— Я ее видел однажды, и этого довольно, чтобы судить о ее красоте, — поспешил ответить Луис. — А о ее совершенствах мне рассказывали. Но скажите, сеньора, может быть, вы знаете из того же письма, что сталось с ее незадачливым поклонником?
— Ходят слухи, будто он снова покинул Испанию, видимо чем-то сильно прогневив своих государей, потому что с тех пор королева даже имени его не упоминает. Куда он отправился, никто не знает. Наверное, опять бороздит моря где-нибудь на востоке в поисках приключений.
Затем разговор перешел на иные темы, а вскоре адмирал и его спутники откланялись, чтобы засветло вернуться на свои суда.
— Право, сеньор дон Христофор, люди часто сами не знают, чем они могут прославиться! — усмехнувшись, проговорил Луис, когда они вдвоем с Колумбом подходили к берегу. — Моряк я неважный, кормчий совсем никакой, а сколько шума поднялось вокруг моих морских подвигов! Если ваша милость после этого плавания прославится хотя бы так же, как прославился я, вы можете быть уверены, что потомство вас не скоро забудет!
— Что делать, Луис, этой доли никому не избежать, — ответил адмирал. — Стоит человеку возвыситься над другими, и люди тотчас начинают обсуждать каждый его шаг, каждое слово, — ничто не укроется от их всевидящих глаз и праздных языков!
— Хорошо, если бы только это, сеньор адмирал, но вы забыли еще и о людской зависти, злословии и клевете! Что тут особенного, если молодой человек посетил несколько отдаленных стран, чтобы набраться знаний и попытать там счастья? Однако этого оказалось достаточно, чтобы севильские сплетницы заполняли свои письма к сплетницам с Канарских островов всяческими пересудами о его проступках! Клянусь всеми святыми, будь я королевой Кастильской, я бы издал закон, запрещающий писать в письмах о том, что делают другие люди. А женщинам я бы вообще запретил писать.
— В таком случае, сеньор де Муньос, вы бы навсегда лишились удовольствия получать письма, написанные рукой самой прелестной девушки Кастилии! — рассмеялся Колумб.
— Я имел в виду письма от женщин к женщинам, дон Христофор, — поспешил поправиться Луис. — А что касается писем благородных девушек, способных вдохновить на подвиги влюбленных в них рыцарей, то такие письма очень даже нужны и полезны, и ни один святой не станет слушать еретика, который вздумал бы против этого возражать! Сеньор, мне кажется, путешествия принесли мне несомненную пользу хотя бы тем, что научили шире смотреть на вещи и избавили меня от предрассудков ограниченных провинциалов и горожан, и я только радуюсь, когда девушки пишут своим возлюбленным, родители — детям и даже жены — мужьям. Но что касается писем от сплетниц к сплетницам, то клянусь жизнью, сеньор адмирал, я их презираю и ненавижу, как сам сатана, наверно, ненавидит тех, кто несет святой крест язычникам!
— Да, разумеется, сатане наше предприятие не по нраву, — с улыбкой согласился Колумб, — потому что за нами последуют…
Но тут на глаза Колумбу попался матрос, который явно поджидал его, и адмирал спросил, прервав свою речь:
— Я вижу, ты хочешь мне что-то сказать? Тебя, кажется, зовут Санчо Мундо, если не ошибаюсь?
— Сеньор дон адмирал, у вас прекрасная память! — ответил матрос. — Да, меня зовут Санчо Мундо, а иногда просто Санчо с корабельной верфи. Я хочу кое-что шепнуть вам относительно нашего плавания, если вам угодно будет выслушать меня, благородный сеньор, но только так, чтобы вокруг не было любопытных ушей.
— Можешь говорить свободно: этот сеньор — мой секретарь, я ему вполне доверяю.
— Ну что ж! Ваша милость — прославленный кормчий и, конечно, знает не хуже меня, кто такой португальский король и чем в последние годы занимаются португальские мореплаватели. Поэтому я добавлю только одно: они открывают и захватывают все новые земли и в то же время изо всех сил стараются помешать в этом другим.
— Дон Жуан Португальский — просвещенный монарх, и тебе бы не мешало относиться с уважением к его титулу, приятель. Кроме того, он человек широких взглядов — недаром из его портов отправилось столько смелых экспедиций!
— Да уж, что отправилось, то отправилось и еще отправиться! — ответил Санчо, иронически поглядывая на адмирала; видно было, что он что-то знает, но не хочет говорить прямо. — Кто же сомневается, что он всегда готов снарядить экспедицию, если она выгодна! Да только…
— Слушай, Санчо, ты что-то узнал, и я тоже хочу это знать! Говори все и положись на меня — если твои сведения того заслуживают, ты в накладе не останешься!
— Если у вашей милости хватит терпения меня выслушать, я расскажу вам все полностью с начала и до конца, со всеми подробностями, ничего не упуская и не забывая, чтобы вы все поняли досконально, как только может душа пожелать или, скажем, как священник понимает нас на исповеди.
— Говори, мы не станем тебя перебивать, — приказал Колумб. — За честную услугу будет и щедрая плата.
— Хорошо, сеньор дон адмирал! Вы, наверно, слышали, что лет одиннадцать назад отправился я из Палоса в Сицилию на каравелле Пинсона, но только не Мартина Алонсо Пинсона, который командует «Пинтой», а другого Пинсона, родича его покойного отца, умевшего строить каравеллы не чета нашим. Да и что это за снаряжение в такой спешке, если толком рассудить, — такелаж гнилой, конопатка ни к черту, а уж паруса такие, что и говорить…
— Стой, дружище Санчо! — прервал его нетерпеливый Луис, который еще не остыл от досады на чересчур болтливую приятельницу доньи Инесы с ее письмами. — Говори покороче! Ты забываешь, что скоро ночь и что адмирала ждет < шлюпка!
— Как же можно забыть об этом, сеньор, — лукаво возразил Санчо, — если я вижу, что солнце уже потонуло в море, если я сам с этой шлюпки и улизнул с нее только для того, чтобы рассказать благородному адмиралу обо всем, что знаю?
— Прошу вас, сеньор Педро, не мешайте ему, — обратился к Луису Колумб. — Пусть рассказывает свою историю, как умеет. Мы ничего не выиграем, если будем его сбивать.
— Истинные слова, ваша милость, — выиграете не больше, чем если начнете подстегивать мула! Так вот, как я уже говорил, отправился я в Сицилию и познакомился на судне с одним матросом, неким Хосе Гордо. Родом он был португалец, однако испанские вина любил куда больше тягучих сиропов своей страны, а потому чаще плавал на испанских судах. Кто он в душе, испанец или португалец, я так и не мог узнать; знаю только что особенно ревностным христианином он не был никогда. г
— Будем надеяться, что с тех пор он исправился, — спокойно заметил Колумб. — Я уже понял, что то, о чем ты собираешься мне рассказать, ты узнал от этого Хосе. Однако на слова плохого христианина так же трудно полагаться, как на слова лжесвидетеля. А потому говори скорей, что он тебе сообщил, а мы посмотрим, можно ли ему верить.
— Ну, теперь тот, кто посмел сказать, будто ваша милость не доберется до Катая, будет просто еретиком! Как это в догадались? Я ведь ничего такого не говорил! Хосе в само деле только что прибыл на фелюге, которая стоит на якоре близ «Санта-Марии», и, узнав, что среди участников экспедиции есть некий Санчо Мундо, поспешил проведать своего старого приятеля.
— Все это настолько ясно, что ты мог бы об этом и не рассказывать, — заметил Колумб. — Но теперь, когда Хосе благополучно прибыл на борт нашей доброй каравеллы, мы, может быть, наконец узнаем, что он тебе сообщил? i
— Узнаете, сеньор, узнаете. И, чтобы не тратить лишних слов, скажу сразу, что речь шла о доне Жуане Португальском, о доне Фердинанде Арагонском, о донье Изабелле Кастильской, о вашей милости, сеньоре доне адмирале, о вас, сеньор Муньос, я обо мне самом!
— Что за престранная компания! — со смехом воскликнул Луис и, сунув в руку матроса реал, прибавил: — Может быть, это заставит тебя сократить свой рассказ и перейти прямо к делу!
— Еще одна монета сразу приблизила бы мой рассказ к развязке, сеньор! Если уж говорить правду, Хосе ждет вон за той изгородью. Он сказал, что его новости стоят доблы, и будет весьма огорчен, когда узнает, что я уже получил свою долю, а ему еще придется ждать.
— Вот, пусть это его успокоит, — проговорил Колумб вкладывая в руку хитрого матроса целую доблу; по тому, как держался Санчо, адмирал понял, что сведения его действительно важные. — Зови скорее своего Хосе, пусть он сам говорит, если ты не можешь ничего сказать!
Санчо исчез и через минуту появился со своим приятелем. Хосе получил свою доблу, тщательно взвесил ее на ладони, спрятал в карман и немедля приступил к рассказу. В отличие от краснобая Санчо, он сразу выложил все, что знал, и умолк, не прибавив ни одного лишнего слова.
Оказалось, что Хосе недавно был на острове Ферро, где видел три хорошо вооруженные каравеллы под португальским флагом. Суда крейсировали в виду Канарских островов с явным намерением перехватить кастильскую эскадру. В подтверждение своих слов Хосе сослался на двух-трех пассажиров, прибывших час назад на его фелюге.
Не теряя времени, Колумб и Луис разыскали этих людей, выслушали их и убедились, что Хосе сказал правду.
— Из всех наших неприятностей, Луис, эта, пожалуй, самая серьезная! — подвел итог адмирал. — Проклятые португальцы могут нас задержать или же последовать за нами и присвоить себе нашу славу и плоды наших усилий. Сколько раз я предлагал им этот великолепный дар, но тогда у них не хватило ума и решимости, а теперь они ловко хотят воспользоваться случаем!
— Для этого дон Жуан Португальский должен послать рыцарей похрабрее гранадских мавров, иначе у него ничего не выйдет! — ответил Луис с чисто испанским презрением к своим соседям. — Говорят, дон Жуан монарх просвещенный и смелый, однако и ему придется считаться с королевской экспедицией под флагом Кастилии, особенно здесь, близ наших собственных островов!
— Вряд ли мы сможем противостоять высланным против нас силам. Португальцам хорошо известно число и вооружение наших каравелл, и они, без сомнения, снарядили флот, который наверняка сможет добиться своей цели, какой бы она ни была. Увы, Луис, судьба неблагосклонна ко мне, хотя я и надеялся, что под конец жизни она вознаградит меня за все страдания! Сколько лет я предлагал португальцам совершить это плавание на тех же условиях, какие столь милостиво приняла донья Изабелла, но они холодно отворачивались от меня и даже больше — отвечали мне насмешками и презрением. И вот теперь, едва я приступил к выполнению тех планов, которые они так долго отвергали, португальцы хотят помешать мне силою и коварством!
— Благородный дон Христофор, мы скорее умрем, сражаясь, как подобает кастильцам, но не допустим подобного бесчестья!
— Нет, Луис, — возразил Колумб, — наша единственная надежда — на быстрый уход отсюда. Хорошо, что Мартин Алонсо оказался таким опытным и добросовестным моряком, — «Пинта» готова к отплытию, и завтра с восходом солнца мы сможем покинуть Гомеру. Сомневаюсь, чтобы у португальцев хватило смелости разыскивать нас в неведомых просторах пустынной Атлантики! На рассвете мы снимемся с якоря. Главное сейчас — уйти от Канарских островов незамеченными!
Приняв решение, Колумб вместе с Луисом поспешил к шлюпке, и через несколько минут они были уже на борту «Санта-Марии».
К тому времени лишь вершины гор на островах еще розовели в последних лучах заката, а вскоре и они растаяли, словно тени; только каравеллы покачивались, как три неясных темных пятна, на волнах вечнодышащего океана.
Глава XVI
Самые различные чувства обуревали в ту ночь участников Колумбовой экспедиции.
Получив свою мзду, Санчо не стал стесняться и рассказал о том, что знал, каждому встречному и поперечному, так что не успел адмирал ступить на борт своего судна, как слух о замыслах португальцев облетел всю маленькую эскадру. Многие надеялись, что этот слух оправдается, и желали своим врагам удачи, полагая, что любая участь лучше той, которую им сулило это плавание. Но, видно, таков уж дух соперничества — большинство матросов все-таки ожидало отплытия с нетерпением, хотя бы для того, чтобы одурачить португальцев и доказать превосходство своей нации. Что же касается Колумба, то он пребывал в глубоком унынии. Казалось, жестокая судьба решила отнять у него кубок, который после долгих лет мучительных ожиданий он только-только поднес к губам! Всю ночь душевная тревога не давала ему сомкнуть глаз, и под утро он вышел на палубу первым.
Едва забрезжил рассвет, все были уже на ногах. Приготовления к отплытию закончились еще ночью, поэтому с первыми лучами солнца каравеллы снялись с якоря и вслед за «Пинтой», которая, как обычно, шла впереди, двинулись в открытое море. Ветер был такой слабый, что суда плохо слушались руля, однако дороги была каждая минута, и эскадра упорно продвигалась в западном направлении.
Вскоре вдали показалась какая-то каравелла с обвисшими парусами; она еле ползла им навстречу и лишь через много часов наконец приблизилась настолько, что Колумб смог ее окликнуть. Выяснилось, что каравелла идет с Ферро, самого крайнего из Канарских островов на юго-западе, поэтому она и подошла так близко к курсу, которого намеревалась держаться эскадра до выхода в неведомый открытый океан.
— Что слышно на Ферро? — спросил Колумб, пока чужая каравелла медленно проплывала мимо «Санта-Марии»; оба судна едва делали одну милю в час. — Есть там что-нибудь новое?
— Если бы я знал, что говорю с доном Христофором Колумбом, тем самым генуэзцем, которому наши государи доверили почетное и важное дело, я бы с охотой рассказал ему обо всем, что видел и слышал! — ответил кормчий встречной каравеллы.
— С вами говорит Христофор Колумб, адмирал их величеств и вице-король всех морей и земель, какие нам суждено открыть, он же генуэзец, как вы заметили, хотя по долгу и по велению сердца — кастилец и верный слуга королевы.
— В таком случае, благородный адмирал, хочу вам сказать: опасайтесь португальцев! Три их каравеллы поджидают вас близ Ферро, намереваясь помешать вашей экспедиции.
— Откуда вы это знаете, друг? Неужели португальцы осмелились выслать против нас свои каравеллы, чтобы силой остановить суда ее высочества Изабеллы Католической? Разве они не знают, что пана римский недавно присвоил нашим государям этот высокий титул за их заслуги в деле изгнания мавров с христианских земель?
— Сеньор, слух об этом дошел до всех островов, только португальцам на все плевать, когда они опасаются за свои барыши. Покидая Ферро, я говорил с матросами и твердо уверен, что португальцев ничто не остановит.
— Что же, они бряцают оружием или утверждают, будто имеют право воспрепятствовать нашему плаванию?
— Нам они ничего толком не говорили, зато весьма настойчиво расспрашивали, нет ли у нас на борту прославленного дона Христофора Колумба, вице-короля всех восточных земель. А что до оружия, то у них на всех каравеллах есть ломбарды note 60 и множество солдат в шлемах и латах, — похоже, они сняли весь свой гарнизон с Азорских островов и теперь там португальцев осталось куда меньше!
— Эти каравеллы держатся близ берегов или в открытом море?
— Большей частью в открытом море, много западнее Ферро. Утром уходят от острова, а к вечеру возвращаются. Поверьте слову старого кормчего, дон Христофор, эти негодяи замышляют недоброе!
Последние слова Колумб понял с трудом, потому что судна разошлись и больше уже ничего нельзя было расслышать.
— Неужели честь Кастилии пала так низко, что собаки-португальцы осмелятся нанести оскорбление флагу нашей королевы? — воскликнул Луис. — Вы в самом деле так полагаете, дон Христофор?
— Я не боюсь насилия с их стороны, хотя они, конечно, могут нас задержать и ограбить, а для меня это сейчас немногим лучше смерти. Гораздо больше я опасаюсь, что под предлогом защиты интересов Жуана Португальского они последуют за нами до берегов Катая и нам придется потом оспаривать у них честь нашего открытия и делиться с ними славой. Надо во что бы то ни стало избежать встречи с ними, а потому мы пойдем прямо на запад, не приближаясь к острову Ферро, если только нас не принудят к этому крайние обстоятельства.