Но человек все-таки выходит из игры, разрывает систему, приводит ее в неустойчивое состояние и обрекает дроздов на гибель. Я воспользовался доверием животных и не оправдал его…
Доверие грозило обернуться для животных и еще более тяжкими последствиями, если после меня в тайге появятся люди с иными целями… Доверие грозило подвести не только того медвежонка, который пожаловал к моей избушке. Правда, здесь я чувствовал меньшую вину — в конце концов, животное пришло само. Но я мог прогнать медведя, испугать его и научить обходить людей. Я же не сделал этого.
А лоси?.. Лоси здесь никогда раньше не видели человека, вдруг встретили его, сразу не убежали, не узнали с моей стороны ничего дурного и дальше и остались рядом со мной… Рядом со мной обитало небольшое стадо лосей, которое каждый вечер выходило к ручью на ночную кормежку. Лоси доверились мне и не желали отступать даже от моей лодки… В моей лодке не было оружия. А если другая, точно такая же лодка, приплывет в этот ручей и в этой лодке будет ружье?..
Здесь, около стада лосей, я, наверное, и выполнил ту самую неблаговидную роль, которая отводилась на скотобойне штатному козлу-провокатору. Своим беспечным видом провокатор усыплял бдительность доверившихся ему животных и вел их за собой на скотобойню, где для них уже были приготовлены консервные банки.
Иногда я шел и дальше, сравнивая себя с вороной-оборотнем. Такая ворона заявлялась в гнездящуюся колонию каких-нибудь птиц и поднимала отчаянный вопль, объявляя всеобщую тревогу. Птицы считались с умением вороны знать почти все наперед, поспешно срывались с гнезд и бросались навстречу врагу, совсем забывая, что заботливый «друг», только что принесший известие о приближении врага, в любой момент может обернуться опасным грабителем… Врага птицы нигде не обнаруживали, тревога затихала, птицы возвращались к гнездам, не находили здесь и вороны, но около гнезд встречали их пустые скорлупки от яиц.
Возможно, что эти сравнения и были недостаточно точными, но примеры провокаторов и оборотней в животном мире не могли не всплыть в моей памяти. А если уже завтра по этой дороге пойдут люди, которые не уяснят себе, что нельзя стрелять в доверчиво смотрящих на тебя животных?.. Не поступят ли эти люди так, как поступил канадский траппер, который видел перед собой только дорогую шкуру?
Канадский охотник вспоминался мне еще и тогда, когда я только-только собирался на поиски Края Непуганых Птиц и Зверей. Еще тогда я задавал себе не совсем спокойный вопрос: «Животное и человек. Но вместо ружья и выстрела — доброе отношение человека к лесным жителям… Чем отплатят они, поняв мою видимую беззащитность? Если бы канадский траппер не стрелял, если бы он остался жить и дальше рядом с лисой, не ответило бы животное человеку оскалом клыков? А если бы рядом с человеком оказалась не лиса, а медведь?..»
Агрессия — это слово пришло к нам из латыни и теперь употребляется в значении «нападения» или «вызывающего, захватнического образа действия».
Вспомните рассказ «Голод. Клыки. Преграды»… Медведь на добыче, грозный рык зверя и мое отступление. Медведь вроде бы и мог предпринять нападение, мог по крайней мере вести себя вызывающе, но он только предупредил.
Да, это был знакомый медведь — он мог знать о том, что у меня не было с собой оружия и что я не опасен, но даже это не помешало грозному животному остаться миролюбивым существом…
А медведь около моей избушки?.. Наверное, подобрав «ключи» к двери и попав внутрь моего лесного домика, этот настырный зверь сумел бы натворить беды. Но я был уверен, что даже тогда животное, ворвавшееся в избушку, ограничилось бы разгромом лишь моей кладовой, где хранились продукты…
Вспомните добрую хрестоматийную сказку о двух «товарищах» и о медведе, который шепнул одному из ребятишек о трусости другого… Медведь подошел к лежащему на земле мальчишке, понюхал, полизал его и пошел дальше… Это сказка?.. Нет.
Точно с такой же «сказкой» я познакомился из официального документа. В документе поступок человека, бросившего товарища, назывался преступлением. А ситуация сложилась почти точно такая же… Один из «друзей», увидев медведя, успел забраться на дерево. Другой, обвешанный приборами, не смог последовать его примеру и приготовился принять смерть, на всякий случай закрывшись от нее руками. Медведь подошел вплотную, тронул чуть живого человека лапой и ушел, оставив людям право назвать другого человека, бросившего в беде товарища, преступником…
Я снова вспомнил о возможной агрессии со стороны животных, когда неподалеку от моего жилья прошли волки. Волки могли напасть на собаку, могли напасть на моих лесных друзей. Я вроде бы получал право стрелять в волков, как получает право стрелять в волков пастух, отвечающий за стадо. Но я вспомнил тех пастухов, которые предпочитали не убивать, а предупреждать хищников, и разрядил свое ружье в ночное небо.
После грохота выстрелов волки исчезли и долго не решались посещать территорию, занятую в тайге мной. Так был решен еще один вопрос об агрессии со стороны животных.
Пожалуй, животные по своей природе все-таки не агрессивны по отношению к мирному человеку… Те времена, когда наши еще не слишком сильные предки были предметом внимания саблезубых тигров, давно прошли. Человек стал теперь самым сильным, он вышел из пещер, покорил огонь и перестал быть добычей животных. И теперь вид, запах человека уже не вызывает ни у одного из хищников обильного выделения слюны. И только редкие хищники с патологически измененным поведением, хищники-людоеды, которые по тем или иным причинам не способны добывать себе пищу среди дикой природы, могут обратить свое плотоядное внимание в сторону людей.
Есть, видимо, и другая преграда на пути агрессии животных. Человек силен, сильнее всех, хотя бы своим оружием. И мы часто видим, что даже главный хозяин тайги, медведь, относится к нам с таким же почтением, с каким волк и лиса в свою очередь обходят медведя… Может быть, здесь действует еще один умный механизм поведения, который заранее ограждает одно животное от другого, заставляет более слабого отступить, не дожидаясь неравной встречи…
Я хочу закончить этот рассказ символическим примером того доверия, которое оказывают подчас животные своему самому сильному соседу — человеку… Таким символом стала для меня небольшая рыбешка-плотвичка…
Я искал доверия и у жителей озера. Пугливые, беспокойные плотвички научились брать корм из моих рук и даже смело пощипывали мои пальцы, опущенные в воду. Иногда эти рыбешки узнавали, что к моей лодке подкралась щука, и поспешно бросались в разные стороны.
Порой какая-нибудь из этих рыбок подплывала к моей руке, опущенной в воду, заплывала в мою ладонь и мирно шевелила плавничками рядом с моими пальцами. Такая рыбешка, укрывшаяся в руке человека, ничего не знала о щуке, подобравшейся к лодке, и оставалась спокойно стоять на месте даже тогда, когда ее сородичи спасались бегством от хищника…
Пальцы можно было сжать в кулак, можно было выбросить плотвичку из воды в лодку. Но рыбешка оставалась в моей руке свободно и смело, она могла уйти оттуда и вернуться обратно. И эта плотвичка, крошечная, слабенькая рыбка, жертва любого хищника, по-своему доверилась мне. Она не знала, что я тоже могу быть хищником, она не умела говорить, она просто шевелила плавничками рядом с моими пальцами, оставив человеку право сказать самому себе: «Человек, ты самый сильный — будь добрым».
СОБЫТИЯ, РАССКАЗЫ О КОТОРЫХ ЕЩЕ НЕ НАПИСАНЫ
Вот и окончились наши лесные тропы. И как всегда, становится немного грустно расставаться с пройденными дорогами… А вдруг не будет новых путей, вдруг новые лесные дорожки не принесут прежних встреч, не порадуют интересными открытиями…
Ну что еще может рассказать нам бурый медведь, о чем знаменательном может поведать волчий отряд или лебяжья стая, когда они и так рассказали все, что могли, о своей жизни. Тогда зачем снова идти в лес, если там не осталось ни одной увлекательной тропы?..
Я хочу успокоить и даже обрадовать вас… Еще давно, когда лес был для меня совсем недоступным, когда лесные тропы были для меня только далекой мечтой, я тяжело страдал оттого, что на мою долю не осталось нехоженых троп. И вправду, все острова, проливы, все реки и озера уже имели свои имена, последние вершины покорились отважным альпинистам, и в нашей стране не осталось ни одного неизвестного науке животного… А как же открытия, как же мои дороги, где искать их, куда отправиться путешествовать и зачем?
И вот тут-то мне и встретился один человек. Он не был ничем примечателен, он не совершал кругосветных плаваний, никогда не открывал новых земель. Этот человек незаметно жил на тихом лесном кордоне. Он был лесником и очень внимательно относился ко всему живому. Каждое дерево, каждый куст были ему хорошо знакомы. Добрый человек знал о них все и мог часами увлекательно рассказывать о жизни леса.
Во время летних каникул я потихоньку убегал на глухой кордон и старался запомнить все-все, что слышал от своего старшего друга… На столе горела керосиновая лампа, в углу на лавке мурлыкал во сне кот, у моих глаз лежала большая красивая собака, я осторожно прихлебывал из стакана горячий чай и вслед за рассказчиком уходил все дальше и дальше в лесные дебри. И вчерашняя знакомая дорожка к озеру, и приметный дуб около пасеки, и даже вот этот кот, что урчит на лавке, вдруг становились совсем необычными. Оказывалось, дорожка к озеру хорошо помнила старую волчицу, которая из года в год жила около самого кордона и никогда не приносила людям беды… На дуб около пасеки почему-то любили собираться скворцы. Ни весной, ни летом этих птиц не видели никогда здесь, в лесу, — они жили в селе. Но вот наступала осень, и однажды огромная стая говорливых черных птиц опускалась на ветки большого дерева. Стая оставалась здесь целый день, о чем-то беспокойно переговаривались птицы. Голоса птиц были слышны и ночью, а утром скворцы исчезали до следующей весны.
Зачем собирались сюда птицы за день до отлета на юг, о чем говорили, почему именно это дерево было для скворцов местом последнего ночлега на родине?.. Этого никто не знал… Никто, даже сам хозяин лесного кордона, не знал, как умудряется обыкновенный кот успешно охотиться за гадюками. Стоило появиться поблизости ядовитой змее, как кот исчезал из дома, а к вечеру возвращался с гадюкой в зубах. Нет, он не ел змей — он только добывал их и приносил домой, чтобы бросить затем около крыльца…
Что интересного находил мирный домашний кот, которого почему-то не интересовали даже мыши, в опасной охоте за змеями?.. Откуда пришла к нему такая наука?.. Этого тоже никто не знал…
Но и кот-охотник, и дуб, место последнего сбора скворцов перед отлетом на юг, были настоящей правдой. Я видел сам и гадюк, убитых котом Васькой, видел и стаю птиц на дереве и не мог проверить лишь один-единственный из рассказов лесника — рассказ о волчице…
Волчица, которая жила у самого кордона, долгое время не приносила волчат. Но однажды лесник заметил на тропе, ведущей к озеру, следы маленьких лапок. Малышей было четверо. Вместе с матерью они теперь приходили на водопой. К осени волчата подросли и сбились в настоящую волчью стаю. Зимой стая куда-то ушла, но к весне явилась обратно к кордону, и снова волчица рядом с лесным кордоном принесла маленьких волчат…
Волки жили рядом с домом лесника, рядом с пасекой, где были и собака, и коровы, но ни лесник, ни пасечник, ни жители соседних деревень не жаловались на грабежи. И только однажды до лесника дошел слух о том, что его волки нередко появляются в дальнем поселке около склада, где хранили мясо. Там волки однажды устроили подкоп и через этот подкоп совершили кражу.
Грабителей решили уничтожить. В лес прибыли охотники, привезли с собой тушу павшего теленка, вместе с мясом выложили яд и стали ждать, когда волки отравятся. Но волки не притронулись к предательскому угощению.
Разложившуюся тушу пришлось закопать и заменить новой. Вот тогда старый лесник и попросил для проверки выложить несколько кусков мяса: часть кусков отравить, а другие нет.
Наутро неотравленные куски мяса исчезли. Охотники ломали голову: как же так — столько волков расстались с жизнью, попробовав предательскую приваду. Почему же эта семья не поддается на ухищрения людей и не подходит к отравленной приманке?..
Осенью и зимой за волками усердно охотились, обтягивали места отдыха животных красными флажками, стерегли их около привад, ставили волчьи капканы, но победить хитрую и осторожную волчицу так и не смогли…
Этот рассказ надолго остался у меня в памяти. И наверное, он и помог мне задуматься о новых лесных тропах, которые очень хотелось пройти… Да, волки были хорошо изучены — так считали многие. Ученые знали средний вес этих животных, средние размеры шкуры, знали, что волки бывают матерыми, переярками и прибылыми, знали, через сколько дней волчица приносит в логове волчат… Но старый мудрый лесник рассказывал мне о другом — он по-своему верил, что хитрее волка нет животного…
Знал этот наблюдательный человек, что самый добродушный зверь в лесу — медведь, что самая пронырливая птица — ворона, что кошки бывают добрыми и злыми, а среди щук встречаются глупые и умные рыбины…
Наверное, над этим рассказчиком можно было и посмеяться, можно было сказать, что животных нельзя делить на добрых и злых, что ум рыб совсем не похож на ум человека, а пронырливость и добродушие — эти черты свойственны только людям… Но я никогда не делал этого, я только слушал, запоминал и учился у своего старшего друга видеть в животных большее, чем видели другие. И пожалуй, именно поэтому и в своих рассказах мне очень не хотелось заменять добродушие и злость, месть и обиды, верность, хитрость и благородство у животных строгими научными терминами.
Пусть я тоже немного отвлекся от требований строгой науки, пусть чуть-чуть, как скажут, очеловечил кое-где симпатичных мне животных, но ведь без такого условного очеловечивания зверей и птиц наши пернатые и четвероногие соседи никогда не станут нам ближе, мы никогда не полюбим их, не подойдем вплотную к их тайнам, никогда не установим тот замечательный контакт с нашими младшими братьями, который и приведет к настоящим открытиям.
Ведь привел же к открытию Мастерства Осторожности рассказ старого лесника о «хитрой» волчице. «Пронырливые» вороны оказались замечательными охотниками. «Расторопная» лиса неплохо уживалась рядом с людьми. «Любознательные» медвежата на «отлично» сдавали экзамены в лесных школах. А «глупые» утки в панике оставляли замечательные кормовые места при первой же опасности.
А детские игры животных, а походный строй стаи птиц… Обязанности вожака, всеобщая тревога и пограничные конфликты, военные действия и мирные договоры, испорченные вкусы и дурные наклонности… Разве нельзя отправиться в дорогу-поиск именно от этих, необычных пока для животных, понятий и прийти к законам, которые управляют стаей лебедей, открыть сигналы тревоги, общие для лосей и соек, чибисов и дроздов… Разве не интересно узнать, как определяется вожак в стае журавлей, как может возникнуть среди животных совсем неожиданное качество — дружба…
…Дружба между Шариком и Рыжиком возникла на моих глазах. До этого собаки как-то обходились друг без друга. Но однажды Шарик вернулся из лесного похода, волоча переднюю лапу, свернулся около забора трясущимся калачиком, и почти тут же около него оказался Рыжик.
Рыжик суетился, скулил, заглядывал в глаза раненому собрату, потом поднял кверху мордочку и горько и тоскливо завыл…
До вечера Рыжик не отходил от пострадавшего. Оба пса рядом провели всю ночь. На следующее утро Рыжик, как обычно, посетил меня. Я предложил ему суп, но от супа он почему-то отказался. Я протянул кусок сахара. Сахар Рыжик принял, но тут же положил его на пол. Происходило невероятное — собака отказывалась даже от лакомства, но продолжала просяще смотреть на меня. Мне оставалось последнее — протянуть кусок хлеба. И Рыжик схватил хлеб и бросился на улицу. Я пожал плечами и выглянул в окно… Рыжик семенил к раненому Шарику, неся в зубах только что полученный от меня кусок хлеба.