— Письма? Не золото?
— Нет, Пэт, не золото.
— И вы ожидаете неприятностей?
— Непременно. Мы имеем дело с шантажистами. А те после первого раза никогда не успокаиваются, верно? Они всегда хотят больше, поэтому нам придется, по всей видимости, прикончить мерзавцев до того, как все закончится.
— Чьи письма?
— Одной потаскухи,— туманно ответил Шарп. Он понимал, что Харпер в скором времени узнает правду — от него ничего не скроешь,— но Шарпу нравился Генри Уэлсли, и он решил не распространяться о случившемся.
— Все должно быть легко,— продолжал он,— только испанцам не понравится то, что мы сделаем. Они арестуют нас, если поймают. Или пристрелят.
— Арестуют?
— Придется малость схитрить, Пэт.
— Тогда все нормально,— ответил Харпер.— С этим проблем не возникнет, верно?
Шарп улыбнулся. Ветер шевелил камыши. Прилив закончился. Стрельба не прекращалась, снаряды падали в болото или вспенивали воду в протоке.
— Жаль, что здесь нет Восьмого,— тихо сказал Шарп.
— Кожаных Шляп? — Харпер подумал, что Шарп имел в виду чеширский полк.
— Нет, Пэт. Французского Восьмого. Ублюдков, которых мы встретили на реке. Тех, что взяли в плен бедного лейтенанта Буллена. Должны бы они вернуться. Отправиться сейчас в Бадахос они не могут — нет моста. Хочу снова с ними встретиться. С проклятым полковником Вандалом. Я этому гаду череп продырявлю.
— Вы его найдете, сэр.
— Может быть. Но не здесь. Через неделю нас тут уже не будет. Но однажды, Пэт, я найду эту сволочь и убью за то, что он сделал с лейтенантом Булленом.
Харпер ничего не сказал. Вместо этого он положил руку на рукав Шарпа, и в тот же миг капитан услышал шорох камыша. Ветер? Нет, звук был другим. Скорее шаги. Совсем близко.
— Видишь что-нибудь? — прошептал он.
— Нет. Да.
Шарп тоже увидел их. Точнее, увидел тени. Кто-то крался, пригнувшись. Потом он заметил отраженный блеск металла. Мушкетный ствол? Тени остановились и растворились в темноте, но Шарп видел, что это еще не все. Сколько же их? Двадцать? Нет, раза в два больше. Он наклонился к Харперу.
— Приготовь свою пушку,— выдохнул он в ухо сержанту,— зайдем справа. Летим шагов тридцать и падаем.
Харпер медленно поднял семистволку. Прижал приклад к правому плечу. И взвел курок.
Собачка щелкнула, звук долетел до французов, и Шарп увидел бледные лица; только тогда Харпер выстрелил, и болото наполнилось грохотом и светом оружейных вспышек. Шарп побежал, спрятавшись в дыму. На бегу он считал шаги и, досчитав до тридцати, упал. Слышались стоны. Выстрелили два мушкета. Голос прокричал команду, и наступила тишина. Харпер рухнул рядом с ним.
— Теперь винтовки,— сказал Шарп,— и бежим к лодкам.
Он слышал, как переговариваются французы. Семь пуль нанесли им большой урон, и они, несомненно, обсуждали сейчас потери, но вдруг затихли. Теперь Шарп видел их лучше, так как вспышки пушечных выстрелов осветили окрестность. Он встал на одно колено и поднял винтовку.
— Готов?
— Да, сэр.
— Огонь!
Две винтовки выстрелили по теням. Шарп не знал, попала ли в цель хоть одна пуля. Знал только, что французы пытаются захватить лодки и что они в опасной близости от реки. Выстрелы должны поднять тревогу. Он надеялся, что капитан возьмет на себя инициативу и отдаст приказ отплыть вверх по течению.
— Вперед! — велел он.
Они неловко побежали, спотыкаясь на кочках, и французы, отбросив осторожность, рванули вправо.
— Уводите лодки! — кричал Шарп.— Уводите лодки!
Голова раскалывалась от боли, но он не обращал на это внимания. Мушкеты французов грохотали в ночи. Пуля угодила в грязь под ногами Харпера, когда моряки открыли беспорядочный огонь в темноту.
Внезапный мушкетный огонь предупредил их, и они обрезали канаты кошек, которые использовались как якоря, и оттолкнули лодки от берега. Однако тяжелые шаланды двигались ужасно медленно. У дальней от Шарпа лодки дела шли хорошо, но ближняя застряла. Французы тоже открыли огонь, и сквозь дым Шарп увидел блеск штыков. Моряки еще карабкались на борт ближайшей шаланды, когда французы выскочили на берег. Кто-то выстрелил, и один из французов завалился на спину. Двое других подбежали к лодке и направили штыки на моряков, которые пытались оттолкнуться от берега с помощью весел. Нападавшие схватили весла. Французские пленные остались без охраны и пытались забраться в лодку. Сухо хлопнула винтовка, за ней ударило что-то еще — матросы стреляли из флотских пистолетов. У них также были абордажные сабли, и хотя никто не ожидал, что они могут пригодиться, сейчас моряки рубили солдат, которые лезли через планшир.
Шарп был в двадцати ярдах, у края протоки. Он говорил себе, что это не его драка, что его долг вернуться в город, чьи огни светились за широкой бухтой. Но на борту шаланды лежали шесть дымовых снарядов, и они были нужны ему. Кроме того, если французы захватят пусть даже одну лодку, отступление окажется под угрозой.
— Мы должны выбить этих сволочей с лодки.
— Их там с полсотни, сэр. Больше.
— Наши парни тоже еще сражаются,— сказал Шарп.— Мы просто пуганем их. Может, сбегут.
Он выпрямился, закинул за спину незаряженную винтовку и вынул саблю.
— Боже, спаси Ирландию,— пробормотал Харпер.
Военный устав гласил, что Шарп как офицер стрелковой части должен быть вооружен кавалерийской саблей, однако ему никогда не нравилось это оружие. Кривой саблей хорошо резать, но в действительности большинство офицеров носили ее просто как украшение. Он предпочитал тяжелую кавалерийскую саблю старого образца. Клинок прямой, почти ярд бирмингемской стали. Кавалеристы постоянно жаловались на это оружие. Плохо сбалансированное, слишком тяжелое, быстро тупится… Шарп заточил клинок с обеих сторон, а его тяжесть ему даже нравилась. При необходимости саблю можно было использовать как дубинку. Пробежав по мелководью, они с Харпером вышли к французам с левого фланга. Те не ждали нападения и, видимо, приняли двоих в темной форме за своих, так как никто их не остановил. Драться никому не хотелось, а уж тем более лезть в воду и воевать с матросами. Некоторые перезаряжали мушкеты, но большинство просто наблюдали сражение за лодку, когда на них напали Шарп и Харпер. Шарп вонзил саблю в горло солдату, и тот упал. Шомпол провалился в дуло. Шарп ударил еще раз. Харпер бил штыком и страшно орал на гэльском. Французский штык сверкнул справа от Шарпа. Он резко взмахнул саблей, ударив тупой стороной по черепу. Впереди врагов не было, только полоска воды и группа французов, пытающихся забраться в лодку, которую моряки отбивали саблями и штыками. Шарп забежал в реку и ткнул саблей в спину какому-то французу. Он понял, что удар не получился, потому что солдат обернулся и ответил ударом штыка. Штык пробил мундир и застрял. Шарп отмахнулся, и тут как раз подоспел Харпер. Сержант проорал что-то бессвязное и ударил солдата прикладом в лицо, но французов становилось все больше и больше, и Шарп оттащил Харпера от их клинков. Их атаковали четверо, и эти явно не были тюфяками. Они хотели убивать, и Шарп видел оскаленные зубы и длинные клинки. Он рубанул наотмашь, отразив сразу два выпада, и отскочил. Харпер был рядом, и французы яростно наступали, полагая, что их ждет легкая добыча. По крайней мере, у них не нашлось заряженных мушкетов. Не успел Шарп об этом подумать, как грянул выстрел — вспышка ослепила его, густой дым ударил в нос, но пуля улетела невесть куда. Шарп инстинктивно отпрянул и упал боком в воду. Французы решили, что он убит, и обратились против Харпера, который воткнул штык прямо в глаз одному из нападавших. И в этот момент появились ирландцы.
Майор Гоуг привел роту назад к реке, и для Шарпа их возвращение ознаменовалось грохотом выстрелов, а затем криками идущих в атаку красномундирников. Злые как черти, они устремились врукопашную.
— Faugh a ballagh! — заорали ирландцы, и французы подчинились.
Атака на лодку захлебнулась под натиском Восемьдесят седьмого. Какой-то француз склонился над Шарпом, думая, что он мертв, и собираясь забрать саблю. Шарп ударил его в лицо, поднялся из воды и полоснул врага клинком. Тот побежал. Шарп видел, как прапорщик Кеог колет саблей огромного француза, который молотит худенького офицера мушкетом. Сержант Мастерсон вогнал штык французу под ребра. Солдат упал, но Кеог продолжал рубить саблей поверженного врага. Увидев на отмели две темные фигуры, он приготовился для новой атаки.
— Faugh a ballagh! — зарычал Харпер.
— Это вы! — Кеог остановился у края воды и вдруг ухмыльнулся.— Славная рубка, а!
— Да уж, черт возьми,— пробормотал Харпер.
Майор Гоуг крикнул своим людям построиться в шеренгу. Сержанты оттаскивали красномундирников от распростертых тел. Выжившие моряки сбрасывали с лодки оставшихся французов. Капитан Коллинз лежал мертвый с абордажной саблей в руке.
— Ему бы надо было отвести проклятые лодки, сэр,— приветствовал Шарпа сержант морской пехоты и смачно сплюнул на труп француза.— Вы промокли насквозь, сэр,— добавил он.— Упали?
— Да, упал,— ответил Шарп, и первый взрыв разорвал темноту.
Взорвался один из пяти плотов. Ослепительно белый столб огня взмыл в небо, окрасился в красный цвет и полыхнул во все стороны, обжигая болотную траву. Ночь наполнилась огнем. Позже решили, что случайная искра от одного из костров в лагере вызвала возгорание огнепроводного шнура. Заряды уже были заложены, и саперы протягивали последний фитиль, когда один из них заметил горящий шнур. Успев крикнуть об опасности, он сиганул за борт как раз в тот момент, когда взорвалась первая бочка с порохом. Все запальные шнуры на плотах вспыхнули и задымились, как извивающиеся огненные змеи.
Белый шпиль пламени изогнулся и потускнел. Грохот затих, и над болотом зазвучала труба, призывая британских солдат вернуться к шаландам. Она еще пела, когда один за другим взорвались другие заряды, огонь ударил в небо, а камыши и трава склонились под нежданным теплым ветром. От плотов, на которых возгорелась оставленная французами зажигательная смесь, клубами валил дым. Пламя осветило отступавших от лодок французов.
— Огонь! — рыкнул майор Гоуг, и Восемьдесят седьмой дал залп.
Снова рванули заряды, вспыхнули плоты. Пушки на плотах начали стрелять, ядра и крупная картечь свистели над протокой и болотом.
— Назад! Назад! — рычал сэр Томас Грэм.
Снова заиграла труба; красномундирники покидали лагерь — они сделали свою работу. Кому-то помогали товарищи. Пушки форта умолкли — наверное, потому что пушкари наблюдали за взрывами на протоке. Горящие куски дерева взлетели в воздух, новые столбы огня пробили ночь, и еще одна пушка взорвалась. Шарп споткнулся о качающийся на воде полузатопленный труп француза.
— Проверить состав! — крикнул майор Гоуг.— Пересчитать возвращающихся!
— Один, два, три.— Прапорщик Кеог прошел вдоль борта, считая по головам карабкающихся на борт солдат. Матрос вставил на место вырванное французами весло. Со стороны болот затрещали мушкеты, и красномундирник из Восемьдесят седьмого упал лицом в грязь.— Поднимите его! — крикнул Кеог.— Шесть, семь, восемь… где твой мушкет, паршивец?
Гемпширцы забирались в другую шаланду. Генерал Грэм с двумя адъютантами и командой саперов ждал, когда все поднимутся на борт. Плоты напоминали ад. О том, что они покинут протоку, можно было не беспокоиться. Клубы дыма поднимались в ночное небо на сотни футов, но огонь был еще силен и освещал болото. Стрелки форта Сан-Луис, должно быть, увидели, что на берегу протоки собираются красные мундиры, потому что пушки заговорили снова. Били как снарядами, так и ядрами. Один снаряд взорвался на дальнем берегу, другой угодил в воду. Ядро прошило строй гемпширцев.
— Все сюда! — крикнул Кеог.
— Сэр Томас! — завопил майор Гоуг. Разорвавшийся снаряд раскидал грязь, камыши и брошенные французские мушкеты. С ближайшего плота бахнула старая пушка, и Шарп увидел, как ядро запрыгало по воде.
— Сэр Томас! — снова закричал майор Гоуг, но генерал дождался, пока все солдаты взойдут на борт, и только после этого сам залез в шаланду.
Снаряд взорвался всего в нескольких шагах позади него, но осколки каким-то чудом просвистели мимо генерала. Матросы оттолкнули лодку от берега, и отлив подхватил их и понес к бухте. Плоты теперь напоминали огромное пышущее зарево под клубящимися тучами дыма. Отраженное пламя запрыгало по воде и разлетелось — ядро взметнуло огромный столб брызг, и солдаты в двух лодках с северного берега промокли насквозь. Пятая шаланда была на середине протоки, и матросы налегали на весла, чтобы поскорее покинуть опасный район.
— Гребите! — скомандовал офицер в лодке Шарпа.— Гребите!
Три пушки выстрелили одновременно из форта Сан-Луис, и Шарп услышал шум ядра над головой. С болота снова ударили мушкеты, и кое-кто из красномундирников опустился на колено, чтобы ответить.
— Не стрелять! — закричал Гоуг.
— Гребите!
— Не такого отхода я ожидал,— сказал сэр Томас. Снаряд с отчаянно вертящимся огненным хвостом запала бухнулся в протоку.— Это вы, Шарп?
— Да, сэр.
— Да вы же промокли насквозь!
— Упал в воду, сэр.
— Так и простудиться недолго! Раздевайтесь. Возьмите мой плащ. Как ваша голова? Я и забыл, что вы ранены. Не следовало мне вас приглашать.
Пушки грохнули два раза, потом отметились еще две из форта Сан-Хосе на севере, но каждый взмах огромных весел уносил шаланды прочь от огня в темноту бухты. В трюмах стонали раненые. Другие возбужденно обсуждали перипетии боя. Гоуг не возражал.
— Какой итог, Хью? — спросил сэр Томас ирландца.
— Трое убитых, сэр,— ответил Гоуг,— и восемь раненых.
— Но мы хорошо поработали,— сказал сэр Томас.— Отличная ночная вылазка.
Флот был теперь в безопасности, и сэр Томас мог, как только испанцы будут наконец готовы, вести свою маленькую армию на юг.
Жилье сэра Томаса Грэма в Сан-Фернандо отличалось простотой и скромностью. Под свои нужды генерал реквизировал лодочную мастерскую с побеленными каменными стенами, которую обставил кроватью, столом и четырьмя стульями. Промокшую одежду Шарпа разложили сушиться перед огромным камином. Там же он поставил и винтовку, вытащив предварительно замок, чтобы тепло дошло до пружины. Сам капитан закутался в рубашку и плащ, которые одолжил ему, невзирая на возражения, генерал Грэм. Сэр Томас тем временем диктовал рапорт.
— Скоро завтрак,— сказал он между предложениями.
— Умираю с голоду,— заметил лорд Уильям Рассел.
— Будь умницей, Уилли, посмотри, как там у них дела,— попросил генерал. Участвовавшие в ночной вылазке солдаты уже удостоились самых высших похвал, и теперь очередь дошла до офицеров.
Рассвет высветил холмы, но зарево над горящими плотами еще пылало над темными болотами. Клубы дыма были, наверное, видны даже в Севилье — за шестьдесят миль от Кадиса.
— Упомянуть ваше имя, Шарп? — спросил сэр Томас.
— Нет, сэр,— ответил Шарп.— Я же ничего не сделал, сэр.
Сэр Томас внимательно посмотрел на капитана.
— Как скажете, Шарп. Так о какой услуге вы хотели меня просить?
— Дайте мне дюжину снарядов, сэр. Двенадцатифунтовых, если есть, но подойдут и девятифунтовые.
— У меня они есть. По крайней мере, есть у майора Дункана. Что случилось с вашим мундиром? Сабля?
— Штык, сэр.
— Заштопают, пока будем завтракать. Двенадцать снарядов? А зачем?
Шарп колебался.
— Думаю, вам лучше не знать, сэр.
Сэр Томас фыркнул.
— Допишите сами, Фаулер,— сказал он писарю и жестом показал, что тот может быть свободен.
Подождав, пока писарь выйдет, генерал подошел к огню и протянул руки.
— Дайте-ка я угадаю, Шарп. Если получится. Попали вы сюда случайно, отбились от своего батальона, и вдруг я получаю приказ оставить вас здесь. И в то же время жителей Кадиса будоражит любовное послание Генри Уэлсли. Нет ли связи между двумя этими событиями?
— Есть, сэр.
— Значит, имеются и другие письма? — спросил сэр Томас.
— Да, сэр. И не одно.
— И чего хочет от вас посол? Найти их?
— Он хочет их выкупить, а если не получится — выкрасть.
— Выкрасть? — Сэр Томас скептически посмотрел на Шарпа.— У вас есть опыт в подобных делах?
— Небольшой, сэр,— ответил Шарп и после короткой паузы понял, что генерал желает знать больше.— В Лондоне, когда я был еще мальчишкой, тогда и научился кой-чему.
Сэр Томас засмеялся.
— Однажды в Лондоне меня остановил грабитель. Я сбил его с ног. Это, случайно, были не вы?