Если номер со спортом не прошел, в ход идет тяжелая артиллерия: «Вот представь, твою сестру в уединенном месте домогался бы почти незнакомый мужчина. Что бы ты сделал?» «Вах, убил бы — и ее, и его!» — последует вполне искренний ответ. На что ты тут как тут: «Вот видишь, а ведь у меня тоже строгий отец (брат, муж), а я, честная девушка (жена, мать), тебе поверила, а ты…» Тут обычно джигит самостоятельно домысливает, что «типа и убить могут» — и оставляет твою честь в покое.
Европейца
Предпочла южные берега Италии, Франции или Испании? Расслабься! Даже если ты очень захочешь закадрить местного жителя, тебе придется немало расстараться. За годы российской «курортной экспансии» утонченные европейцы подустали от бурных романов с активными, громогласными и любящими злоупотребить местным винцом СНГ-шными дамами. Однако встречаются исключения (чаще среди итальянцев), любящие экстрим в виде разгадывания извечных тайн русской души. Но и они решаются максимум на приглашение на совместный ужин. Нет? Значит, нет. Синьорина не желает.
Однако, если ты настолько сексапильна, что возбудила необузданное желание даже в уравновешенном гражданине Евросоюза, волшебные слова «У меня сексуальные проблемы (стресс, депрессия, другая ориентация)» вмиг отрезвят разогнавшегося мачо и остановят его буквально на скаку.
Так что сказать «нет» ты имеешь право в любой точке земного шара. А «да» всегда остается на твое усмотрение.
На ситуации «У меня есть три жены, а четвертой будешь ты…» обожглось уже немало наших соотечественниц. Если ты это приняла к сведению, то к дальним странствием полностью готова. Поехали!
КУЛИНАРНЫЙ ПРИВЕТ ИЗ ТУРЦИИ И ЕГИПТА
ДОНЕР-КЕБАБ
Этот шашлык из баранины очень популярен во всех ближневосточных странах. Его называют также шаурмой или шавермой в случае, если он готовится не кусками на щипцах для жарения, а большим пластом, плотно насаженным на одном вертикально установленном возле жаровни вертеле. Нам хорошо известно его слабое подобие, которое продается на московских улицах. Однако настоящую шаурму или донер-кебаб делают только из баранины или курицы: мусульмане свинину не едят по религиозным соображениям, а говядину просто не любят. К тому же из говядины кебаб получается пресным. Готовь «правильную» шаурму у себя на даче или на природе — и не травись на улице!
Тебе понадобится: 1 кг баранины, 500 г. овощей, соль, красный перец по вкусу; 8–10 небольших лепешек-пита или один большой лаваш.
Нежирную баранину нарежь на куски по 100 г, положи на доску и острым ножом надрежь по направлению волокон. Получатся широкие и тонкие куски. Посоли их, пересыпь красным перцем и, когда из мяса выступит сок, положи на щипцы и жарь над углями или жаровней. Во время жаренья кусочки мяса необходимо переворачивать, чтобы они прожарились равномерно. Готовый шашлык нарежь на тонкие полоски, добавь нашинкованные помидоры, свежие или маринованные огурцы или другие овощи по вкусу (допускаются капуста, картошка, морковь), заправь майонезом с чесноком, добавь немного кетчупа и перемешай. Положи по три столовые ложки смеси в центр каждой лепешки или куска лаваша и заверни в трубочку, подгибая дно. Получившийся «рожок» можешь посыпать сверху свежей зеленью. И, Аллах акбар, кушать подано!
ЧАСТЬ 4
АЗИАТСКИЕ ДРЕМЫ
На Востоке, чтобы получить от мужчины богатый подарок, красавица должна уметь вовремя делать две вещи: приподнимать полу чадры и готовить отменный плов.
Ферейдун Тонкабони, персидский писатель-сатирик.
Глава 1
РЕПОРТАЖ ИЗ-ПОД ЧАДРЫ, или КАК Я БЫЛА ПЕРСИДСКОЙ ЗАЛОЖНИЦЕЙ
Задумывалась ли ты когда-нибудь, как живется тем женщинам, которые не имеют права даже открыть свое лицо? Я испытала, что чувствует современная восточная женщина, на собственной шкуре, побывав в Тегеране — сердце самой строгой в мире исламской республики.
Для справки:
Иран (до 1935 г. — Персия) — одно из древнейших государств мира. До 1979 г. являлся монархией; шахская династия Ирана была настроена «прозападно» и проводила активную модернизацию страны. Во время правления последнего шаха Мохаммеда Резы Тегеран стали называть «Париж Востока», а сам шах Реза играл заметную роль в светской жизни всего мира. Все три жены шаха являлись законодательницами мод не только в своей стране, но и за ее пределами — на их изысканные туалеты равнялись светские львицы всего мира. Но в результате исламской революции 1979 г. власть захватили религиозные фанатики; в это время из страны бежала шахская семья и большая часть интеллигенции. Одна из супруг шаха Фарах Диба жива до сих пор и опубликовала в Америке свои мемуары под названием «Моя тысяча и одна ночь с шахом». А младшая дочь Резы Лейла 1970 года рождения, несмотря на огромное состояние и положение в свете, в возрасте 31 года покончила с собой в номере одного из самых дорогих лондонских отелей. Говорят, от тоски по родине, на которую никого из шахской семьи ни разу не пустили с октября 1979 года.
Вот уже около 30 лет Иран живет по суровым исламским законам.
От смерти спасет… косынка!
Сначала мне казалось, что чистота эксперимента пострадает: в Иран пришлось взять мужа (одиноких европейских женщин в страну просто не пускают). Однако потом выяснилось, что не будь супруга — не писать бы мне эти строки, а гнить в зиндане (тюрьма для оскорбивших исламскую мораль). Но обо всем по порядку…
Каждый турист, ухитрившийся получить визу в Иран, снабжается памяткой, чего в стране делать недопустимо и за что даже иностранец карается смертной казнью. Мужчинам крайняя мера от исламского правосудия светит только за провоз и распространение наркотиков, а вот для женщин таких пунктов гораздо больше: появление в общественном месте в непристойном виде (то есть всего лишь без головного убора), запах спиртного и вообще «антиисламское» поведение, под которым может подразумеваться все что угодно. Всем женщинам, отбывающим в Тегеран, рекомендуется покрыть голову — и я, недолго думая, купила в аэропорту кокетливую розовую косынку в тон куртке.
Суровый прием
Для полноты ощущений мы воспользовались услугами Иранской национальной авиакомпании имени Воли Аллаха. На борту нас встретило странное создание в бесформенном черном одеянии и платке, почти полностью скрывающем лицо, и, глядя в пол, произнесло: «Салам Алейкум!» Только заметив крошечную эмблемку на рукаве, я догадалась — это стюардесса. Перед взлетом в салоне включился монитор; на экране возник старец в чалме и затянул молитву. Все шесть бортпроводниц выстроились в ряд и насупились, вызывая мрачные ассоциации с женщинами-камикадзе, захватившими заложников мюзикла. За весь полет ни одна из стюардесс так и не улыбнулась…
В аэропорту Мехрабат нас встретил представитель турфирмы — пожилой иранец с четками в руках. Обрадовавшись его неплохому английскому, я поспешила узнать причину странного поведения стюардесс.
— Исламское правительство становится все либеральнее к женщинам: им даже разрешили работать бортпроводницами, — гордо заявил господин Фархади. — А улыбаться и разговаривать с пассажирами им запрещено законом. — Затем, скептически оглядев мой розовый наряд, Фархади проговорил: — Я человек верующий, и вам будет трудно со мной общаться. Один мой дальний родственник женат на русской, они живут здесь — в Тегеране. Если ее муж не будет против, я попрошу Олю завтра показать вам город. А насчет одежды… Я не советую выходить в город в таком виде.
И он достал из пакета черный сверток…
Зимний Тегеран показался вполне приветливым: сияет солнце, восемнадцать градусов тепла, вдали видны заснеженные вершины гор… Большой, шумный, вроде бы европейского вида город — магазины, рестораны, англоязычная реклама — и вдруг резким контрастом — множество черных фигур на улицах! Абсолютно все женщины в темных одеждах. Спасибо гуманной турфирме: меня нарядили не в чадру (глухое покрывало, которым пользуется большинство местных женщин), а всего лишь в хиджаб — что-то вроде плаща из плотной черной ткани.
Эротичная паранджа
Всю дорогу до отеля муж поглядывал на меня как-то странно… А едва попав в номер, убранный с восточной негой, стал проявлять склонность выполнить свои супружеские обязанности…
На огромном ложе с шелковыми покрывалами и подушками я чувствовала себя по меньшей мере шахской наложницей. Во мне даже появилась некая игривая стыдливость. Я возбудилась даже не в процессе интимных ласк, а как только с меня сорвали паранджу. Мой муж с десятилетним стажем тоже продемонстрировал редкостное рвение и страсть.
— Ты такая… загадочная! — пояснил он свой порыв. — В этой тряпке есть какая-то скрытая эротика…
И правда, выглядывая на мир из-под паранджи, испытываешь волнующее ощущение: тебе есть что прятать, а мужчине — о чем мечтать и вожделеть. Чадра скрывает от нескромных взоров — и наделяет изюминкой, о которой окружающие могут лишь догадываться и фантазировать. Ведь запретный плод — всегда сладок! Кажется, стоит приподнять полы хиджаба, показать только щиколотку — и все мужики у твоих ног!
Мы собираемся поужинать где-нибудь в городе, и я лезу в чемодан, чтобы переодеться. Муж недоумевает: зачем? Ведь в Тегеране чадра — наряд для любого случая, что подразумевает значительную экономию на прочих туалетах. Надо купить «выходную» паранджу, думаю я и оставляю чемодан в покое.
Марш на свою половину!
Утром у нас в номере зазвонил телефон, и женский голос запричитал по-русски:
— Извините, что я вас подвожу, ведь господин Фархади так просил показать вам Тегеран… Но меня не отпускает муж!
— Где он сейчас? — оперативно реагирую я.
— Уехал на работу, но все время звонит, проверяет…
Через полчаса я сижу дома у Оли, в просторной квартире, устланной коврами. Оля, миловидная худенькая блондинка с огромным количеством золотых украшений: на шее, руках и даже ногах… Угощает меня ароматным чаем из пиалы, а сама курит кальян с яблочным табаком.
— С Азади мы познакомились в Питере, — рассказывает Оля, — вместе учились в медицинском. Он был такой веселый, красиво ухаживал… Все говорили: вот, мол, закончит учебу и бросит тебя, уедет домой. А он не обманул, замуж позвал…
Приехав на мужнину родину, Оля быстро поняла, что отныне ее удел — сидеть дома и чистить ковры. Весельчак Азади вдруг стал жутко строгим мужем. Ольгу на работу не пустил: ведь она врач, а это невообразимая профессия для жены порядочного мусульманина! Осматривать больных для женщины у них — приблизительно то же, что стоять на панели у нас. Оле еще повезло: ее муж хирург и неплохо зарабатывает — а то бы горбатиться ей на какой-нибудь низкооплачиваемой работе, признанной исламским государством годной для женщин. Одиноким, а также тем, чьи мужья не могут нормально обеспечивать семью не возбраняется работать — но только в определенных местах. Можно, например, торговать на базаре или в магазине, наниматься няней к ребенку или сиделкой к престарелой иранке, быть санитаркой или уборщицей в женском отделении больницы. Большая удача для женщины с высшим образованием — устроиться преподавателем в школу для девочек. Не запрещено трудиться и в сельском хозяйстве — однако везде представительницам прекрасного пола платят гораздо меньше, чем мужчинам. При этом женщин полностью закрыты все творческие и научные профессии, а также та часть сферы обслуживания, которая подразумевает постоянный контакт с мужчинами. По сравнению с другими иранскими мужьями Олин супруг еще прогрессивен: иногда в люди выводит, маме в Питер позволяет звонить… По пятницам (это выходной в Иране) они ходят в гости к друзьям и родственникам мужа, но там Оля сразу попадает на женскую половину дома — сидеть за одним столом с мужчинами не принято. Впервые оставшись наедине с местными женщинами, Ольга чуть не расплакалась; теперь привыкла и уверяет, что иногда на «женской половине» бывает даже весело. Именно там она выучила персидский язык; на дамских посиделках «ханумки»[1] скидывают свои паранджи и оказываются почти такими же, как мы: щебечут о своем о девичьем, смеются… Короче — девичник, почти как у нас. Теперь у Оли даже есть подружки.
— А что делать? — разводит руками Оля. — Наших в Тегеране найти трудно, да и муж… Вот видишь: такое предложение, да еще от его собственного родственника — показать вам город. Хочется же пообщаться со своими, да и подзаработать могла бы как переводчица — собственные туманы[2] всегда пригодятся! А Азади ни в какую: «Нечего! — говорит. — Наберешься от них всякой гадости!»
Воспитание серной кислотой
— А что будет, если ослушаешься?
— В лучшем случае — выгонит. А я еще не подготовилась…
Оказывается, в Иране при разводе закон практически не защищает женщин. Исламское правосудие удовлетворяется словесным заявлением мужчины, что жена его не устраивает; при этом доводы женщины никто не станет слушать. Чтобы прекратить совместную жизнь, мужу достаточно трижды сказать жене «Уходи!» — первые два раза вроде предупреждений, а на третий она должна уйти из дома, причем может забрать только то, что надето на ней в данный момент.
— Поэтому мы, угнетенные жены Востока, — Оля вздыхает и показывает на свои пальцы, унизанные дорогущими перстнями из золота высшей пробы, — всегда подстраховываемся, все свое носим с собой! Вот так: ехала за счастьем, за деньгами, за туманами… Думала, страна пусть и строгая, но богатая — нефть все-таки… И вот сижу: «нефть» всю на себя напялила, чтобы голой не выгнали — и даже выйти из дома не могу, чтобы кого-нибудь удивить своими цацками. Да здесь никто и не удивится…
В Иране золото высокого качества и очень красивые ювелирные изделия. Персидские мужья обычно не отказывают жене в драгоценностях, и для многих женщин это единственная радость в жизни. Ходят, выбирают, покупают… Такова традиция: даже самый бедный муж старается дарить жене хоть какие-нибудь золотые безделушки. Хотя совсем бедные мужчины, как правило, не женятся: тут по сей день принято выплачивать калым.
На прощание Ольга предупреждает, чтобы я не вздумала снять хиджаб в общественном месте — даже в ресторане при отеле. Везде ходят люди в зеленой форме — «стражи исламской революции», которые, если сочтут женщину чрезмерно обнажившейся, могут, не раздумывая, плеснуть на оголенный участок тела серной кислотой. Управы на них нет никакой: они наделены «волей Аллаха». И еще Ольга подсказывает место, где я смогу не только избавиться от собственной паранджи, но и заглянуть под чужую…
Замуж не выдает — жалеет
Билет в женский клуб недешев: здесь собираются иранки со средствами. У входа стоят дорогие авто, внутри — бассейн, сауна, тренажерный зал и косметический салон. В промежутках между процедурами женщины собираются в чайхане — беседуют, пьют чай, многие курят кальян. Обслуживающий персонал — только женщины: и они, и клиентки без чадры. В клубе я воочию убеждаюсь в верности фразы из путеводителя: «Под чадрой у персидской женщины может обнаружиться как национальное платье, так и вещица с последнего показа в Милане». Богатые иранки чрезвычайно ухожены и уделяют особое внимание своей фигуре (которую, заметим, видят только мужья!). В стенах клуба женщины ведут себя раскованно, оживленно общаются и забитыми не выглядят. Очень скоро я знакомлюсь с местной девушкой; она сама подходит ко мне и спрашивает на идеальном английском: «Тебе не скучно?» Ее зовут Аиша, ей 28 лет, и она художница. Аиша не боится обсуждать «каверзную» тему положения женщин в Иране.
— Мне повезло, — говорит она. — Мой отец прогрессивных взглядов и по местным меркам довольно богат. Конечно, он очень любит свою родину, поэтому и не оставил ее после революции. Но мне оплатил учебу на факультете искусств в Кембридже, замуж не выдает — жалеет…
— Почему ты не уедешь в Европу?
— Не очень-то там сейчас мусульманам радуются. А потом — здесь мой дом, вся родня… Как я без них?
Через час мы с Аишей уже почти подруги и по очереди затягиваемся анисовым табаком из одного кальяна.
— Вот в Англии была жизнь! — делится она. — Я жила с одним парнем-французом: какие вечеринки мы закатывали!