И он виновато потупился, словно нес личную ответственность за случившееся.
Микаэла в растерянности переводила взор с одного на другого. В эту минуту никто не находил нужных слов. Микаэла вздохнула. Затем она подошла к Брайену, так и не пробудившемуся ото сна, села на край его кровати и нежно погладила по голове.
Но ни этот жест, ни звуки разговоров вокруг него не заставили мальчика проснуться.
— Брайен?! — Микаэла нажала чуть сильнее на его щеку, но он и не шевельнулся. — Брайен! — Профессиональным движением Микаэла подняла веко мальчика. Неподвижный зрачок был устремлен вверх. — Он в беспамятстве, — произнесла она так тихо, что вряд ли эти слова могли расслышать присутствующие в комнате, хотя они толпились у двери всего лишь в нескольких метрах от нее. Но удрученная поза Микаэлы красноречивее всяких слов сказала им, насколько в последние часы незаметно для окружающих ухудшилось состояние Брайена.
— Как же теперь быть? — Нервно теребя воротник сутаны, священник в поисках помощи повернулся к миссис Олив. Им уже случалось вместе переживать подобные трагические ситуации.
— Что же я могу сделать? — невыразительным тоном ответила Микаэла, скептически качая головой. — В прошлом я неоднократно помогала Брайену, это было в моих силах. Но на сей раз не в моей власти помочь ему.
— Как поживает Брайен? — раздался с порога знакомый голос. Отстранив стоявших на его пути миссис Олив и Хореса, в комнату вошел Салли. При виде Микаэлы, склонившейся над неподвижным мальчиком, он замер на месте, ошеломленный. — Что тут…
Он запнулся на полуслове, так как Микаэла взглянула на него с выражением гнева и беспомощности на лице.
— Вы еще смеете спрашивать меня об этом! — вдруг потеряв голос, прошептала она. — Или же вы, может быть, еще ожидаете от меня благодарности за то, что вообще проявляете хоть какой-то интерес к Брайену, пока есть чем интересоваться? — До сих пор никто не слышал, чтобы Микаэла когда-нибудь говорила с такой горечью. Присущее ей самообладание, с которым она выполняла свои профессиональные обязанности, изменило ей в этот момент, сейчас она выступала не как врач, а как мать, сидящая у постели смертельно больного сына.
Она поднялась и приблизилась к Салли.
— Где же вы все это время пропадали? — с вызовом спросила она.
— Я молился, — невозмутимо ответил Салли. — Я молился, опасаясь, как бы при падении Брайен не пострадал больше, чем это казалось поначалу.
Микаэлу охватывало все более сильное волнение. Поддавшись ему, она, по-видимому, забыла, что они с Салли не одни в комнате.
— Как бы Брайен не пострадал больше?! — повторила она. — Да он получил тяжелые травмы, с какими мне еще не приходилось сталкиваться за всю мою практику. И виноваты в этом вы, и только вы! — Теперь она уже чуть ли не кричала.
— Позвольте, позвольте! — вмешалась миссис Олив. — Чем же Салли провинился? Все маленькие мальчики любят карабкаться на деревья. На то они и маленькие мальчики! — Она твердо взглянула Микаэле в глаза. — И до сих пор вас вполне устраивало, что Салли занимается вашими детьми, в то время как вы своими материнскими обязанностями пренебрегаете.
— Да как у вас хватает решимости… — Микаэла задыхалась от душившей ее ярости.
— Тихо, тихо! — Священник поспешно встал между ссорящимися женщинами. — Вам обеим лучше замолчать. Совершенно неизвестно, как подобный громкий спор может отразиться на состоянии Брайена. И к тому же у нас есть более важные дела, чем взаимные обвинения. — Он ткнул пальцем в сторону Колин, которая, безудержно рыдая, бросилась на шею своему старшему брату. — Нам следует поддерживать друг друга. А самое главное — мы должны думать лишь о том, как помочь Брайену.
Последнее замечание священника окончательно вывело Микаэлу из себя. Разве она недостаточно ясно выразилась? Доктор Реннер был ее последней надеждой, но теперь и ее не стало. Собрав последние силы, она сбежала по лестнице вниз, в кабинет, где обычно вела прием больных, в отчаянии бросилась на стул у письменного стола, уронила голову на сложенные руки и наконец дала волю слезам. После смерти отца она еще не испытывала такого невыносимого страдания. В своей врачебной практике ей не раз приходилось склонять голову перед неизбежностью смерти. Но сейчас, когда она была вынуждена в бездействии взирать на то, как к ее мальчику неотступно приближается гибель, беспредельная сердечная мука лишила ее рассудка.
Объятая горем, она даже не заметила, как дверь кабинета открылась и вошел Салли. Он словно и не слышал тех обвинений, что бросила ему Микаэла наверху. Ее безудержную вспышку и резкие слова, обращенные к нему, Салли воспринял как вопль о помощи. Вопль женщины, которая вот-вот потеряет своего ребенка и в этот миг чувствует себя как никогда одинокой.
Остановившись за спиной Микаэлы, Салли мягко положил руки ей на плечи, по которым стекал бурный каскад золотистых волос.
— Доктор Майк, — тихо прошептал он.
Микаэла взглянула на него, не веря своим глазам. И тут же, отбросив обычную сдержанность, обняла Салли и спрятала голову на его груди.
— О Салли, прости меня, пожалуйста! Все это я наговорила помимо своей воли.
— Ничего, ничего, — ответил он, нерешительно гладя ее по голове.
— Ты ни в чем не виноват, — продолжала Микаэла, крепче сжимая кольцо своих рук вокруг Салли, как если бы она надеялась таким образом остановить неотвратимый ход событий.
— Мне следовало лучше смотреть за мальчиком, — еле слышно пробормотал Салли. Он вдруг лишился голоса и сам не мог понять, что на него так подействовало — то ли тревога за Брайена, то ли смущение, вызванное тем, что Микаэла впервые обратилась к нему с доверительным «ты». Быть может, и гнев ее объясняется тем, что в последние два дня, пребывая в одиночестве, она все более раздражалась непонятным отсутствием Салли.
— Священник прав, — говорила между тем Микаэла. — Мы должны поддерживать друг друга и найти общими усилиями какой-нибудь выход из этого тупика.
До понедельника Брайен не выдержит, а раньше доктор Реннер приехать не может. Не исключено, что мальчик впал в бессознательное состояние еще вчера вечером.
— А почему ты не хочешь сама сделать ему операцию? — Салли померещилось, что его «ты», подхваченное эхом, несколько раз прозвучало под сводами помещения.
— Я не могу, — ответила Микаэла, и по ее телу пробежала дрожь. — У меня нет ни малейшего представления о мозговых операциях. А они настолько сложны, что достаточно ничтожной ошибки — и Брайен, если даже не умрет, может до конца жизни остаться беспомощным инвалидом.
— Есть ли у тебя иная возможность? — спросил Салли после минутного молчания.
— Ах, Салли! — Микаэла разомкнула руки и наконец взглянула Салли в лицо. — Я не лечащий врач Брайена, я его мать.
— Вот именно. Об этом-то я и веду речь, — серьезно кивнул Салли.
Весть о том, что сегодня почтовый дилижанс не сможет прибыть, распространилась по городу со скоростью пожара. Все хорошо представляли себе, какие последствия для больного может иметь это обстоятельство. И добрая половина населения Колорадо-Спрингс вновь собралась у больницы доктора Майк, с волнением ожидая, что же произойдет дальше.
Салли удалось, правда не без труда, уговорить Микаэлу выйти на крыльцо дома и сообщить толпе, в каком состоянии находится Брайен. Люди, проявившие такое участие к судьбе мальчика, вполне заслужили подобный жест доброй воли.
Священник, миссис Олив, Колин и Мэтью также спустились вниз, Хорес же остался дежурить у постели Брайена, чтобы в случае необходимости немедленно позвать на помощь.
Микаэла глубоко вздохнула и чуть помедлила, собираясь с мыслями.
— Благодарю вас всех за то, что вы так переживаете за Брайена, — начала она. — Вам, наверное, уже известно, что врач, на которого я возлагала все свои надежды, будет здесь не раньше понедельника. Но до понедельника Брайен ждать не может. Со вчерашнего вечера он находится в бессознательном состоянии.
В ответ на это сообщение воцарилась мертвая тишина. Микаэла впервые облекла в слова опасность, угрожающую Брайену. И хотя каждый из присутствующих втайне подозревал истинное положение дел, только сейчас, когда доктор Майк обнародовала его, нависшая над Брайеном угроза обрела как бы реальную форму.
Вдруг от толпы отделилась и взбежала на крыльцо Колин.
— Я приготовлю все для операции, — решительно заявила она.
— Нет, нет, Колин, не надо, — удержала ее Микаэла. — На сей раз ты не сможешь мне помочь.
— Как же так… Я ведь уже столько раз ассистировала тебе, — с недоумением уставилась на мать Колин. — Мы хорошо сработались, да и Брайен, в конце концов, мой брат.
— Именно поэтому я и хочу, чтобы помогал кто-нибудь другой, — кивнула Микаэла, повернулась к толпе и стала пристально вглядываться в лица. Вот Джейк Сликер не отрывает глаз от нее. — Могу я на вас рассчитывать, Джейк?
Цирюльник серьезно кивнул в знак согласия.
— А вы, Грейс? Не согласитесь ли быть моей ассистенткой?
— Разумеется, доктор Майк. — Негритянка произнесла эту фразу с присущим ей спокойным дружелюбием, которое всегда внушало доверие собеседнику, кто бы им ни был.
Затем Микаэла повернулась к священнику:
— Мистер Джонсон, я бы хотела вас попросить… — Она, не закончив свою мысль, опустила глаза, но священник понял, что она имела в виду.
— Но, доктор Майк, Брайен мне брат. Я должна присутствовать при операции! — И Колин расплакалась.
— Послушай, Колин! — Миссис Олив положила руку на узкие плечики девочки. — Мы с тобой позаботимся о том, чтобы после операции у Брайена было все необходимое. Это совсем не просто, дел невпроворот. А ты, — решительная женщина дотронулась пальцем до плеча Мэтью, — можешь тем временем участвовать в строительстве школы. Брайен без ума от этой затеи, если он узнает, что строительство идет полным ходом, это ускорит его выздоровление. — И она увела прочь Мэтью и продолжавшую плакать Колин.
Микаэла с тяжелым сердцем повернулась ко входу в дом. Салли последовал за ней и уже стоял на пороге, но она задержала его.
Он удивленно взглянул на Микаэлу.
— К тебе относится то же, что я сказала Колин, — медленно произнесла она, и по ее глазам было видно, как тяжело дались ей эти слова. Но в интересах других она обязана действовать вопреки собственным чувствам и опасениям. — Никаких родственников при операции. И никаких друзей, — добавила она.
Священник перенес бесчувственное тело Брайена на кушетку в кабинете Микаэлы, она сама показывала Грейс инструменты, объясняла их назначение и говорила, когда какой ей потребуется, а Джейк Сликер, человек далеко не сентиментальный, подчас даже и жестокий, с величайшей осторожностью выбривал на голове Брайена указанный Микаэлой участок.
В обязанности преподобного Джексона входило время от времени капать на платок несколько капель хлороформа, который должен был помешать Брайену делать рефлекторные движения. Стоило ему чуть шевельнуться во время сложнейшей операции — и это могло стоить мальчику жизни. Кроме того, священнику надлежало щупать пульс мальчика, сверяясь со своими карманными часами.
— Готово! — Джейк Сликер, по-прежнему соблюдая осторожность, выпрямился и отложил бритвенные принадлежности в сторону. Брайен лежал со спокойным, умиротворенным выражением лица. Можно было подумать, что он просто спит.
Микаэла еще раз пристально вгляделась в лицо ребенка, желая навсегда запомнить его черты. Оторвавшись наконец от него, она взяла скальпель в руку.
— Джейк, я сделаю сейчас два разреза, вы же моментально зажмете их вот этими зажимами, не давая сойтись. — Она протянула ему инструменты и по выражению его лица поняла, что он никогда подобных зажимов не видел и уж подавно не держал в руках. Тем не менее она вынуждена довериться ему. — После этого я просверлю отверстие в черепной коробке, чтобы через него удалить сгусток крови. — Ее взгляд упал на священника; его губы безмолвно двигались — не иначе как он молил Небо оказать несчастному мальчику в этот трудный час поддержку, которая была свыше их сил.
Микаэла же полагалась на помощь большой книги, лежавшей на подставке около операционного стола и раскрытой на странице с изображением человеческого мозга и черепной коробки. От этого анатомического атласа и умения Микаэлы пользоваться им полностью зависел успех операции.
Грейс ассистировала Микаэле молча, и все, что ей приходилось делать, получалось у нее быстро и ловко. Она подавала инструменты, в нужный момент прикладывала тампон, а главное — хоть она и выступала в подобной роли впервые — излучала какое-то необъяснимое чувство уверенности, которое передавалось и Микаэле.
По-видимому, Микаэла вскрыла череп там, где следовало — на сверле остались следы темной вязкой крови, типичной для гематомы. Эту массу, оказывающую давление на мозг Брайена, теперь предстояло откачать с помощью механического насоса. Но предварительный успех не принес Микаэле облегчения: кто знает, удастся ли полностью откачать кровь, а если даже удастся, то можно ли быть уверенной, что освобожденный от давления гематомы кровеносный сосуд не начнет снова кровоточить?
А в это время Мэтью бесцельно слонялся по строительной площадке. На нее уже свезли большое количество досок и бревен, но дальше этого дело не пошло. Вокруг не было ни души. Даже плана здания не существовало — Лорен Брей так его и не закончил.
Мэтью в отчаянии сдвинул шляпу на затылок: Брайену хотелось увидеть строительство школы. Но насколько мог судить Мэтью, еще неизвестно, будет ли Брайен вообще видеть, даже если он переживет операцию. Как ни старалась миссис Олив внушить ему на этот счет оптимизм, Мэтью ни на миг не забывал об ужасной возможности. И вдруг Мэтью так разозлился, что пнул ногой огромную деревянную балку. Он никак не желал примириться с тем, что в этот момент ничем не в состоянии помочь выздоровлению своего братишки. Ему оставалось только надеяться, а придать своей надежде конкретное выражение он мог лишь одним-единственным способом.
Осознав это, Мэтью решительно направил свои шаги в кузницу. Роберт стоял у дымящегося горна и обрабатывал маленький топорик.
— Роберт! — воскликнул Мэтью вместо приветствия. — Не согласитесь ли вы помочь мне?
— А в чем дело? — Темнокожий мужчина был едва виден в туче густого дыма.
— Помогите мне, пожалуйста, вычертить план будущей школы.
— Мне казалось, что этим занимается Лорен Брей, — равнодушно ответил Роберт.
— Если мы и дальше понадеемся на него, школы нам не видать как своих ушей. Джейк забраковал его первоначальный эскиз, а начинать все заново у Лорена нет охоты.
— Скажу тебе честно, Мэтью, — ответил кузнец после минутного молчания, как бы с трудом отвлекаясь от обработки лезвия топора. — У меня нет никакого желания строить школу, в которой никогда не смогут учиться мои дети. Ты же знаешь не хуже меня — негритянских детей в школы не пускают.
— И детей индейцев тоже. — Из лачуги Роберта вышел Салли, и Мэтью только сейчас заметил, что в руках кузнеца не простой топор, а принадлежащий Салли томагавк.
Мэтью не сразу нашелся, что ответить и, устыженный, какое-то время стоял потупившись.
— Простите, пожалуйста. Мне, конечно, это хорошо известно… Все дело в том, что Брайену ужасно хотелось пойти как можно скорее в школу, может быть, это его последнее желание.
Закончил свою речь Мэтью чуть ли не шепотом, в глазах у него появился влажный блеск, вряд ли вызванный дымом от горна.
Роберт и его друг Салли обменялись взглядами и, видимо, единодушно пришли к одному и тому же решению. Кузнец не колеблясь отложил в сторону свои орудия труда.
— Пошли, Мэтью!
Забрав у Лорена Брея первоначальный набросок плана школы, все трое отправились к месту ее будущего строительства и принялись осматривать сваленный там лес. В это время, наверное, кто-то в салуне крикнул, что работы возобновляются, и люди, уже несколько дней с нетерпением этого ожидавшие, немедленно откликнулись на зов.
Заправлял теперь всем кузнец, и дело спорилось. Он уверенной рукой вносил исправления в набросок Лорена Брея, остальные же принялись сортировать заново материалы и на тачках подвозить с лесопилки близ реки недостающие бревна и доски. Участие Лорена Брея выразилось в том, что он время от времени приносил напитки для утоления жажды работающих.