Такие дела, как сказал бы один из моих любимых писателей, Килгор Траут.
Саи Баба
А как сказал встреченный на одной из индийских дорог саньясин Пилота Бабы Женя, есть в Индии человек, чья святость превосходит святость Пилота Бабы — Сатья Саи Баба. Пока я писал эту книгу, 24 апреля 2011 года Саи Баба ушёл из этой жизни.
У меня изначально к Саи Бабе хорошее отношение. Однажды, когда я поздней осенью возвращался из Индии, на мне не было ничего, кроме драной футболки, кофты, столь же драных джинсов и сандалий. Но мне повезло: я попал на чартерный рейс поклонников Саи Бабы, большинство из них было старше меня, и всех их переполнял энергетический заряд света, добра и тепла, полученный от учителя. Поэтому я оказался обласкан сразу со всех сторон. Я пил вино, входившее в самолётное меню и подававшееся в маленьких бутылочках (сами саибабисты не пили), мало того, мне надарили их столько, что я вышел из самолёта с полным пакетом. Узнав, что у меня нет тёплой одежды, одна из эзотерических тётенек предложила воспользоваться машиной сына-бизнесмена, который будет её встречать и его водитель довезёт меня туда, куда мне нужно. В итоге я почти сразу после приземления оказался в квартире своих друзей с винными подарками.
Саи Баба (его полное имя Бхагаван Шри Сатья Саи Баба) в своих проповедях повторял истину о том, что судить о человеке надо не по словам, а по делам его. И для этого мира он и его религиозная община, насчитывающая более 5 млн адептов, делали немало: это и основанные под его руководством бесплатные школы, колледжи и университеты, и современная больница в его родном городке Путтапарти (до того как в Путта-парти появился ашрам, он был деревней), бесплатный кардиологический центр в Бангалоре. Википедия утверждает, что Саи Баба также руководил проектом по снабжению питьевой водой около 700 населённых пунктов в засушливых районах Южной Индии.
Вся доктрина Саи Бабы построена на очевидных для многих из нас истинах. Он говорил о том, что Бог один, но называют его разными именами, что следует уважать все религии, что следует помогать ближним, не думая о наживе и выгоде; он изложил десять принципов благополучной жизни в обществе, которые легко найти в Интернете.
Неудивительно, что у столь популярного учителя были и недоброжелатели. Материализация различных предметов, «фирменные фокусы» Саи Бабы, одними с достоверностью раскрывалась как обман, другие же, привлекая весь аппарат современной физики, доказывали подлинную материализацию. Но так ли это важно? Обвиняли Саи Бабу и в других грехах. Впрочем, воля каждого из нас идти к тому или иному учителю, верить тем или иным Слухам.
Саи Баба считается воплощением другого великого индийского святого, о котором нет и не было столь неоднозначного мнения, Саи Бабы из Ширди, жившего около ста лет назад в Махараштре. И если о семье и детстве современного Саи Бабы известно множество фактов (он родился 23 ноября 1926 года в небольшой деревне Путтапарти в южной Индии и был четвёртым ребёнком в благочестивой индийской семье, а в 14 лет осознал себя воплощением Ширди Саи Бабы, покинул семью и приступил к исполнению своей миссии), то о детстве и происхождении Саи Бабы из Ширди почти ничего не известно.
Его взрослая жизнь описана в книге «Нектар бессмертия», и там упоминается, что этот святой появился в Ширди, когда был ещё мальчиком. Вместо того чтобы играть в свойственные детям его возраста игры, он сидел под деревом ниим, ни с кем не общаясь и предаваясь суровой аскезе.
Ниим, или азадирахта индийская (azadirachta indica), или маргоза — вечнозелёное дерево семейства мелиевые, происходящее из тропических и субтропических районов Пакистана, Бангладеш, Индии и Мьянмы. В Индии его называют деревенской аптекой или божественным деревом. Препаратами из ниима чего только не лечат: от геморроя и глистов до диабета и малярии. А его прутьями издревле чистят зубы.
Но внешний вид юного подвижника, правильные черты лица, светлая кожа были настолько привлекательны, что люди сразу почувствовали к нему расположение. Саи Баба поселился в заброшенной мечети, где провёл всю дальнейшую жизнь. Он не имел никакого имущества, но прекрасно владел всеми йогическими практиками. А его мантрой была молитва «Аллах Малик» (всё принадлежит Господу). И те, кто приходил к нему, понимали, что совершенно неважно, откуда он родом, индуист он или мусульманин. Он разрешал мусульманам отмечать в мечети праздники и при этом совершал и индуистские обряды. «Кто бы ни ступил на землю Ширди, его страданиям пришёл конец», — говорил Саи Баба. Для него не существовало ни кастовых, ни религиозных, ни сословных различий. Его считали воплощением Бога. В отличие от современного Саи Бабы, он не демонстрировал чудес, но принимал каждого, кто к нему обращался: «Если ты ищешь Моего совета или помощи, они будут немедленно дарованы тебе», — говорил он. И приходящие к нему получали совет и помощь. Но вернёмся к его современной аватаре.
Как-то раз в ашрам Саи Бабы в Путгапарти (у Саи Бабы три крупных ашрама) забрёл мой приятель, петербургский музыкант Петя, который довольно скептически относился к его учению. Саи Баба в это время был дома. Утром вместе с остальными саньясинами Петя стал ждать появления Учителя. Кто-то из соседей посоветовал ему: мысленно сформулируй вопрос и получишь на него ответ.
Что формулировать, Петя не знал. Но когда увидел процессию, которую возглавлял Саи Баба, пожилой человек с густой шевелюрой, обрамляющей лицо, в длинном оранжевом одеянии, вопрос возник сам собой. Для всей высокодуховной обстановки звучал он кощунственно: «Есть ли под этой „тогой“ нижнее бельё?»
Саи Баба прошёл вдоль ряда, за которым сидел Петя, с кем-то поговорил, затем остановился напротив Пети, пробрался к нему и, улыбнувшись, шепнул на ухо: «Йесс!» В итоге Петя не стал адептом Саи Бабы, но в его чудесные способности уверовал.
С Петей, уже после посещения ашрама, произошёл ещё один забавный случай. Будучи человеком небогатым, он купил билет на самолёт авиакомпании, которая умудрилась разориться во время его пребывания в Индии. И когда он явился в аэропорт, ему сказали, что такого самолёта нет и не будет. Он решил обратиться в наше посольство за помощью, но она выразилась лишь в том, что ему разрешили сделать пару звонков друзьям в Россию, которые выслали деньги.
Но деньги надо было как-то возвращать. И Петя решился на тяжёлый противозаконный эксперимент — вывезти из Индии наркотики и продать их своим друзьям. То ли насмотревшись фильмов про перевозку разной дряни, то ли просто осознав, что наиболее безопасный способ — это внутри себя, он накупил гашиша, запаял его в полиэтиленовые пакетики и незадолго до выезда в аэропорт съел.
Дальше начались приключения. Сначала самолёт задержали на несколько часов. Уже в аэропорту Петя почувствовал боль в животе — возможно, один из пакетов прохудился, а возможно, он заел их чем-то некачественным. Судя по ощущениям, второе было вероятнее. В самолёте ценный груз вместе с прочим содержимым кишечника попросился наружу. И Петя был вынужден отмывать пакеты в раковине, а затем снова поглощать их.
В довершение всех бед из-за непогоды самолёту не разрешили посадку в Санкт-Петербурге и он приземлился в Риге. И Петя снова сидел на горшке, отмывал пакеты и ел их. Впрочем, как я уже говорил, некоторые начинающие «агора» делают это каждый день и с гораздо более чистыми целями. Но в целом операция пошла успешно: он добрался домой, продал товар, по крайней мере двукратно окупив перелёт, и даже предложил мне покурить. Я почему-то отказался.
Открывая пустоту
В 80–90-х годах прошлого века почти в каждом крупном книжном магазине нашей страны стояли книги индийского философа Ошо, или Бхагаван Шри Раджниша (1931–1990). Точнее, книги бесед с ним. Они были написаны легко, с привлечением и трактовкой как суфийских, христианских и буддийских притч, так и современных анекдотов.
Его учение, как сообщает Википедия, декларировало «своей целью свободную и счастливую жизнь человека, борьбу с предрассудками, ложными ценностями общества, бюрократическим государством, бюрократизированной церковной верой (клерикализм), бездуховностью семейного уклада и прочим. Он разработал множество новых систем медитации, связанных с музыкой, движением, дыханием».
Несколько моих друзей, считающих себя суфиями, раньше регулярно посещали основанный им ашрам в Пуне. Сейчас они каждое лето организуют лагерь на Карельском перешейке. Но я там никогда не был. Сам Ошо считал, что для учения важен лишь живой учитель. После его ухода учение неминуемо искажается. И нет смысла в религиозной общине. Однако на деле и ашрамы, и саньясины Ошо остаются.
Когда Ошо спрашивали о кажущихся противоречиях в его высказываниях, он отвечал, что более чем сами слова важна пустота между ними. Слова — это только двери, которые могут быть и деревянными, и золотыми, но главное не дверь, а то, что находится за ней.
И в заключение этого разговора об Учителях и учениях мне хотелось бы упомянуть о сахаджа-йоге. С этим учением я познакомился вовсе не в Индии, а на работе в газовой котельной. Когда-то ленинградские котельные были заселены представителями литературного и художественного андеграунда (эта тема достойна целой книги). Потом, в начале 90-х, состав сменился и котельные заполнили представители разных религиозных меньшинств. И у нас в котельной, кроме меня и не совсем правоверного еврея, работали свидетель Иеговы и сахаджа-йогиня. Так, на рабочем столе помимо документации последовательно появились иконка святого Николая Чудотворца, под стеклом — звезда Давида, рядом — изображение Нирмалы Деви Шриваставы и стопка журналов «Сторожевая башня».
Нирмала Шривастава (в девичестве Салве) (1923–2011) — известная гуру из Индий, основательница сахаджа-йоги. Более известна как Шри Матаджи, или Нирмала Деви. Она выросла в очень образованной семье (её отец Нирмала Салве знал множество языков, прекрасно разбирался в искусстве. Он был христианином, но знал наизусть «Бхагавад-гиту», и перевёл на хинди священную книгу мусульман Коран). С семи лет она общалась с Махатмой Ганди и часто гостила в его ашраме. Многое из того, чему учил Ганди, она использовала в собственном учении.
В молодости она занималась социально ориентированной общественной деятельностью, стала женой известного политика Чандика Шриваставы. Но в 60-х, когда её дочери выросли и вышли замуж, полностью отдала себя духовной практике. И 5 мая 1970 года вошла в самадхи и получила откровение. После этого она стала передавать знание другим, назвав своё учение «сахаджа-йогой» («сахаджа» — врождённая, «йога» — союз, соединение). В каждом человеке с рождения заложен механизм, который позволяет соединить индивидуальное сознание с коллективным сознанием космоса. Впрочем, об этом учит не только сахаджа-йога.
Все её занятия были бесплатны. «Как можно платить за то, что ваше собственное, что дано от рождения? — говорила она. — Можно ли заплатить за то, что проросло зерно, за то, что светит солнце? Так же и Кундалини: она — это сила Любви, и каждый человек имеет право и возможность познать её как приятное дуновение…»
Для полноты картины я положил под стекло открытку с буддийской мандалой. Честно говоря, я подумал и о мусульманах, но в исламе, в отличие от других мировых религий, нет традиции создания изображений религиозных символов. Теперь любой посторонний оператор, который заменял кого-либо из нас во время болезни или отъезда, мог найти на столе близкий своей религии объект. Но летом все, кроме свидетеля Иеговы, ушли в долгосрочный отпуск, и он, делая уборку, аккуратно разложил по нашим шкафчикам «не связанные с работой вещи». Только свои журналы на столе и оставил.
Ганготри
Если дорога до Уттаркаши иногда отходила от Ганги на несколько десятков километров, то после Верхнего Светлого города приблизилась и переплелась с рекой. Эту дорогу стоило бы пройти пешком — так делают многие индийские паломники, совершающие Чар-дхам (Чар-дхам включает посещение четырёх самых почитаемых священных мест в Гималаях: Ямунотри, Ганготри, Кедарнатх и Бадринатх) и, в отличие от нас, владеющие временем. Каждый метр этой дороги по-своему прекрасен. Она тянется вдоль отвесных стен, перескакивает мостами с одного берега на другой через пропасти глубиной в десятки метров, скрывается от Ганги в высоком хвойном лесу, снова прижимается к бурлящей воде и, наконец, заканчивается удивительно красивым посёлком — Ганготри. Он находится на высоте 3140 метров и с октября по апрель отрезан от остального мира снежными завалами. Поэтому зимой в Ганготри живёт всего лишь несколько десятков человек. Зато летом численность населения возрастает на два порядка: все дома в посёлке заняты паломниками и туристами.
У ворот нас встретила шумная ватага индийских подростков, каждый из которых предлагал свой самый лучший отель, с душем, горячей водой и прочими цивилизованными делами. Можно было выбирать или идти наугад в любой из них — каждый чем-нибудь был хорош, и у каждого наверняка имелись свои недостатки. Ценовой диапазон был невелик — в посёлке для духовных путешественников нет пятизвёздочных отелей: от 200 (если поторговаться) до 800 рупий за комнату.
В ресторанах и лавочках также недостатка не наблюдалось.
Мы провели небольшой тендер между отелями, которые предлагали мальчишки, и остановились на втором этаже небольшого семейного гестхауса в дальней части города с видом на храм, посвящённый Ганге, и на саму Гангу. Тропа к её истокам начиналась практически от наших дверей.
Что касается обещанного душа с тёплой водой, то душ был и вода, которая текла из крана, была священной водой Ганги, но очень холодной. Горячую воду пообещали через несколько минут, в вёдрах. Я полагал, что где-то находится бойлер, но, когда выбрался погулять на крышу, увидел детей, разводящих костёр под большим баком. Рядом стояли наши вёдра. Любому понятно, что за пару минут такое количество воды вскипятить трудно. Однако в Индии время течёт по-другому. Поэтому пара минут для индуса может оказаться нашим часом. Думаю, это связано с тем, что человеческое время и божественное сильно различаются (один «божественный» год равен 360 «человеческим»). А обслуживающий персонал отеля считает по среднему. И действительно, через час мы смогли насладиться мытьём в горячей воде.
Бхочбаса
На следующее утро, оставив часть вещей в гостинице, мы вышли на тропу. Она была довольно натоптанной, а в ближайшем перелеске нас встретил пропускной пункт заповедника. Там у нас проверили документы и бегло досмотрели рюкзаки, переписав количество пластиковых бутылок, которые мы несли с собой. Лесник объяснил, что, если мы вернёмся без них, нас могут серьёзно оштрафовать. Через несколько километров — ещё один кордон, где у нас тоже проверили документы и переписали данные в журнал. В принципе, оба кордона можно обойти выше по горам, но всё же лучше купить пропуск — ведь деньги, выложенные за него, идут на благое дело.
Тропа была широкой и ровной, первые восемнадцать километров до посёлка Бхочбаса (Bhojbasa) можно в полной мере считать конной тропой: богатые паломники добираются туда на маленьких горных лошадках. Днём каждые пятнадцать-двадцать минут мы встречали либо идущих нам навстречу паломников и гидов, либо святых людей с блестящими котелками и пучками зелёной травы в руках. Один из них объяснил, что эта трава растёт практически вдоль всей тропы в лесной зоне. Её запах помогает справиться с нагрузками и недостатком кислорода в высокогорье. На вопрос о названии он ответил «оксижен», то есть кислород. Мы сорвали по маленькой веточке кислорода, чем-то похожего на нашу пижму. И нюхали его всю дорогу. Наверное, помогал.
Гималаи неспроста называют матерью всех гор (точнее, отцом, ведь Хималай (Химават) не богиня, а бог). В многообразии ландшафтов я иногда узнавал Кавказ, Памир, Тянь-Шань, Алтай. И здесь, в долине Ганги, нас также ожидали сюрпризы: едва мы миновали скалы, чем-то похожие на алтайские в районе Аккема, как за поворотом вдруг увидели готический каменный город. Причудливые остроконечные башни стояли вдоль склона, спускались к реке. Некоторые из скал напоминали острые крыши готических соборов, из которых, словно глаза химер, смотрели гладкие валуны. Затем пейзаж снова изменился, ущелье расширилось, зона лесов закончилась, остались лишь карликовые деревья, и после очередного подъёма нашим глазам предстала Бхочбаса.