— Я слышу голос королевы, — сказал Портос. — Она, кажется, хочет ехать верхом.
— О, ей, может быть, и очень хочется, но только…
— Что?
— Кардинал не захочет. Господа, — продолжал д’Артаньян, обращаясь к двум мушкетерам, — сопровождайте карету королевы и не отходите от дверец. А мы поедем вперед подготовить помещение.
И д’Артаньян поскакал вместе с Портосом в Сен-Жермен.
— Едемте, господа! — сказала королева.
Карета королевы тронулась, а за нею потянулись остальные экипажи и более пятидесяти всадников.
В Сен-Жермен прибыли без всяких происшествий. Выходя из кареты, королева увидела стоявшего у подножки принца Конде, который, сняв шляпу, протянул ей руку.
— Какой сюрприз ожидает парижан завтра утром! — сказала Анна Австрийская, и лицо ее так и сияло.
— Это война, — ответил принц.
— Ну что ж, война так война. Разве победитель при Рокруа, Нордлингене и Лансе не с нами?
Принц поклонился в знак благодарности.
Было три часа ночи. Королева первая вошла в замок; все последовали за нею. В ее свите было около двухсот человек.
— Господа, — сказала, смеясь, королева, — располагайтесь в замке, он просторен, места хватит на всех. Только нас сюда не ждали, и мне сообщили сейчас, что здесь всего три кровати; одна для короля, другая для меня…
— А третья для Мазарини, — тихонько заметил принц.
— Значит, мне придется спать на полу? — спросил Гастон Орлеанский с беспокойной улыбкой.
— Нет, монсеньор, — отвечал Мазарини, — третья кровать предназначена вашему высочеству.
— А вы? — спросил принц.
— Я совсем не лягу, — сказал Мазарини, — я должен работать.
Гастон велел указать ему, где комната с кроватью, нисколько не заботясь о том, где и как поместятся его жена и дочь.
— Ну а я все-таки лягу, — сказал д’Артаньян. — Пойдемте со мной, Портос.
Портос пошел за д’Артаньяном, как всегда полагаясь на изобретательность своего друга.
Они шли рядом по замковой площадке. Портос с недоумением глядел на д’Артаньяна, который высчитывал что-то на пальцах.
— Четыреста штук по пистолю за каждую, это составляет четыреста пистолей.
— Да, — сказал Портос, — четыреста; но откуда возьмутся эти четыреста пистолей?
— Пистоля мало, — продолжал д’Артаньян, — скажем — по луидору.
— Что по луидору?
— Четыреста по луидору — выходит четыреста луидоров.
— Четыреста? — спросил Портос.
— Да, их двести человек, и каждому надо по крайней мере две. По две на человека, всего четыреста.
— Но чего?
— Слушайте, — сказал д’Артаньян.
И так как кругом было множество всякого народа, с удивлением глазевшего на приезд двора, он досказал свою мысль на ухо Портосу.
— Понимаю, — сказал Портос, — отлично понимаю. По двести луидоров на брата, это недурно. Но что скажут об этом после?
— Пусть говорят что угодно. Да про нас не узнают.
— Кто же займется раздачей?
— А на что у нас Мушкетон?
— А моя ливрея? — сказал Портос. — Ее могут узнать.
— Он вывернет ее наизнанку.
— Вы, как всегда, правы, мой дорогой! — воскликнул Портос. — Откуда, черт возьми, вечно являются у вас мысли?
Д’Артаньян улыбнулся. Оба друга свернули в первую улицу. Портос постучался в дом направо, а д’Артаньян в дом налево.
— Соломы! — потребовали они.
— У нас нет, сударь, — ответили хозяева, отворившие ворота, — обратитесь к торговцу сеном.
— А где его искать?
— Последние ворота по этой улице.
— Направо или налево?
— Налево.
— А можно в Сен-Жермене достать еще у кого-нибудь соломы?
— Да. У хозяина трактира «Коронованный ягненок» и у фермера Гро-Луи.
— Где они живут?
— На улице Урсулинок.
— Оба?
— Оба.
— Хорошо.
Друзья постарались разузнать адреса второго и третьего так же точно, как и адрес первого. Затем д’Артаньян отправился к торговцу сеном и приобрел у него полтораста связок соломы — все, что у того было, — за три пистоля. Вслед за тем он отправился к трактирщику, где застал Портоса, купившего двести связок примерно за столько же. Наконец, фермер Луи продал им сто восемьдесят связок. Все вместе составило четыреста тридцать связок.