Ответ на вопрос, что символизирует бинди, я найти не смог. Но согласно Ригведе богиня утра Уша, супруга бога солнца Сурьи, наносила на лоб красную точку, символизирующую восходящее солнце. Часто к основной бинди присовокупляется ещё одна, меньшего размера, расположенная чуть ниже. В настоящее время бинди в большинстве случаев используется как украшение и носят её не только индийские женщины и не только последовательницы индуизма. И, конечно же, не только замужние. А символом замужества, например, является прокрашенный синдуром пробор. Или браслеты на руках.
Тилака на лбу мужчины носит сугубо сакральный характер. Мой знакомый брахман Лалу, живущий в горах, в пещере, которую называл комнатой (room), каждое утро ставил всем окружающим тилаку из пепла, называя её Шивой. По тилаке на лбу верующего человека можно определить, какое из направлений индуизма он исповедует. Шиваиты носят на лбу тилаку из трёх горизонтальных линий, сделанную пеплом и называемую трипундра.
Последователи Вишну для приготовления тилаки используют глину священных рек и сандаловую пасту и наносят её в форме буквы U, символического изображения стоп Вишну, причём тилака каждого из направлений вишнуизма имеет свои особенности.
Так, например, адепты шри-вайшнавизма, что поклоняются Вишне через его жену Лакшми, дополняют этот знак красной линией посередине — символом Лакшми, и линией на переносице — знаком гуру.
С тилаками на лбу, следуя указаниям ещё одного индуса, на этот раз типичного бабы, мы наконец нашли весьма приличную дхабу, где весьма прилично поужинали. Обычно путешествия, особенно горные — прекрасный способ сбросить вес: так со мной было в Индии, когда я путешествовал в одиночку или с таким же, как я, travellers. Но когда я стал гидом, то в первые дни начал активно толстеть. Ибо часть моих попутчиков, хотя и заказывала блюда without spices, есть их не могла. Даже неострая еда была для них слишком острой. В итоге я ел половину порции жены, а иногда и половину порции писателя Носова. Правда, вскоре Носов вошёл во вкус острой пищи.
На выходе из дхабы купил-таки, на этот раз без свидетелей и практически без торговли, солидный кусок весёлого зелья всего за 200 рупий. А Носов конечно же купил арбуз. Прямо напротив гостиницы находился придорожный базар, где торговали привычными для русского глаза фруктами и овощами — луком, огурцами, помидорами, яблоками, баклажанами, картофелем, возможно выращенными в ближайшем пригороде. Всё-таки уже высота 1500 метров и, в отличие от субтропического Ришикеша, климат вполне соответствует среднерусскому. На базаре также были явно привезённые из более тёплых мест манго и арбузы. Торговец заворожённо смотрел, как наш специалист по арбузам ласкает пальцами гладкую полосатую поверхность, рассматривает «попку» — оконечность плода, прислоняет его к уху и сжимает, чтобы услышать характерный спелый треск. А когда Сергей стал активно торговаться (великая книга по этикету говорила о том, что если ты не торгуешься, то обижаешь продавца), тот сдался окончательно и отдал арбуз по баснословно низкой цене.
Ночью, вооружившись фонариками, мы пошли на крышу отеля, под звёздное небо. Там мы оказались не одни — целая группа не очень богатых даже по индийским меркам паломников готовила себе ужин. Как потом выяснилось, большая часть этих людей ночевала на первом этаже отеля, в комнате, сплошь заставленной кроватями. Некоторые же оставались наверху до утра.
Нам, пришедшим на крышу позже, было оказано максимально возможное гостеприимство — соседи откуда-то извлекли два одеяла, которые постелили на бетонный пол. Мы же, разрезав арбуз, предложили им несколько кусков.
Тогда они предложили присоединиться к их трапезе.
Мы отказались, сославшись на то, что сыты.
Тогда они подарили нам несколько плодов лайма.
Причём вся эта медленная беседа происходила на языке жестов: никто из соседей не знал английского языка, а никто из нас не знал хинди. Это чем-то напоминало популярную в игру «крокодил», когда средствами пантомимы человек должен представить загаданный предмет или понятие.
Впрочем, один раз я столкнулся с полным непониманием. Это случилось в середине 90-х, в лесу возле посёлка на берегу Индийского океана. Я нашёл в тени сосны удобный камень, сел на него и стал приводить в порядок записи в дневнике. Вдруг ко мне подошёл индус и принялся наблюдать за тем, что я делаю. Стоял он так минут тридцать. Сначала меня это немного раздражало, потом я стал думать, уж не плод ли он моего воображения, и отцепил от него своё сознание. В итоге получился следующий текст:
Я сижу на плоском камне
у тропинки, ведущей к морю,
и человек какой-то
в одной лишь повязке на бёдрах
стоит и на меня смотрит.
А я записываю в блокноте
самые разные вещи
о том, что стоит и смотрит,
как я на диковинную бабочку
с ярко-синими полосками на крыльях,
что на моём рюкзаке сидела
за минуту до этого человека,
но пришёл он, и улетела…
Остались лишь мысли типа:
«Положил рюкзак на колючки,
теперь, наверное, в дырках»,
или: «Когда же свалит
этот мэн, темнокожий и тихий?»
А он переступает с ноги на ногу,
ждёт, что я выкину какой-нибудь фортель,
встану, например, и спляшу буги-вуги,
сминая кактусы босыми пятками,
или большой вороной
сяду на его плечи:
ведь он — словно дерево,
раскатываемое ветром,
стоит и не догадывается,
что я пишу о нём.
«В этих краях, похоже,
я единственный иностранец, —
так я пишу в блокноте, —
и в отлив на бескрайнем пляже
рыбаки расставляют сети,
чтобы при лунном свете
заполнить серебряной рыбой».
Написал, но он не уходит.
— Я работаю, ты понимаешь?
говорю, и он повторяет:
— Я работаю, ты понимаешь.
— Бай! — говорю я ему.
И он повторяет: — Бай.
И я внезапно врубаюсь,
что он — моя тень дневная,
я её потерял однажды
на жёлтой песчаной тропинке,
и к ночи, когда зайдёт солнце,
и сети наполнятся рыбой,
её уже точно не будет.
Шива и компания
В девять утра Кришна уже ждал нас в джипе: он ночевал внизу, вместе с паломниками, и мы отправились в форест-офис. Последний, как и положено, находился в лесу: некий неприглядный сарайчик, где сидели два чиновника. Для того чтобы получить разрешение на проход к леднику, пришлось заполнить довольно большое количество бумаг. Компьютеризация сюда ещё не добралась. Наши легкоанглоязычные спутницы (для Тони английский почти родной, а Катя долго жила в Штатах) делали это гораздо быстрее, чем мы, поэтому Сева, Носов и я тоже заполняли, но не бумаги, а пространство и без того маленького помещения.
Тем временем в офис начали подходить другие посетители. Я разговорился с одним индийцем, на лице которого просто было написано высшее образование. Он привёл с собой пару из Европы и, судя по разговорам, происходящим между ними, работал гидом. Я попросил его прокомментировать карту, висящую на стене, и рассказать о Ганготри. Безусловно, ледник Гомукх — основное место паломничества и основная достопримечательность этих мест. Но есть несколько красивейших озёр, расположенных неподалёку от посёлка Харсил, есть также высокогорное озеро Кедратал, к которому можно добраться из Ганготри по одному из притоков Бхагиратхи, путь туда занимает два дня, но подъём не требует специального снаряжения. Можно продолжить путь и выше ледника — на плато Тапован, где летом живут особо продвинутые йоги. Но разрешение на проход к леднику стоило 600 рупий (для индийцев оно стоит намного дешевле) с человека и выдавалось на два дня. Мы решили ограничиться посещением Гомукха и возможным трекингом на Кедратал, куда разрешения не требуется.
Денежный сбор здесь вполне оправдан — экологическая культура в стране пока на очень низком уровне, мусор чаще всего летит под ноги и остаётся на склонах Хималая. Убирать его приходится сотрудникам заповедника. Но беда не только в мусоре, оставляемом отдельными туристами и паломниками, мусор всего человечества, выбрасываемый в небо, — причина глобального потепления, а оно, в свою очередь, ведёт к тому, что ледники с каждым годом уменьшаются в размерах. На последней Кумбха-Мела (как я уже отмечал, это не только праздник, где радуются люди, боги и даже демоны, но и «собор» великих учителей Индии, на котором обсуждаются очень серьёзные вопросы) говорили и о таянии священного ледника Гомукх, и о постоянно ухудшающейся экологической обстановке вокруг Ганги. Что поделаешь, Кали-юга. Дальше будет хуже.
«Юга (букв, ярмо, упряжка) — космическая эпоха в индуистской мифологии. Выделяются четыре юги (Чатур-юги): Сатья- (или Крита-), Трета-, Двапара-и Кали-юга. Термины взяты из игры в кости, где они обозначают очки, соответственно 4,3,2,1… Порядок очерёдности юг отражает постепенную деградацию нравственного закона, истины».*)
Согласно изложению философии дхармы, которое даёт Хануман в Махабхарате, в Крита-югу всё было совершенно. Люди следовали дхарме, и духовный путь был доступен для всех. Не было нужды ни в богах, ни в обрядах. Чувства были сильные, а помыслы — чистые. И вселенская душа Нараяны (одна из форм Вишну) была белой.
В Трета-югу стало хуже. Люди стали предаваться страстям. И чтобы следовать дхарме, им пришлось совершать обряды. Для этого были написаны веды. Духовный путь стал путём аскезы. И мировая душа окрасилась в красный цвет.
В Двапара-югу стало ещё хуже. Люди перестали понимать в целом значение вед. Каждый понимал только одну из четырёх частей: кто-то космогонию Ригведы, кто-то жреческие ритуалы Яджурведы, а кто-то вообще перестал следовать дхарме. Возникли болезни и бедствия. А цвет Нараяны стал тускло-жёлтым.
А сейчас, в Кали-югу, всё совсем плохо. Вселенская душа Нараяны приняла облик чёрного Кришны. Мир погружается во мрак неведения. Катастрофы и болезни лишь преддверие всеобщего хаоса (пралайя) и конца света, где остановится время. Но затем всё начнётся заново. Кали-юга длится 432 000 лет. Началась она за 3102 года до P. X. в момент смерти Кришны.
Согласно прогнозам учёных Ганга через два десятилетия пересохнет на две трети: результаты космической съёмки свидетельствуют, что притоки, берущие начало в Гималаях, становятся уже с каждым годом, И Бхагиратхи в том числе. Более десяти лет тому назад на Бхагиратхи был построен гидроэнергетический комплекс «Тери», чья проектная мощность должна была составить 2400 МВт. Однако он выдаёт не более 1200.
А индийское правительство между тем планирует ещё четыре крупных ГЭС на Ганге. Это в ещё большей степени может удушить великую реку и, в свою очередь, оставить без воды около 400 млн граждан, обитающих на её берегах.
Стоило нам немного отъехать от Уттаркаши, как за одним из поворотов мы наткнулись на разноцветную, сверкающую на солнце компанию богов. Возможно, они спустились с вершины Меру или Кайласа, чтобы приветствовать паломников, идущих на Гомукх. Огромные, в несколько раз выше человеческого роста, боги группами и поодиночке тусовались возле самой дороги, и не остановиться рядом с ними было просто верхом неприличия. В один ряд стояли жена Шивы красавица Парвати и его сыновья Сканда и Ганеша.
Первую жену Шивы звали Сати, она была дочерью Дакши, сына Брахмы. Он изначально был против свадьбы, ибо считал, что хулиган, наркоман и алкоголик его дочери не пара, и даже не пригласил божественного аскета на «сваямвару», церемонию, где невеста сама выбирает жениха. Но она выбрала-таки Шиву. И была у них любовь, однако Дакша снова оскорбил Шиву. Сати, желая постоять за мужа, вошла в жертвенный огонь и сожгла себя. Горю Шивы не было предела. Боги с трудом остановили его яростный безумный танец, который мог погубить весь мир. Сати перевоплотилась в дочь Хималаля Уму, или Парвати, что означает «рождённая горой». Парвати великими аскезами снова завоевала любовь Шивы. Сыновья Шивы и Парвати бог войны Сканда и бог мудрости Ганеша. В целом (а история взаимоотношений божественных супругов и их детей переходит из сказания в сказание) вполне обычная семья, с проблемами, которые решаются полюбовно, и радостями совместной жизни. Индусы часто изображают их вместе, и такое изображение называется Шива Паривар. В Ганготри я видел на стене одной из дхаб плакат, изображающий семью Шивы, с английским названием «Shiva and company».
Чуть в стороне, возле самой дороги другая ипостась жены Шивы — Кали, что означает «Чёрная», в ожерелье из черепов, с клыками, высунутым языком и налитыми кровью глазами. Она сжимала в руках (у неё их четыре) меч, голову демона и две чаши, а ногой попирала мертвеца.
Кали и Дурга — наиболее известные имена богинь, олицетворяющих ужасные аспекты женского начала, персонифицированные в супруге Шивы. Дурга — воительница, убившая немало асуров. Кали — ещё более ужасна, это богиня смерти, эпидемий, природных катаклизмов. Её чёрная кожа олицетворяет мрачную бездну хаоса, которая выше времени, пространства и причинности.
Дурга вроде бы была создана из гнева богов и вооружена ими. Однако, когда два асура, Шумбха и Ни-шумбха, одолели богов и те стали звать её на защиту, вместо десятирукой смертоносной богини пришла нежная Парвати. И из её тела вдруг вышла Дурга-Кали.
А под ногами у Кали, оказывается, вовсе не простой мертвец, а бездеятельный трансцедентальный Шива, который лёг под её ноги, чтобы Кали прекратила свой безумный смертоносный танец.
Ещё два века тому назад адепты Кали, шактисты, открыто приносили ей в жертву мужчин и самцов животных. Потом человеческие жертвы были запрещены. Причём культ Кали был достаточно распространён на юге Индии, в её честь, например, назван один из крупнейших городов — Калькутта.
Сам Шива, как и подобает отшельнику, стоял чуть ниже, возле берега Ганги. А с плаката на противоположной стороне шоссе улыбался чернобородый Пилот Баба, приглашая в свой ашрам.
Книги и боги
В прошлом веке представления среднестатистического жителя России об Индии можно было свести к двум популярным песням Владимира Высоцкого.
Одна про йогов — «Чем славится индийская культура…», а другая — «Песенка о переселении душ», в которой иронично и весело описываются возможные реинкарнации, в зависимости от того, насколько человеку в этой жизни удалось изменить свою карму.
Обе эти песни я ещё в детстве знал наизусть, и вовсе не потому, что меня привлекала индийская культура, а потому, что мне просто очень нравилось то, что делал Владимир Высоцкий.
Вторым «источником» информации об Индии стали рассказы Киплинга. Повесть «Ким» я прочёл уже после школы, и недавно перечитал снова. Ведь наш маршрут местами совпадал с маршрутом главных героев повести. И если бы меня спросили: какое художественное произведение наилучшим образом может рассказать европейцу о культуре Индии — мой ответ был бы однозначным: «Ким» Киплинга. Ничего не изменилось — те же храмы и ашрамы, странствующие садху и торговцы на бесчисленных дорогах. Только нет «большой игры», противостояния между Российской и Британской империями в борьбе за Тибет и Гималаи. Но есть противостояние Индии и Пакистана, движение за независимость Тибета и многое другое, о чём мне предстоит ещё рассказать.
Когда-то у нас в университете был такой предмет, входивший в разряд обязательных, — «Атеизм и история религии». К счастью, наши университетские преподаватели уделяли больше внимания второй части этого предмета. И тогда началось моё знакомство с многообразным и удивительным миром богов Индии. Оно до сих пор очень поверхностно: чтобы хоть немного знать об индуизме, нужно жить в этом мире с детства, и не одну жизнь.