Шелихов прямо смотрел в лицо капитану.
— Почти известен, — сказал он и заметил, что щеки Сплитса стали совсем серыми. — Это ружьё мною взято в бою как трофей. Есть негодяй, который снабжает туземцев оружием для борьбы против нас, русских поселенцев. Когда я окончательно установлю его имя, он будет болтаться с верёвкой на шее на первом же суку…
Капитан Сплитс вздрогнул; напряжённый, в кровавых прожилках глаз его потускнел, но губы расплылись в слащавой улыбке.
— Вы правильно поступите, мистер Шелихов… Но… если вам сказали об этом дикари, следует ещё проверить их показания. Будь я на вашем месте, я не простил бы им нападения. О, у меня хватило бы пороху и свинца, чтобы навсегда смирить эти дикие орды…
Вот чего, хотелось бы англичанину Сплитсу — чтобы русские переселенцы начали войну против кадьяков. Ему, конечно, не жаль крови ни русских, ни островитян. Как видно, он готов снабжать оружием оба лагеря, грея грязные свои руки на высоких барышах. А когда и русские, и кадьяки изнурились бы в бессмысленной борьбе, он, пожалуй, пришёл бы как победитель и объявил этот остров своим. Давно уже не были новостью эти коварные приёмы. Слышал и Шелихов о подобных проделках.
Сдерживая себя, Григорий Иванович промолвил, строго:
— У нас, русских, существует древний обычай гостеприимства. Но если гость приходит, чтобы поссорить хозяина с соседом, — он перестаёт быть гостем. Я очень занят делом, капитан, и поэтому мы должны проститься. Если у вас окажутся такие ружья, не продавайте их здесь…
Они простились на берегу, не сказав больше друг другу ни слова. Мистер Сплитс сдёрнул свою чёрную шляпу и церемонно поклонился. Шелихов ответил лёгким кивком. Шлюпка умчалась к паруснику.
Через три дня старый Ингалак появился у ворот с группой воинов в сорок человек. Десять из них держали на плечах новенькие английские ружья.
Шелихов приказал открыть ворота и вышел навстречу гостям. Воины тотчас же положили ружья на землю и отошли в сторону, а Ингалак подошёл к начальнику, осторожно притронулся к его плечу.
— Пусть время твоей охоты будет всегда счастливым, Шелих! Вот видишь, я пришёл к тебе…
— Я очень рад, что ты пришёл, и ещё больше радуюсь, что ты пришёл не один!
Чёрные глаза Ингалака заблестели, а голос зазвучал торжественно:
— Эти ружья, начальник, дал нам злой человек. Он не взял за них ни котиковых, ни лисьих, ни песцовых шкур. Он сказал, что из каждого ружья нужно убить трех русских, и тогда оно будет принадлежать воину, который из него стрелял.
— Это был одноглазый капитан? — спросил Шелихов.
— Ты знаешь! — удивлённо воскликнул Ингалак. — Ты все знаешь… Но вот эти ружья. Они не стреляли в твоих людей. Ты помнишь, мы говорили о дружбе…
Шелихов почувствовал, как что-то дрогнуло у него внутри, и сердце ударило радостней, громче.
— Спасибо, друг, — проговорил он взволнованно, обнимая старого воина за плечи. — Вы можете взять эти ружья себе. Я знаю, они никогда не будут стрелять по приказанию одноглазого пирата.
С этого дня население посёлка увеличилось. В артели строителей, лесорубов, на лёгких байдарках, — везде появились проворные, смуглые подмастерья. Некоторые кадьяки привели сюда и своих детей. Шелихов отвёл для них отдельный дом, где Наталья Алексеевна теперь открыла настоящую школу.
Не раз дивились промышленники, мастеровые и даже опытные русские моряки бесстрашию и ловкости кадьяков, когда те на лёгких байдарах выходили в суровый шторм в открытый океан. Врождённые моряки, они любили и знали океан. На корабле они быстро научились управляться с парусами, стремительно взбирались на реи, на самые верхушки мачт. Сколько бы ни гнулись, как бы ни раскачивались мачты — им, казалось, никогда не было страшно.
Старый шкипер неспроста говорил иногда:
— Стоющие ребята, — нашим впору… Пожалуй, возьму я с десяток их на галиот!
— В Россию! — дружно поддерживали матросы-кадьяки. — Возьмите нас в Россию!
— Дайте сроку, пойдём и в Россию, — отвечал им Шелихов. — Родину ваших друзей вам надобно посмотреть… Русские мореходы скоро по всему океану пути-дороги проложат — в Японию, в Корейскую землю, в Китай… И в Индии русские товары с почтением встретят!.. Не одним же испанским да английским купчишкам всю торговлю в руках своих держать…
Много смелых планов строил Григорий Иванович. Мечтал он о регулярных рейсах русских кораблей из Петербурга в Охотск, с цифрами в руках горячо доказывал, какую огромную прибыль получит держава, если сухопутные перевозки через всю Сибирь будут заменены морскими, ведь далёкий путь вокруг Европы и Африки, через Индийский океан и южные моря, стоил бы намного дешевле сибирского. Составлял Шелихов записки и «доношения» в адрес Екатерины II о необходимости присоединить к России открытые и положенные на карту русскими мореходами Курильские острова. За много лет до придворных вельмож распознал он хозяйственное и оборонное значение этих островов. Одновременно составлял Григорий Иванович проект о присоединении к России всего Амура, об основании в устье этой реки порта. Расходы, связанные с изучением этой великой реки, Шелихов готов был оплатить сам.
Когда вечерами, неторопливо шагая по горнице из угла в угол, рассказывал он испытанным друзьям о своих обширных планах, можно было подумать, что не в далёком Петербурге, не в роскошных салонах вельмож, а здесь, в бревенчатой избе на суровом Кадьяке, решаются вопросы о границах родины, о её мощи, силе и славе…
Пройдя через всю Сибирь, побывав на пустынных островах, где до тех пор не ступала нога человека, Шелихов увидел цель своей жизни в исследовании неведомых просторов.
Какие земли лежат дальше за сибирским краем, к полуночи от устьев Лены, Колымы, Индигирки?.. Что представляет собой Северный полюс? Нельзя ли дойти туда на хорошем, прочном корабле?..
И у Шелихова рождается новая мысль: он пойдёт к полюсу. Пойдёт отсюда, с Кадьяка. А другой корабль пошлёт из устья Лены. Его не остановит ни лютая стужа, ни шторм, ни льды. И если только удастся достичь таинственных широт, — какая великая победа это будет! Она прославит русский народ на века…
Записи об Аляске и карты её, богатые, бережно собранные коллекции, планы дальних морских походов и торговых связей, охватывающих весь Тихий океан, требования закрепить за Россией открытые русскими земли, проект путешествия на Северный полюс — вот то бесценное богатство, что в трюмах корабля и в сердце своём увезёт Григорий Шелихов с Кадьяка, чтобы вручить родному народу.
Два года, полные напряжённого труда и непрерывных странствий по островам и по Аляске, пролетели для Шелихова незаметно. Но как много было сделано за этот срок! Сколько новых островов, заливов, рек и гор открыто! До Шелихова ничего не было известно о народах, населяющих этот обширный край. Беринг и Кук, побывавшие ранее у Аляски, были заняты, главным образом, очертаниями берегов. За линией берега лежал и для них неведомый мир. Шелихов первый переступил эту черту и увидел самобытную культуру народов Аляски, услышал их речь и песни, узнал обычаи, искусство. Огромная страна и целый человеческий мир, до тех пор никому не известный, открывались перед Россией в неисчислимых, нетронутых богатствах, в угрюмой, дикой красоте.
Русские закрепились на Кадьяке, освоили окрестные земли. Посланцы Шелихова расселились на острове Афогнаке, на полуострове Кенай и завязали дружбу с местными племенами. Об этом особенно беспокоился русский начальник. Благодаря ему племя кадьяков словно сроднилось с русскими поселенцами. Воинственные кочевые племена дважды осаждали посёлок, и дважды кадьяки становились на защиту русских людей, верные в дружбе, бесстрашные в бою. Они также помогли Шелихову победить цингу. Страшная эта болезнь угрожала гибелью всему отряду. Кадьяки указали корень, навар из которого спасает от цинги.
К исходу второго года у русских появились друзья и среди других, казавшихся непримиримыми племён — тлинкитов, танаина. Кто-то из этих друзей и послал стрелу, предупреждающую об опасности.
Были у Шелихова и поражения. Несколько жизней все же успела унести цинга. Отряд промышленных людей, посланный в суровые просторы Аляски, не возвратился. Поиски не дали результатов, — никто не знал о его судьбе. Второй отряд, отплывший на промысел, погиб в схватке с тлинкитами. У тлинкитов было много английских ружей. Это были ружья одноглазого пирата, который, несмотря на предупреждение, все ещё бродил где-то вблизи Кадьяка. Многое отдал бы теперь Шелихов, чтобы словить его! Неужели сейчас, в часы прощания, одноглазый сам шёл к нему?
Нет, английский пират на это не решится. Здесь крылась какая-то ловушка.
Шелихов стоял на берегу и пристально вглядывался в лунную даль моря. Скошенный парус медленно приближался. Обогнув скалы мыса, судно замедлило ход. В лунном свете вспыхнули брызги от упавших якорей. А через десять-пятнадцать минут к отмели причалила лёгкая шлюпка, в которой было три человека: двое на вёслах и, видимо, их начальник, старичок с острой бородкой и франтовато закрученными усами. Находясь за линией слабого прибоя, он спросил разрешения сойти на берег, поклонился в знак благодарности и неторопливо выбрался из шлюпки.
— Я хотел бы видеть русского начальника, — сказал старичок по-английски и, услышав ответ, стремительно двинулся к Григорию Ивановичу.
Внезапно между Шелиховым и гостем вырос безмолвный, с копьём наперевес Ингалак.
— О, у вас, я вижу, строгие порядки, — смущённо заметил англичанин.
Ингалак не сказал ни слова, даже не взглянул на него, лишь отступил на шаг и опустил копьё на уровень груди так, что оно стало преградой между Шелиховым и незнакомцем.
— Кто вы и чем вызвано ваше посещение? — спросил Шелихов.
— Я Боб Томпсон, капитан этого судна, — старичок кивнул в сторону корабля. — Меня вынуждает обратиться к вам бедственное положение…
— А, это другое дело! — живо откликнулся Шелихов. Он сам опустил копьё и пожал гостю руку, ощутив на его пальцах холодноватый металл колец. — Что случилось? Какая требуется помощь?..
— Этот корабль вам, конечно, знаком, — сказал англичанин. — Он принадлежал покойному мистеру Сплитсу… Уолби Сплитсу из Саутенда…
— Покойному? — удивился Шелихов.
— Да, мистер Сплитс скончался полгода тому назад от желтой лихорадки в Калифорнии… Мир его душе! У мистера Сплитса имелись долги, и этот корабль был продан с аукциона. Он носит прежнее название «Тигр», однако на нем исчезли дурные нравы…
Старичок засмеялся.
— Мне очень жаль, что мистер Сплитс скончался, — заметил Григорий Иванович, продолжая рассматривать гостя. — Я рассчитывал увидеть его висящим с верёвкой на шее. Покойник заслужил этого вполне.
И снова старичок засмеялся:
— О, да! Это был порядочный пройдоха… Но мёртвым многое прощается. Мир его душе. Я пришёл сюда не для того, чтобы осуждать мертвецов. Я пришёл просить помощи, конечно, за приличное вознаграждение…
— Мы готовы оказать помощь бесплатно, — сказал Шелихов. — Иначе это была бы торговля, а не помощь…
— Вы очень благородны! — восхищённо воскликнул гость. — В наше время такие люди встречаются редко. Однако я достаточно богат, и если потребуется вознаграждение… Вы знаете, — золото теряет цену, когда опасность грозит кораблю… У меня случилась неприятность: от цинги умерло одиннадцать матросов. Семеро лежат в кубрике, как чурбаны; их тоже, наверное, придётся выбросить за борт. Оставшаяся часть команды не в силах управиться с парусами. А мне необходимо срочно возвращаться в Англию, — от этого зависит все моё состояние. Как видите, я вполне откровенен, хотя это даёт вам возможность повысить цену. Короче: мне нужны моряки. Я не рассчитываю на русских. Ваши матросы нужны и вам. Но у вас есть матросы-кадьяки, они, говорят, отличные моряки. Я прошу уступить мне с десяток или полтора десятка кадьяков. Мы останемся довольны друг другом!
— Как это… уступить?.. Продать?!
Старичок попятился, оглянулся на шлюпку:
— О нет! Вы не поняли… У меня есть тлинкиты… Сорок человек тлинкитов, они тоже отличные моряки. Вы увидите, какие это парни, — богатыри! Только они не хотят плыть в Англию, безмозглые твари, и я ничего не могу с ними поделать. За пятнадцать ваших кадьяков, при условии, что они согласятся пойти на мой корабль, я отдам сорок тлинкитов и, если уже на то пошло, дам ещё додачу…
Шелихов задохнулся от гнева.
— Старый человек! — закричал он. — Вы торгуете людьми?! Вы готовы менять их, как вещи, торговаться и предлагать додачу?! Вы насильно взяли этих тлинкитов и ещё хотите, чтобы они работали на вас?..
Старичок выше вздёрнул острую бородку:
— Вы разрешили мне сойти на берег, надеюсь, не для того, чтобы кричать и топать ногами? Прошу не забываться: я подданный британской короны… Его королевское величество охраняет британцев на всех морях. Но вы не знаете сумму… Я предлагаю десять тысяч долларов золотом. Десять тысяч долларов за пятнадцать жалких дикарей!
Шелихов стремительно шагнул к нему.
— Вон отсюда, мерзавец! Вон со своей короной!..
Боб Томпсон испуганно попятился. Вдруг щуплое тело его оторвалось от земли. Поднятое крепкими руками Ингалака, оно мелькнуло в воздухе и рухнуло в кипящий прибой. Два матроса кое-как втащили своего начальника в шлюпку и сразу же налегли на весла, видимо опасаясь погони. Однако за ними никто не собирался гнаться. Шелихов и Ингалак неподвижно стояли на отмели, с усмешкой глядя вслед удаляющейся шлюпке. А когда она скрылась в тени утёса, Ингалак тронул руку Шелихова и сказал, как бы извиняясь:
— Ты не сердись, Шелих… Я не хотел. Это мои руки сами сделали. Мои руки понимают: он нехороший человек…
Утром подул попутный ветер, и Шелихов сказал:
— В путь!..
Сорок кадьякских юношей торжественно простились со своими родными, поклонились земле отцов и взошли на палубу галиота. В последний раз Шелихов пожал руку своему заместителю на острове — Самойлову… Потом прогремел орудийный салют… Поднялись паруса, и корабль стремительно вышел на океанский простор.
Утро было свежее и ясное. Гористый берег Кадьяка представлялся нарисованным на розовом фоне неба густой лиловой тушью. Вскоре полоска горизонта скрыла знакомые отмели и утёсы, поселок погрузился в смутное мерцание океана, а потом и далёкие вершины гор медленно растаяли в дымке неба…
При ровном ветре вышел галиот в обратный путь, и верилось команде, что знакомая дорога уже не будет долгой.
На четвёртые сутки шкипер заметил на горизонте какой-то корабль. Неизвестное судно шло тем же курсом, что и галиот, направляясь к Командорским островам. Оно шло не на всех парусах и двигалось медленнее галиота. К полудню расстояние между судами сократилось вдвое. Неотрывно глядя в зрительную трубу, Шелихов сказал уверенно:
— Это «Тигр»… Как видно, он направляется в Японию…
А шкипер заметил удивлённо:
— Значит, Боб Томпсон и вправду торопился, если решился отправиться в такой далёкий путь с подневольной командой…
С каждой минутой галиот все заметнее настигал «Тигра», и там, вероятно, немало были обеспокоены этим, — на невысокой кормовой надстройке судна то появлялись, то исчезали люди.
Шелихову очень хотелось рассмотреть поближе подозрительный корабль. Он приказал прибавить парусов и, зная повадки пиратствующих английских купцов, распорядился, чтобы приготовили на всякий случай пушки.
Галиот пошёл быстрее. На «Тигре» тоже торопливо подняли все паруса, и на кормовой надстройке засуетились матросы, выкатывая пушку. Боб Томпсон, видно, опасался новой встречи с Шелиховым.
Скорость кораблей теперь стала равной. Не меняя курса, они шли целый день. А вечером попутный ветер вдруг оборвался, будто встретил какую-то невидимую преграду, и оба корабля бессильно закачались на покатых волнах.
Стоя рядом со шкипером на мостике галиота, Шелихов всматривался в хмурую сутемь океана. На «Тигре» не было заметно ни единого огонька, подозрительный корабль словно утонул в бездонной пучине.