— Я этого и хотела, — спокойно ответила Мамина. — Разве я тебе не говорила, что у меня внутри пламя, которое иногда вырывается наружу? Но, Макумазан, это ты бросил огонь в траву, а не я. Вспомни это, когда половина Земли Зулу превратится в пепел. Прощай, Макумазан, до нашей следующей встречи, и, — прибавила она мягко, — кто бы ни сгорел, пусть тебя охраняют добрые духи.
У ворот я вспомнил правила приличия и повернул обратно, чтобы вежливо попрощаться со всей компанией. К этому времени Мазапо уже поднялся с земли и ревел, как бык:
— Убейте его, убейте эту гиену! Умбези, что же ты, будешь сидеть и смотреть, как меня, твоего гостя, бьют и оскорбляют под сенью твоей хижины? Ступай и убей его, говорю я тебе!
— Почему ты сам не убьешь его, Мазапо, — спросил взволнованный Умбези, — или не прикажешь своим людям убить его? Кто я такой, чтобы осмелиться соперничать в деле копья с таким великим вождем, как ты? — Затем он повернулся ко мне и крикнул: — О хитроумный Макумазан, если я когда-либо оказывал тебе добро, приди сюда и дай мне совет!
— Иду, иду, Гроза Слонов, — ответил я, подходя к нему.
— Что мне делать? Что мне делать? — продолжал Умбези, стирая пот со лба и потрясая кулаком. — Вот здесь стоит мой друг, — и он указал на разъяренного Мазапо, — который желает, чтобы я убил другого моего друга. — И он ткнул пальцем по направлению к воротам крааля. — Если я откажусь, я оскорблю одного друга, а если я соглашусь, то руки мои будут обагрены кровью, которая возопит об отмщении, так как у другого друга, без сомнения, есть друзья, которые заступятся за него.
— Да, — ответил я, — и, может быть, не только руки твои будут в крови, но и другие части твоего тела, потому что Садуко не из тех, кто будет сидеть спокойно, как баран, пока ему режут глотку. Да и не говорил ли он, что он не один? Умбези, если ты хочешь послушаться моего совета, предоставь Мазапо самому убить его.
— Правильно! Это благоразумно! — воскликнул Умбези. — Мазапо, — крикнул он вождю, — если ты хочешь сражаться, прошу тебя, поступай как знаешь. Я обещаю прилично похоронить всякого, кто падет в бою. Только советую тебе поторопиться, потому что Садуко за это время уже отошел далеко от крааля! У тебя и у твоих людей есть ассегаи, и ворота крааля открыты.
— Что же мне, идти не поев, чтобы разбить голову этой гиене? — спросил Мазапо с напускной храбростью. — Нет, он может подождать, пока я ем. Эй, люди, садитесь! Я говорю вам, садитесь. Скажи ему, Макумазан, что я скоро приду, и берегись быть с ним заодно, не то свалишься и ты в ту же яму, что и он.
— Я ему передам, — ответил я, — хотя не знаю, кто сделал меня твоим гонцом. Но выслушай меня, человек громких слов и малых дел. Если ты посмеешь поднять палец против меня, то я насквозь изрешечу твое огромное туловище.
И, подойдя к нему, я взглянул ему прямо в лицо и в то же время похлопал по рукоятке большого двуствольного пистолета, заткнутого у меня за пояс.
Он отшатнулся, бормоча что-то себе под нос.
— Извинений не требуется, — сказал я, — только в будущем будь осторожней. А теперь желаю тебе приятно отобедать, инкоси Мазапо, и да будет мир над твоим краалем, друг Умбези.
После этих слов я вышел из крааля, сопровождаемый злобными возгласами разъяренной свиты Мазапо и тихим, но едким смехом Мамины.
«Интересно, за кого из них она выйдет замуж?» — размышлял я, направляясь к своим фургонам.
Подойдя к лагерю, я увидел, что волы были впряжены, и подумал, что это сделано по приказанию Скауля, который, вероятно, слышал о ссоре в краале и счел нужным быть готовым к отъезду, но в этом я ошибся.
Из кустарника вышел ко мне навстречу Садуко и сказал:
— Я приказал твоим слугам запрячь волов, инкоси.
— Ты приказал? Недурно! — ответил я. — Ты, может быть, скажешь мне, почему?
— Потому что нам до ночи предстоит большой путь на север, инкоси.
— В самом деле? Мне казалось, что мой путь лежит на юго-восток.
— Бангу живет не на юго-востоке, — ответил он медленно.
— О, я почти совсем забыл о Бангу, — сказал я, делая слабую попытку увильнуть.
— Разве? — ответил он своим надменным голосом. — Я никогда не знал до сих пор, что Макумазан принадлежит к тем, кто нарушает обещание, данное другу.
— Будь добр объяснить мне твои слова, Садуко.
— Разве нужны объяснения? — сказал Садуко, пожав плечами. — Если только мой слух не обманул меня, то ты согласился пойти со мною против Бангу. Я набрал нужных людей с разрешения короля. Они ждут нас там. — И он копьем указал в направлении густого леса, видневшегося внизу в нескольких милях от нас. — Но, — прибавил он, — если ты изменил свое решение, то я пойду один. Только в таком случае нам лучше попрощаться навсегда, так как я не люблю друзей, которые меняют свои решения, когда начинают звенеть копья.
Не знаю, сказал ли это Садуко с умыслом или нет, но он не мог найти лучшего способа заручиться моим согласием, потому что я всегда гордился тем, что никогда не нарушал слова, данного туземцу.
— Я пойду с тобой, — спокойно сказал я, — и надеюсь, что когда дело дойдет до схватки, твое копье будет такое же острое, как твой язык, Садуко. Однако не говори со мной больше в таком тоне, иначе мы поссоримся.
Я увидел, как при моих словах лицо Садуко просветлело.
— Прости меня, Макумазан, — сказал он, схватив мою руку. — Но в сердце моем рана. Мне кажется, что Мамина хочет мне изменить, а тут еще случилась эта история с этой собакой Мазапо, и Умбези теперь меня возненавидит.
— Если ты хочешь послушать моего совета, Садуко, — ответил я серьезно, — то выбрось Мамину из твоего сердца. Забудь ее имя, порви с ней. Не спрашивай меня, почему.
— Может быть, мне и не нужно спрашивать. Может быть, она влюбилась в тебя и ты ее оттолкнул, как ты должен был, конечно, поступить в качестве моего друга… Может быть, Мамина сама послала за этой жирной свиньей Мазапо. Я не спрашиваю тебя, потому что, я знаю, ты мне все равно не скажешь. Да кроме того, это не имеет для меня значения. Пока у меня бьется сердце, я не выброшу Мамину из него. Пока я жив, я не забуду ее имени. Более того, она будет моей женой! Прежде чем отправиться против Бангу, я с несколькими воинами пойду и заколю копьем эту жирную свинью Мазапо. Таким образом, по крайней мере, я уберу его со своего» пути.
— Если ты сделаешь что-нибудь в этом роде, Садуко, то ты пойдешь против Бангу один, а я поверну сразу на юго-восток, потому что я не хочу быть замешанным в убийстве.
— Хорошо, пусть будет так, инкоси. Если свинья сама не нападет на меня, то пусть ждет. Она только станет еще жирней. А теперь отдай приказание двинуться в путь. Я покажу дорогу, так как сегодня вечером нам нужно остановиться на ночлег в том лесу, там ждут меня мои воины и там я расскажу тебе свой план. И там тебя также ожидает гонец.
Глава VI. Засада
В течение шести часов спускались мы по довольно скверной дороге, протоптанной скотом; дорог, в настоящем смысле этого слова, в те дни, конечно, в Земле Зулу не было. Наконец мы достигли леса. Я хорошо запомнил эту местность. Это была ложбина, покрытая редкими невысокими деревьями, по которой извивалась речка, мелководная в то время года. На берегу речки, в кустах, водилось много цесарок и других птиц. Это было приятное, пустынное местечко с большим количеством дичи, спускавшейся сюда зимой питаться травой, которой уже не было на холмах.
Мы расположились у реки, в месте, указанном нам Садуко, и принялись приготавливать себе ужин из мяса голубой гну, которую мне удалось подстрелить.
Во время еды я заметил, что постоянно прибывали вооруженные зулусы, партиями от шести до двадцати человек. Выходя из-за деревьев, они поднимали копья, приветствуя меня ли или Садуко, не знаю, и усаживались на открытое место между нами и берегом реки. Хотя трудно было сказать, откуда и кто они, потому что они появлялись, как призраки, из кустов, но я счел нужным не обращать на них внимания, так как догадывался, что их приход был подстроен заранее.
— Кто это? — прошептал я Скаулю, когда он принес мне мою порцию мяса.
— Дикий отряд Садуко, — ответил он тем же шепотом. — Это люди его племени, которые живут среди скал.
Делая вид, что я зажигаю трубку и курю, я украдкой разглядывал их. Вид они имели действительно очень дикий. Это были высокие худые парни с всклокоченными волосами, с изодранными звериными шкурами, накинутыми на плечи. У них, казалось, не было никакого имущества, кроме табака, нескольких циновок для сна и большого запаса щитов, боевых палиц и метательных копий. Таковы были эти люди, которые молча сидели вокруг нас полукругом.
Я продолжал курить и делал вид, что не замечаю их. Наконец, как я и ожидал, Садуко надоело мое молчание, и он заговорил:
— Эти люди принадлежат к племени нгваанов, Макумазан. Это те триста человек, которые остались в живых, потому что, когда отцы их были убиты, женщины спаслись с некоторыми детьми, в особенности из дальних краалей. Я их вождь по праву крови и собрал их, чтобы отомстить Бангу.
— Я вижу, что ты собрал их, — ответил я, — но желают ли они отомстить Бангу, рискуя своей собственной жизнью?
— Желаем, Белый Вождь! — раздался громовой ответ из трехсот глоток.
— И признают ли они тебя, Садуко, своим вождем?
— Признаем! — снова раздался ответ. Затем выступил вперед один из немногих седых стариков, потому что большинство нгваанов были в возрасте Садуко или даже моложе.
— О Макумазан, — сказал он, — я Тшоза, брат Мативаана, отца Садуко, единственный из его братьев, который спасся в ночь великой резни. Не так ли?
— Так! — воскликнули ряды нгваанов.
— Я признаю Садуко своим вождем, и мы все его признаем, — продолжал Тшоза.
— Мы все его признаем! — повторили ряды.
— С тех пор как умер Мативаан, мы жили, как бабуины, среди скал, не имея скота, не имея часто хижины, где мы могли бы укрыться. Но мы жили, ожидая часа возмездия. Теперь мы верим, что этот час настал, и все мы, как один, собрались отовсюду на клич Садуко, чтобы он повел нас против Банту, победить его или умереть. Не так ли, нгваане?
— Так, так! — грянул единодушный ответ, заставивший закачаться листья в безветренном воздухе.
— Я понимаю тебя, о Тшоза, брат Мативаана и дядя Садуко, — ответил я. — Но Бангу очень силен и живет, как я слышал, в очень укрепленном месте. Но оставим это, потому что ты сказал мне, что вам нечего терять и что вы пришли победить или умереть. Но предположим, что вы победите. Что скажет Мпанда, король зулусов, вам и мне, узнав, что мы затеяли набег в его стране?
Нгваане оглянулись назад, а Садуко громко крикнул:
— Выходи, гонец короля Мпанды!
Не успели его слова замолкнуть, как я увидел маленького, сморщенного человека, приближавшегося сквозь ряды высоких, худощавых нгваанов. Он подошел и, встав передо мной, сказал:
— Сакубона, Макумазан! Ты узнаешь меня?
— Да, — ответил я. — Ты Мапута, один из членов королевского совета.
— Совершенно правильно, Макумазан. Король Мпанда послал меня к тебе с поручением, по просьбе Садуко.
— Как я могу убедиться, что ты действительно послан королем? — спросил я. — Есть у тебя доказательство?
— Да, — ответил он и, пошарив под плащом, вытащил что-то завернутое в сухие листья. Он развернул их и передал мне со словами:
— Вот доказательство, которое прислал тебе Мпанда, приказав мне сказать тебе, что ты наверное это узнаешь. А также он просит тебя оставить его у себя, так как две маленькие пилюли сделали его очень больным и он больше в них не нуждается.
Я взял вещественное доказательство и, рассмотрев его при свете луны, сразу узнал его.
Это была коробочка с пилюлями из каломеля[24], на крышке которой было написано: Аллану Квотермейну. По одной пилюле на прием. Должен пояснить, что я принял по предписанию одну пилюлю, а коробочку с оставшимися пилюлями презентовал королю Мпанде, которому очень хотелось попробовать «лекарство белых».
— Ты узнаешь, Макумазан? — спросил Мапута.
— Да, — ответил я серьезно, — и пусть король воздаст благодарственную молитву духам его предков, что он не проглотил трех пилюль, иначе в настоящее время в Земле Зулу был бы другой правитель. А теперь скажи, что поручил тебе передать король.
Про себя же я подумал, как странно эти туземцы могли смешивать великое со смешным. Здесь шел вопрос о деле, которое могло повлечь за собою смерть многих людей, а самодержец посылает в виде доказательства подлинности своего гонца… коробку с пилюлями каломеля.
Мапута и я отошли в сторону, так как я видел, что он хотел поговорить со мной наедине.
— О Макумазан, — сказал он мне, когда нас не могли слышать другие, — вот что говорит Мпанда: «Я знаю, что ты, Макумазан, обещал сопровождать Садуко, сына Мативаана, в его походе против Бангу, вождя амакобов. Если бы это касалось кого-либо другого, то я запретил бы этот поход, и в особенности я запретил бы тебе, белому человеку, принимать в нем участие. Но Бангу злодей. Много лет тому назад он ложно обвинил перед тем, кто правил до меня, моего друга Мативаана, а затем предательски убил его и все его племя, за исключением его сына Садуко и некоторых его людей и детей, которые спаслись. Кроме того, в последнее время он старается поднять восстание против меня, своего короля, ибо он знает, что я ненавижу его за его преступления. Но я, Мпанда, в противоположность тем, кто правил до меня, люблю мир и не хочу зажечь в Земле Зулу огонь междоусобицы, потому что кто знает, где остановится этот огонь и чьи краали он уничтожит. Однако я хочу наказать Бангу за его злодеяния и хочу видеть его гордость сломленной. Поэтому я даю Садуко и тем из нгваанов, которые остались в живых, разрешение отомстить Бангу за их личные обиды. И я даю тебе, Макумазан, разрешение принять участие в этом деле. Кроме того, если будет захвачен скот, то я не потребую за него отчета. Ты и Садуко можете разделить его по своему усмотрению. Но знай, Макумазан, если ты или твои люди будут убиты, или ранены, или ограблены, то я ничего не знаю об этом деле и не буду нести ответственности перед тобой или перед Белым Домом в Натале. Вот мои слова. Я сказал».
— Я понимаю, — ответил я. — Я должен вытащить для Мпанды из огня раскаленное железо и потушить огонь. Если мне удастся, то я могу оставить себе кусок железа, когда оно остынет, а если я обожгу Себе пальцы, то это моя собственная вина и я не должен идти жаловаться к Мпанде.
— О Макумазан, ты попал копьем быку прямо в сердце, — ответил Мапута, кивнув своей умной головой. — Что же, пойдешь ты с Садуко?
— Скажи королю, Мапута, что я пойду с Садуко, так как я обещал ему пойти, тронутый рассказом о его обидах. Скажи также Мпанде, Что если меня постигнет несчастье, он ничего не услышит об этом и я не впутаю его высокого имени в это дело. Но он, со своей стороны, не должен меня обвинять, если впоследствии что-нибудь случится. Запомнишь ли ты мои слова?
— Я запомнил каждое слово, и пусть твой дух охраняет тебя, Макумазан, когда вы произведете нападение на гору, где укрепился Бангу. На вашем месте, — прибавил Мапута, — я напал бы на рассвете, так как амакобы пьют очень много пива и крепко спят.
Затем мы разделили с ним щепотку табаку, и он отправился в Нодвенгу, резиденцию Мпанды.
* * *
Прошло две недели, и Садуко и я, с нашей дикой командой нгваанов, сидели однажды утром, после долгого ночного перехода, в гористой местности и смотрели через широкую долину на гору, на склоне которой находился крааль Бангу, вождя амакобов.
Это была внушительная гора, и, как мы уже успели заметить, тропинки, ведущие к краалю, были защищены каменными стенами, в которых ворота были так узки, что через них за один раз мог пройти только один вол. Видно было, что эти стены укреплялись недавно; вероятно, Бангу знал, что Мпанда относится к нему с подозрением, даже с враждебностью.