Откуда взялись наши мучители
К тому времени, когда 200 миллионов лет назад на Земле появились первые млекопитающие, насекомые уже были наиболее процветающей в биологическом отношении группой членистоногих, обитавших на суше. Первые млекопитающие вовсе не были какими-то гигантами; по Паттерсону, самые крупные из них не превосходили по размеру современную кошку, а большая часть была величиной с живущих ныне землероек, мышей и крыс.Некоторые виды насекомых (в качестве примера могут служить представители отряда двукрылых) извлекли немалую пользу из вновь появившегося источника питания, предоставленного им млекопитающими, а именно не только сосали кровь животных, но и откладывали яички в их испражнениях или разлагающихся трупах. Важным местом, где формировался паразитический характер целого ряда других групп членистоногих, были норы и гнезда первобытных млекопитающих и различные укрытия, куда те регулярно наведывались. Это также была новая, экологически очень выгодная среда обитания. В гнездах и норах проходил тот извечно повторяющийся процесс, который и сейчас можно постоянно наблюдать в природе. Одни членистоногие находили там просто благоприятную микроклиматическую среду, по крайней мере проходя в ней часть своего жизненного цикла. Других привлекал гниющий растительный материал, которым было выстлано гнездо. Третьи перебирались сюда в поисках плесени, а прекрасной питательной почвой для нее служили остатки принесенной в гнездо и несъеденной пищи, не говоря уже о гниющих отбросах. Разумеется, в таком сообществе присутствовали и хищные формы насекомых, благо здесь им было чем вволю поживиться. И по-видимому, именно от этой группы насекомых ведут свое происхождение паразиты-кровососы, которые сначала от случая к случаю, а затем систематически стали питаться кровью млекопитающих, живших в гнезде.Подобный процесс проходит и сейчас, прямо на наших глазах, особенно у ряда гнездовых клещей, которые время от времени пьют кровь, но могут продолжать свой жизненный цикл и без такого источника питания. Степень свободы (или независимости от источника крови) различна, и порой непросто точно определить, когда уже надо говорить об явлении паразитизма, а когда — еще нет. Этот с виду теоретический вопрос имеет важное практическое значение при изучении путей циркуляции возбудителей разных инфекций.Для развития тех паразитов, которые в отличие, скажем, от комаров и прочих двукрылых насекомых не перемещаются свободно в пределах своего ареала, а живут на теле хозяев или в их жилище (их называют соматическими или нидикольными паразитами), важным условием является еще и возможность перехода с одного хозяина на другого. Насколько можно об этом судить (и если чуточку дать волю научной фантазии, а без нее в таких случаях не обойтись), первые млекопитающие образовывали небольшие сообщества, развивавшиеся как бы в тени доминировавших на планете динозавров. Тем самым условие возможной смены хозяев было выполнено. К тому же правомерно предположить, что какая-то часть первобытных млекопитающих жила (хотя бы отчасти) на деревьях и, стало быть, в свое время представилась и возможность для перехода паразитов на птиц и, наоборот, с птиц на древесные формы млекопитающих.В последующие геологические эпохи класс млекопитающих стал чрезвычайно разнообразным по числу биологических видов. Это в большой степени стимулировало эволюцию новых групп паразитов, прежде всего путем приспособления и специализации. Развитие животных-хозяев и животных-паразитов проходило и до сих пор проходит координирование, однако развитие паразитов обычно отстает от развития хозяев. Поэтому иногда паразиты могут дать ключ к пониманию первоначального единства их нынешних столь разных хозяев, кроме того, изучая паразитов, можно многое о них узнать, узнав историю развития их жертв.Вернемся еще раз к общей родословной членистоногих.
* Предположительно существуют 2 — 3 млн. видов насекомых. БСЭ, т. 30, с. 202. — Прим. перев.
Если за основу оценки успешного развития живых существ взять количество их разных видов, то совершенно ясно, что насекомые — это самая распространенная форма жизни на Земле. Науке известно более 900 000 видов насекомых*, т. е. больше, чем всех остальных животных и растений вместе взятых. Другие наземные членистоногие также составляют более многочисленную и разнообразную группу животных, чем позвоночные. Так, на Земле живет около 50 000 видов пауков, 30 000 видов различных клещей, тогда как млекопитающих насчитывается всего 4500 видов, птиц 8600 видов.Приведем еще несколько цифр, удивительных во многих отношениях. Ряд групп и даже целых отрядов насекомых для неспециалиста остается тайной за семью печатями, он не имеет о них ни малейшего понятия, и названия их ничего не говорят ему. Но вот впечатляющие данные об обилии видов некоторых известных отрядов насекомых: жуки — 360 000 видов, бабочки — 160 000, перепончатокрылые — 150 000, двукрылые — 90 000, прямокрылые — 30 000, пухоеды — 3000, блохи — 2000, вши — 250.Да, вши представлены поразительно малым числом видов. В действительности, очевидно, их несколько больше, и по мере проведения исследований в некоторых малоосвоенных областях, особенно в тропиках, ученые опишут новые виды. Однако и тогда по видовому разнообразию вши будут значительно уступать другим группам насекомых.И здесь может закрасться легкое сомнение. А не правильнее ли было начать книгу рассказом о другой, более богатой видами группе? На это можно без колебаний дать категорический ответ: ни в коем случае! Среди паразитических насекомых нет другой такой группы, существование которой было бы столь неразрывно связано с человеком, как это характерно именно для вшей. Человеческие виды вшей прошли вместе с человеком весь в геологических масштабах короткий, но трудный и бурный путь развития его от животного к человеку. И не случайно вши были также и первым энтомологическим объектом, который люди начали изучать действительно научно. Развитие вшей было подробно исследовано раньше, чем остальных членистоногих, именно на вшах были проведены первые вскрытия насекомых — и подобный перечень приоритетов вшей можно было бы продолжить. Поэтому на примере вшей мы можем проследить не только историю паразита, но и развитие человеческих воззрений, знаний и, наконец, раздела науки, который сейчас называется медицинской арахноэнтомологией.
У человека на иждивении три вида вшей
Вши — об этом уже говорилось — облюбовали себе человека прежде, чем тот стал собственно человеком, и остались верны ему и после того, когда он надел одежду. Да это им нисколько и не помешало — наоборот, в одежде людей они сразу же прекрасно обжились. И надолго.Итак, что же на самом деле известно нам о человеческих вшах? На человеке паразитируют три вида вшей. Это прежде всего головная (или детская) вошь и вошь платяная. Оба вида относятся к общему роду с научным названием Pediculus и морфологически настолько похожи один на другой, что в прошлом кое-кто из исследователей сомневался, являются ли они вообще самостоятельными видами. Зависимость их от человека так велика, что даже вшей, используемых в лабораторных экспериментах, приходилось кормить на человеке, потому что они отвергали всех других хозяев (животных) или их кровь, которую вшам давали с помощью всевозможных хитроумных приспособлений и приемов. Как известно, в свое время вакцину против сыпного тифа, тяжелой заразной болезни, передаваемой человеку вшами, приготовляли из инфицированных вшей. Вот тогда эта необыкновенная специфичность вшей, т. е. приспособленность к одному хозяину — человеку, обернулась серьезной проблемой — где найти столько добровольцев, согласных поить своей кровью вшей, тем более что у них каждый день неизменно хороший аппетит! Много труда было положено, прежде чем 25 лет назад ученым с великими муками удалось вывести тип платяной вши, которая была не прочь сосать кровь подопытных кроликов. А вот все подобные затеи с головной вошью ни к чему не привели. Пока мы назвали два вида вшей, паразитирующих на человеке. Третий вид — площица, или лобковая вошь (Phthirus pubis). Это тоже строго специфический паразит человека.Если искать ближайших родственников человеческих вшей, то получается весьма любопытная картина. Род Pediculus настолько резко отличается от всех остальных вшей, что он единственный род во всем семействе Pediculidae. При этом он представлен очень малым числом видов. Но самое примечательное, что хозяевами всех представителей этого рода вшей бывают только люди и обезьяны! И на первом месте можно назвать шимпанзе, на них питается вошь Pediculus schaffi, видовая самостоятельность которой не вызывает никаких сомнений. Другой вид вшей рода Pediculus (правомерность выделения его в самостоятельный вид не столь очевидна) был обнаружен на мангобеях, т. е. тоже на обезьянах, включаемых в группу приматов. Это могло бы иметь привкус сенсационности, если бы такую приуроченность паразита к хозяину мы расценили как след, ведущий от человека к его животным предкам, как воспоминание о далеком прошлом. Мы же на это смотрим более трезво: в действительности подобная узкая специфичность паразита наблюдалась и во многих других случаях, относящихся к не столь далеким временам и касающихся разных групп животных. Если это справедливо для животных, то должно быть справедливо и для человека: биологические законы в этом отношении не делают исключений! Г. Хопкинс (G. Н. Е. Hopkins), рассматривавший эту тему на международном симпозиуме по специфичности взаимоотношений между паразитами и позвоночными, попытался приблизительно определить возраст связей вшей из рода Pediculus с приматами и пришел к выводу, что истоки связей относятся, вероятно, к миоцену.В этой простой и убедительной теории все же есть неувязка: оказывается, вши рода Pediculus живут и на примитивных южноамериканских обезьянах, не имеющих никакого отношения к пращурам человека. Но и этому есть объяснение: дело в том, что имеются в виду не дикие обезьяны, а прирученные южноамериканскими индейцами. В этих случаях вши, вероятно, перешли с человека на обезьян, и предполагают, что это произошло в относительно недавнее в геологическом смысле время. Естественным путем осуществилось то, что ученым ценой неимоверных усилий удалось сделать лишь недавно, — преодолеть у части популяции человеческих вшей неприязнь к любому другому виду хозяина, кроме человека, и адаптировать ее к новому источнику крови.В указанные рамки эволюционных отношений очень хорошо укладывается и другой вид человеческих вшей — площица. Описанные связи более просты, справедливы без оговорок и дополнений, гораздо более наглядны. Род Phthirus (также настолько своеобразный, что был выделен в самостоятельное семейство) включает, помимо человеческой площицы, всего один вид (Phthirus gorillae), встречающийся только на гориллах; держится на тех же участках тела, что и у человека.Между участками тела для вшей существуют совершенно непреодолимые границы. Здесь все решает разный характер волос — среды обитания площиц в самом узком смысле слова. Удерживаться на теле хозяина паразиту помогают цепкие ножки, которыми он крепко ухватывается за волосы. На конце ножек развит мощный серповидный коготь, а прямо на него нацелен толстый вырост в виде пальца: получается подобие клещей, которые имеют строго определенный и неизменный размер, соответствующий диаметру волос, например, бороды или диаметру намного более толстых волос лобка. Площица живет преимущественно в волосах лобка, реже — в волосяном покрове подмышек, а у мужчин — и в бороде. У крайне неопрятных людей находили вшей даже на ресницах и бровях, т. е. в щетинистых редких волосах.Мы проследили развитие двух видов вшей — паразитов человека, полученных им в наследство от наших диких прародичей. А какова история платяной вши? Само название подсказывает, что вошь развилась уже на человеке, когда он начал носить одежду. Лишенные волосяного покрова части тела хозяину в один прекрасный день были покрыты материалом, который своей поверхностью во многом напоминал волосы: сначала это были шкуры животных, потом изделия из шерсти, а в некоторых географических областях из хлопка. Появилась новая экологическая среда, появились новые пищевые возможности. И вот первые колонизаторы покинули волосы, где до того жили, и пустились в путь. На новом месте устроились хорошо, хотя и пришлось преодолеть немало трудностей. Ведь это была все же новая среда, непривычная и для передвижения, и для откладывания яичек (гнид): самки приклеивают их к волосам или внутренней стороне одежды, обычно в местах, где пересекаются волоски (нити). Человек к тому же менял свои привычки: начал на ночь снимать одежду; тем самым, во-первых, сократилось время, которым вши располагали для принятия пищи, а во-вторых, не редкостью стали и значительные колебания температуры. Очевидно, по этим причинам платяные вши крупнее и менее чувствительны к голоданию.Разумеется, период, в течение которого человек носит пусть самую немудреную одежду, несравненно короче того времени, на протяжении которого формировался род людской. Поэтому различия между головной и платяной вошью очень четко определились в экологической сфере и неизмеримо меньше, если говорить о морфологических признаках. Отсюда и это прежнее расхождение во взглядах на то, считать ли головную и платяную вошь двумя разными видами или же это две расы одного вида. Над этим вопросом задумывался уже создатель системы растительного и животного мира Карл Линней. Живущую на человеке вошь он сначала описал как единый вид, но уже в 1761 г. (во втором издании «Шведской фауны») вернулся к этому вопросу и написал: "...qui vestimentis victicat ab eo, qui in capite vivit, non differt ut species, sed tantum varietas" («...вошь, которая живет в одежде, от оной, которая живет на голове, отличается не как вид, но всего лишь как разновидность»). Это изречение Линнея оказало влияние на целые поколения энтомологов. Ведь еще совсем недавно Бусвин, один из классиков английской медицинской энтомологии, усомнился: «Будут ли обе формы человеческих вшей из рода Pediculus существовать так долго, чтобы из них получились отдельные виды, этот вопрос остается открытым...» Современная таксономия давно уже основывается не на одних только внешних морфологических признаках, а современные критерии, опирающиеся все больше на данные общей биологии и биохимии, однозначно определяют самостоятельность обоих видов.И еще небольшое замечание в заключение главы. Четкое разграничение условий жизни на разных участках тела хозяина привело к различению трех видов человеческих вшей. Правы ли были те, кто считал, что и люди, населяющие разные географические области, имеют «свои» виды вшей? В литературе на самом деле появились описания таких видов, как Pediculus nigritorum (Фабрициус, 1805) у негров, Pediculus humanus chinensis (Фаренгольц, 1916) у китайцев, Pediculus humanus americanus (Эвинг, 1926) у американских индейцев. Не затрагиваем ли мы ненароком вопросы, слегка попахивающие расизмом, или же в подобных сообщениях есть крупица научной истины? Сейчас эти виды мы отвергаем, но надо признать, что признаки географической изменчивости все же проявляются или, вернее, могли проявиться на уровне географических рас. В условиях колоссальной миграции людей в современном мире, следствием которой является обмен генов человека и его паразитов, будущее развитие будет все больше и больше сглаживать их географические различия; что же касается головной и платяной вши, то развитие будет идти, наоборот, скорее в направлении все большей обособленности.
Вши и общественные воззрения
Завшивленность древних народов была, по-видимому, обычным явлением, и никто не придавал ей особенного значения. Люди даже не стыдились вшей и не старались скрывать их. В отношении этого у простого люда заведены были, скорее всего, такие обычаи, которые можно было бы сравнить с положением, по сей день существующим кое-где на Востоке. Не надо связывать это представление с низким жизненным уровнем, нищетой и прозябанием на окраине цивилизации, с грязью и отсутствием гигиенических навыков, как это бывает характерно для многих мест в тропиках Востока. Ведь и в горных деревушках, например Северного Пакистана,благоустроенных и опрятных, вши у людей тоже в порядке вещей. Как часто мы убеждались в этом, проходя с караваном осликов или с ватагой носильщиков по территории бывших княжеств Сват и Читрал! Всюду, где бы ни останавливались мы, с нашим приходом невольно нарушалось привычное течение жизни. Люди бросали работу, собирались вокруг нас, и все внимание их минут десять-двадцать было приковано только к нам. А потом — особенно если ничего необыкновенного не происходило — интерес к нам ослабевал, и пальцы людей как-то машинально и сами собой принимались перебирать волосы ближайших соседей.Это свойственно, как мы заметили, особенно женщинам. Руки их неизменно заняты каким-то делом. Готова одна работа, тут же затевают другую, а то берутся за веретено — прядут овечью шерсть. А на то время, пока нет других дел, не знающие покоя и устали женские руки находят себе такое занятие — ловят вшей. Заскорузлые же руки мужчин, сплошь в твердых как камень мозолях и глубоких рубцах — это следы от ран, причиненных тяжелым трудом горцев, — перебирать волосы не могут. Слишком загрубели для этого. Зато часто, когда мы отдыхали в походе и носильщики могли с наслаждением затянуться сигаретой, которая была одним из наших ежедневных знаков внимания к ним, или едкой самокруткой из самых разных листьев, которыми их снабжала окружающая природа, они предавались нехитрой мужской потехе — сжигали огоньком сигареты вошь, слишком дерзко вылезшую из смоляных волос у их товарища.Привычка постоянно что-то делать, чем-нибудь непроизвольно занимать пальцы вырабатывается в этих местах с детства. В то время как у нас школьники младших классов развлекаются, пуская бумажные самолетики или щелчком загоняя монетки в ворота, забава у здешних детей иная — рыться в волосах соседа: всегда можно отправиться на ловлю вшей, ну, например, пока тот рассказывает тексты, которые было задано выучить наизусть. Прошли тысячелетия, а кое-какие обычаи не слишком изменились.Возможно, несколько иных правил придерживались при царских дворах. На такую мысль по крайней мере наводит одно замечание Геродота, прозванного за достоверность и глубину приводимых им фактов «отцом истории». Почти за 500 лет до нашей эры он написал, что у египетских жрецов и писарей были всегда тщательно выбритые головы, чтобы «никакая вошь или иная нечистая тварь не могла прицепиться к ним, когда они служат богам». Впрочем, не только у жрецов, но и у фараонов, царей и высокопоставленных вельмож в Древнем Египте, Вавилонии и Ассирии головы и подбородки были бритые. Волосы и бороды, остававшиеся символом мужественности и силы, заменяли парики.Хочешь не хочешь, а придется примириться с тем, что герои античных мифов и властелины героических времен были, очевидно, вшивые. Так, например, Плутарх заметил, что царя Спарты Агесилая (V— IV вв. до н. э.) укусила вошь, когда тот служил богам. Царь на виду у всех убил ее и заявил, что такая же участь ждет всех его врагов. Г. Киль (Н. Kiel) в 1951 г. опубликовал даже специальное научное исследование о распространенности вшей в античной Греции, и, по его мнению, завшивленность греческого населения в классический период была делом житейским.Просвещенные римляне прекрасно знали не только греческие мифы и легенды, но и всевозможные народные сказки-небылицы. Об этом свидетельствует и одна из сохранившихся речей диктатора Суллы (138 — 78 до н.э.). Чтобы оправдать убийство Лукреция Офелла и в то же время предостеречь остальных граждан, Сулла приводит греческую байку о крестьянине и воши. Так вот, эта самая вошь не давала покоя крестьянину, и он два раза пытался вытряхнуть ее из рубашки, но безуспешно. Тогда он решился на суровый шаг и сжег свою рубашку вместе с вошью.«И я вам говорю, — продолжал Сулла, — кто дважды почувствовал мою руку как предостережение, в третий раз заслуживает огня!» По иронии судьбы, если прав французский ученый Сегуи (Seguy), живший уже в новое время, Сулла умер именно от катастрофической завшивленности, разделив, таким образом, печальную участь ряда других знаменитых людей древнего мира. Полагают, что такой же смертью погибли библейский царь Ирод, философ Эпифан и некоторые римские императоры.А что было в средневековье? Мало что изменилось и среди простых смертных, и среди сильных мира сего. В качестве иллюстрации могут служить две подлинные записи о завшивленности венценосцев. Первая повествует о французском короле Людовике XI, правившем в XV в. Как-то раз во время пышной придворной церемонии одна вошь вылезла на поверхность королевского наряда. Стоявший ближе всех придворный заметил ее и попытался незаметно снять. Вошь цепко держалась на парике, и нервозность только усугубляла неловкость придворного. Король, разумеется, заметил это и с досадой обрушился на того с вопросом: «Что это значит?» Придворный, ни жив ни мёртв, сказал правду — и произошло неожиданное. Король похвалил его и весело добавил, что пойманная вошь весьма кстати напомнила, что и его королевское величество — тоже всего лишь человек. В разгаре обязательного общего веселья (которое непременно воцарялось после шуток королей) другой кичливый придворный попытался оказаться в центре внимания и сделал вид, что на королевском одеянии гонит блоху. Король побагровел и велел храбреца вывести со словами: «Вы что, считаете меня собакой, которая бегает с блохами в шерсти? Прочь с глаз моих!»Вторая запись сделана тремя веками позже. Это описание «неаппетитного инцидента», который произошел в 1787 г. при дворе короля Англии Георга III. Во время королевского пиршества прямо на тарелке короля была обнаружена вошь. Среди участников и тех, кто прислуживал за столом, поднялся страшный переполох. Но что поделаешь: откуда взялась злосчастная вошь, вполне определенно так и не выяснили. И тогда Георг решил не рисковать и приказал немедленно обрить головы всему кухонному персоналу. В широких придворных кругах приказ этот был встречен неодобрительно и расценен как решение восточного деспота. Курьезная история проникла и за стены королевского дворца и стала темой памфлета в стихах.Из мира аристократии и далеких веков перенесемся ближе к нашему времени. Гигиенические навыки, охрана чистоты вошли в привычку настолько, что завшивленность стали называть «болезнью бродяг и бездомных». Сейчас уже трудно поверить в реальность картины, нарисованной уже упомянутым нами французским ученым Сегуи: «В Лиссабоне еще в прошлом веке жили люди, зарабатывавшие деньги тем, что давали заказчикам на время дрессированных обезьян, которые тщательно выбирали из их волос вшей».Можно ли считать, что с проблемой вшей у нас покончено? В нормальных условиях, в отсутствие войн, других социальных бедствий или обширных природных катастроф, зараженность платяными вшами и площицами — это действительно показатель низкого уровня гигиены, и обнаружить этих вшей можно лишь на заброшенных, безнадзорных людях. Но головная вошь способна преподнести неприятный и внушительных размеров сюрприз даже медицинской службе в развитых странах, в чем убедились мы в конце концов и сами на своем опыте в недавнем прошлом.После второй мировой войны на борьбу со вшивостью были брошены новые, высокоэффективные средства на основе хлорированных углеводородов (ДДТ и др.), позволившие быстро ликвидировать тяжелое наследие войны. Однако в семидесятые годы в специальной печати стали раздаваться предостерегающие голоса. Один из первых тревожных сигналов донесся из Англии, где головная вошь была выявлена у 12,5—16 процентов обследованных несовершеннолетних. Вскоре подобный же факт был установлен и в США. Волна завшивленности начала нарастать во всей Европе, не миновала она и ЧССР. В 1978—1979 гг. в нашей стране проходила организованная в общегосударственном масштабе кампания по борьбе со вшивостью: медицинскую помощь (лечебную и профилактическую) намечалось оказать 2 — 2,5 млн. человек!В основам дело касалось молодежи. По данным статистики, вшивость больше поражала девочек (а именно прежде всего в возрасте 7 — 9 лет), меньше — мальчиков (11 — 14 лет). Почему вдруг поднялась волна завшивленности? Этот вопрос рассматривали с самых разных точек зрения. Проверено было и такое соображение: не сыграли ли здесь своей роли длинные волосы, модные у мужской части молодежи? И хотя сам автор не является приверженцем этой «моды», надо признать, что никакой причинной связи здесь, как выяснилось, нет. В общем, по вопросу о том, почему головная вошь пошла в наступление, полной ясности нет. Взгляды расходятся. Некоторые исследователи считают, что у вшей появился иммунитет к применяемым инсектицидам. Другие говорят об изменении всей биологии вшей. Кто знает, может быть, истина где-то посередине.«Болезнь бродяг» на несколько лет превратилась в общегосударственную проблему молодого поколения. Изменилось в обществе и отношение к явлению вшивости. На это начали смотреть как на всякое другое состояние, требующее помощи медицины, без оттенка чего-то такого, что человеку надо скрывать, чего надо стыдиться. Этот принцип исповедовали и распространяли все, кто включился в ликвидацию завшивленности. Без этого невозможно было бы обеспечить искреннее сотрудничество самой широкой общественности.