Утром в городке было оживленно. Спешили на работу китайские крестьяне, вечно что-то несущие или толкающие в телегах перед собой. Даже легкие мотоциклы выполняли полезную работу — на их багажниках помещались, например, две живых свиньи, бычок, несколько овец, полсотни куриц или двухкамерный холодильник. Никто не бездельничал, все торопились по делам. Тем сложнее был автостоп: неудачно махнув рукой можно было сбить спешащего крестьянина или велосипедиста.
Другое название китайского юаня — «жэньминьби», то есть «народные деньги».
Наконец меня подобрал тяжелый грузовик. Возможности перевозки грузов в Китае ограничиваются лишь выносливостью техники и фантазией самих китайцев. Мне попадались шаланды, везущие в кузове шесть крупных грузовичков, или двадцать маленьких, или шестнадцать микроавтобусов поставленных вертикально в два ряда — по восемь с каждой стороны. Дорожная полиция боролась с перегрузом, но без весов, а при помощи… бамбукового шеста, измеряя высоту груза. Главную угрозу тяжеловозы представляют не для дорог, их в Китае строят качественно, а для мостов и дорожных развязок. Перед особо хрупкими мостами стоят указатели ограничения веса — не больше 55 тонн.
Вот и мой грузовик вез груз, на несколько метров возвышающийся над кузовом. В кабине уже сидело три китайца. В Китае где три, там и тридцать три — меня взяли без проблем. По дороге мне что-то говорили, но я не понимал. Для большей доходчивости пытались рисовать на бумаге иероглифы. Было забавно, но совершенно бесполезно — китайской грамоты я не понимал, чем сильно удивил своих спутников. В Китае говорят на разных диалектах, но письменность одна. Когда китайцы из разных провинций не понимают друг друга, то общаются при помощи иероглифов. Вот и меня приняли за китайца…
По огромному Пекину я блуждал долго и бесцельно, удивленно впитывая в себя его атмосферу — величественные небоскребы и, притулившиеся внизу, крошечные лавочки, неоновые вывески супермаркетов, красные фонари ресторанов, шум мотоциклов и крики уличных продавцов. Однако пора было подумать и о ночлеге. Идти в гостиницу было дорого, но и на улице спать не хотелось.
Я остановился в корпункте ИТАР-ТАСС, представившись начинающим журналистом (что было чистейшей правдой). Меня приняли хорошо. Всю ночь, что я провел в редакции, жужжал телетайп и длинной бумажной лентой непрерывно выдавал мировые новости, создавая на полу информационный хаос.
На следующий день, в последний раз восхитившись столицей Китая, я отправился в Бадалин, чтобы посмотреть на Великую Китайскую стену. Ее элементы встречаются по всей стране, ведь Стена строилась в разное время и с разными целями. Можно сказать, что это много разных стен и оборонительных укреплений, соединенных в одно целое. Но в Бадалинге находится самая известная и посещаемая часть Стены. Место, куда в обязательном порядке привозят всех руководителей государств, прибывших с визитом в Пекин. Из Пекина в Бадалин ведет отличная скоростная дорога.
Слово «иероглиф» древнегреческого происхождения и означает «высеченные на камне священные письмена».
В Китае существует несколько типов дорог федерального значения. Самые ровные, прямые и огороженные забором называются
Вопреки распространенному мифу, невооруженным глазом Великая Китайская стена не видна не только с Луны, но даже с земной орбиты.
Вот, наконец, и Великая Стена, причудливо вьющаяся по горам. По городу бродили иностранные туристы, на них с профессиональным интересом смотрели хозяева сувенирных лавочек. Входной билет стоил недешево. Я попытался договориться с билетером, чтобы пропустили на Стену бесплатно. Должен же он понимать разницу между праздным туристом и героическим путешественником?! Но билетер остался непоколебим. Великая Китайская Стена — важный государственный объект. И билетеров сюда набирают не иначе как из бывших контрразведчиков.
На белорусских купюрах от 50 копеек до 100 рублей изображены дикие животные.
Время позволяло, и я, закинув рюкзак на хранение в местный полицейский участок, отправился гулять по округе, надеясь попасть на Стену каким-нибудь нестандартным способом. Мои поиски увенчались успехом. На одном из холмов я увидел группу туристов выходивших, как мне показалось, из Стены и гулявших по склону. Я двинулся в ту сторону и через десять минут уже гулял, смешавшись с туристами и постепенно подбираясь к дверному проему в каменной кладке. Только бы не было контролера! Еще несколько шагов… Вот неудача! Проем был загорожен уродливой ржавой решеткой, и на ней висел крепкий на вид новенький замок. Туристы гуляли здесь просто так, и подняться на Стену было невозможно. Вдруг из-за решетки показалось лицо. Паренек, одетый в форменную одежду контролера, подавал мне знаки. Я подошел поближе. «Хочешь попасть внутрь?» — спросил паренек. Я согласно кивнул. «Плати 5 долларов!» — услышал в ответ. Наш разговор шел на смеси китайского, английского и жестов. Я объяснил, что могу дать пареньку белорусский рубль с зайчиком, он гораздо веселее унылых физиономий американских президентов. Паренек согласился, взял деньгу и… я-то полагал, что он достанет ключ и откроет замок. Но нет, контролер притащил откуда-то здоровенный булыжник и начал замок сбивать. А когда понял, что с замком ему не совладать, пригласил товарища, и они начали с энтузиазмом крушить решетку вместе. Происходящее лишило меня дара речи, я даже не мог смеяться, настолько все это было абсурдно. К счастью для сохранности Стены, ребята были замечены проходящим мимо полицейским. Я поспешно ретировался, слыша за спиной их сердитую перебранку.
Дальше населенные пункты мелькали как в кино: Чангпинг — Пекин — Жужоу — Баодин — Шицзячжуань — Сингтай — Шахе — Ханьдань — Чжэньчжоу. Названия этих городов я даже не мог правильно выговорить, ведь в китайском языке по четыре варианта тона на каждый слог! Чтобы облегчить общение с водителями, я пошел на хитрость: нашел пятизвездочный отель с англоговорящим администратором, и тот, по моей просьбе, на длинной полосе бумаги написал иероглифами весь мой маршрут. Теперь мне оставалось лишь загибать названия пройденных городов и демонстрировать водителям оставшиеся.
В городах Китая встречается много удивительного. Например, перед входом в ресторан выстраиваются в шеренгу все его работники. Что-то вроде пионерской линейки, где официанты и повара скандируют речевки, призывающие к повышению уровня обслуживания. А еще по утрам и вечерам группы пенсионеров на аллеях и в парках под музыку выполняют упражнения оздоровительных систем — цигун, тайцзицюань и прочих. Дедушки размахивают мечами, а бабушки — веерами. Один раз встретилась старушка лет семидесяти, легко севшая на шпагат.
Китайцы любят проводить свободное время на улице. Играют в пинг-понг, занимаются на тренажерах, запускают воздушных змеев. Особо азартные предпочитают шашки, карты, домино и прочие занимательные игры, разобраться в которых может только китаец. В числе подобных игр — метание колец. Хозяин расставляет на асфальте кувшинчики, чайники, статуэтки и керамические пагоды. Игроки, заплатив определенную сумму денег, получают несколько колец, и метают их, пытаясь набросить на одну из целей. Тот кто набросит, может забрать выигрыш с собой. Проходя мимо такого аттракциона, я заметил, как один из игроков ссорился с хозяином.
Тайцзицюань — боевое искусство, входит в систему цигун.
Круг повис на вазочке лишь краем, и было непонятно, отдавать приз или нет. Все эти призовые вазочки стоили гроши, зато страсти вокруг них разгорелись нешуточные. Позже, гуляя по городу, я увидел знакомого игрока, гордо несущего домой два чайника, вазочку и статуэтку.
Водителя очередного грузовика звали Фан Фенг Ю, он расчистил кабину от лежащих там коробок и пригласил меня внутрь. Китаец развозил по магазинам мотоциклы и запчасти к ним. В Ханьдане мы вместе разгружали грузовик, что вызвало интерес у местного населения. Оно толпилось вокруг и давало советы, как лучше кантовать крупногабаритные грузы. Затем Фан довез меня до EXPRW, по которой можно было доехать до Чжэньчжоу, но у въезда стоял пост полиции, и меня на автобан не пустили. Мы поехали в объезд. Возле другого въезда скопилась вереница грузовиков. Фан попытался договориться с водителями, чтобы взяли меня. Минут пятнадцать мы бегали вдоль колонны, стучась в каждую кабину. Но никто не хотел брать попутчика — не было места, ехали недалеко или просто боялись брать иностранца. Наконец, Фан остановил полицейскую легковушку и уговорил водителя взять меня. За эту «услугу» полицейский захотел подарок, и Фан вручил ему коробку с новеньким чехлом для руля. То ли он вез его в числе прочих авто— и мото— запчастей, то ли купил для себя. Я считал, что эта жертва была абсолютно лишней, ведь рано или поздно все равно уехал бы, но Фан был непреклонен в своей решимости помочь мне. Его поступок произвел на меня впечатление. Всю дорогу, пока я ехал с корыстолюбивым полицейским, думал о том, какие разные попадаются люди.
Кстати, на многих полицейских машинах встречается надпись ECILOP (POLICE — если прочитать наоборот). Вот, оказывается, откуда взялись эцилопы в фильме «Кин-дза-дза» — из Китая. Обычно подобные надписи пишут зеркально, чтобы водитель едущей впереди машины мог прочитать слово в зеркальце заднего вида и уступить дорогу. Правда, большинство китайских водителей читать по-английски все равно не умеют. Как слово POLICE не коверкай, а все равно в клаксон гудеть придется.
«Кин-дза-дза» — фантастическая комедия Георгия Данелия. Название фильма произошло от слова «кинза» (зелень кориандра), которое в невошедшей в фильм сцене напевал персонаж Евгения Леонова.
Ночь я с комфортом провел на автозаправке на окраине Чжэнчьжоу, а утром долго пробирался через этот огромнейший городище. И так каждая скромная точечка на карте Китая норовит оказаться городом-миллионником, а Чжэнчьжоу — все-таки столица провинции. По улицам мегаполиса весело носились трехколесные тарахтелки-такси. Прямо на тротуарах шла торговля. Продавали экзотические фрукты, плетеные кресла, видеотехнику, одежду, игрушки, живых птиц в клетках. Здесь же оказывали услуги — стригли волосы, делали массаж ступней, писали китайской тушью на специальной бумаге любые надписи. Пока гулял, познакомился со странным седым стариком на велосипеде. Старик устроил мой рюкзак на багажнике велосипеде, а сам пошел рядом, пытаясь со мной общаться на китайском языке. На его вопросы я старался многозначительно кивать, чтобы не быть заподозренным в слабом знании китайского. В знак дружбы мы обменялись сувенирами: старик подарил мне ракушку с вырезанными на ее поверхности иероглифами, а я в ответ — памятную медаль «50 лет Кировскому заводу».
Мой путь вел дальше в город Дэнфенг. Где-то в этих краях находился таинственный монастырь Шаолинь. По дороге я заметил необычные пылеуборочные машины. К простому трактору был приделан вращающийся барабан с воткнутыми в него метлами. Барабан крутился, метлы подметали дорогу, разбрасывая пыль во все стороны. Вдоль обочин тянулись бесконечные ряды статуй и памятников, их изготовление — самый популярный промысел в тех краях. Чего тут только не было! Львы, слоны, верблюды, аисты, бородатые мудрецы и надгробные плиты.
Вот и Дэнфенг. Здесь уже чувствуется близость заветного монастыря.
Китайское слово «у-шу» означает «боевые искусства», а «кун-фу» — «тренировка».
Стены домов на Shaolin street украшены изображениями воинственных монахов. Повсюду спортивные школы — изучать у-шу сюда приезжают дети со всех концов Китая. Возраст учеников от 5 до 20 лет. В спортивных костюмах, в одеяниях монахов и даже в засаленных лохмотьях все изучают боевые искусства. Размахивают мечами, шестами, цепями и прочими грозными с виду штуками.
Полдня у меня ушло на поиск бойцовской школы при монастыре, где можно было бы остановиться и пожить немного, изучая боевые искусства и жизнь монахов. Наконец, удача — одна из школ согласилась приютить меня на несколько дней.
Теперь я — боевой монах. Ночь провел в келье: четыре квадратных метра окруженных бетонными стенами и низкий топчан на полу. Температура воздуха в келье немногим выше температуры на улице — ноль градусов. Один из китайцев принес мне пару одеял, чтобы я совсем не замерз.
День бойца начинался в шесть утра, за час до рассвета. Из динамиков раздавалась громкая бравурная музыка — в постели не понежишься. Ребята кубарем выкатывались на заснеженную площадь перед школой. Занятие начиналось бегом по кругу с выкрикиванием речевок. Затем учителя разбивали всех по группам, меня в старшую — к ребятам 18–22 лет. Разминка, растяжки, силовые упражнения — до тех пор пока снова не звучала музыка — время завтрака. Столовая находилась в отдельном корпусе, у которого выстраивалась длиннющая очередь. На завтрак, обед и ужин всего одно блюдо — «все-что-нашлось-рубленное-и-пере мешанное». Ингредиенты: рис, вареный лук, трава, обрезки бамбука, белесые грибы-поганки, куриные клювы, потроха и рыбьи кости. Как в рекламе — «все самое лучшее и отборное». Лучшая приправа к еде — собственный голод. Столов и стульев предусмотрено не было. Китайчата сидели на полу, на подоконниках, стояли вдоль стен. Поевшие не задерживались, надо было пустить и остальных. Потом шли водные процедуры: чистка зубов и мытье шеи. Полчаса отдыха и снова в бой — отрабатывать удары руками и ногами. Били по «лапам», жестким подушкам, которые держал партнер.
Я бил со всей силы: вот вам, вот вам, хваленые монахи Шаолинь! Юные китайцы сдавались под натиском грубой силы. Подошел тренер и вручил мне бамбуковый шест. Показал комплекс упражнений с шестом. Это уже искусство — не боксерскую грушу колотить! Старательно и долго я махал шестом, а тренер ругал меня за ошибки. Наконец стало получаться. Маленькие детишки носились вокруг и весело кричали: «Гуда! Гуда! Вели гуда!» Дети Шаолиня тоже мастера. Им нет и шести лет, а они уже владеют всеми видами холодного оружия, прыгают и показывают чудеса акробатики в воздухе.
Шаолинь находится на горе Сун, считающейся священной у даосов.
После обеда пошли в баню. Суббота — банный день. Шли через город строем и пели песни. Я как мог подпевал, пытаясь копировать слова, что вызывало всеобщее веселье. Добрались до бани. Видя такую толпу потенциальных клиентов, к нам со всех сторон начали подбираться продавцы пирожков, мандаринов и вареной кукурузы. Бойцы дружно захрустели пирожками. Я тоже протянул продавцу один юань. Тот вручил мне теплый и ароматный пирожок с мясом. «Надо же, недорого!» — подумал я. Но тут ребята воинственно загалдели. Оказывается, хитрюга-продавец решил надуть иностранца и зажал сдачу. Сконфуженный старик протянул мне пять цзяо, на которые я, чтобы «спасти лицо» продавца, приобрел еще один пирожок.
Двери раскрылись и нас пустили в святилище чистоты и гигиены. В бане, как и положено, было тепло. Под каждый душ забрались сразу по три китайца. Мне, впрочем, предоставили отдельный душ — педальный. Нажимаешь ногой на педаль, и на макушку бьет упругая струя кипятка. Намылился, положил мыло, отвернулся, и его тут же увели. В бане был небольшой бассейн — два на три метра, но в нем уже сидело полсотни ребят, и я не рискнул лезть туда. Все-таки для китайцев ощущение личного пространства не столь значимо как для европейцев. Сидя в этом бассейне как огурцы в бочке, они получали большое удовольствие.