То тут то там постоянно попадаются узкие тропки, протоптанные разного рода зверьем и людьми. Первые стараются не сталкиваться с человеком, хотя поутру часто можно увидеть разных зверьков, спешащих по своим, одним им ведомым делам. Но днем и к вечеру, почуяв нежелательных двуногих гостей, они сразу же прячутся. Только наглые обезьяны, полностью уверенные в своем превосходстве над всеми, кто «рожден ползать», спокойно взирают свысока на проходящих под ветвями высоких деревьев путников. Да еще мелкие, размером с кошку полусуслики-полуеноты, называемые коати, беспардонно рассматривают неожиданно появляющихся людей. Живут они большими стаями, и мы периодически замечали, как из кустов вытягивалось с десяток маленьких мордочек с черными бусинками любопытных глаз.
– Мясо, – застыв на месте, сквозь зубы прошептал Ник, вперив голодный взгляд в одного из неосторожно приблизившихся к нам зверьков. Он медленно нагнулся, поднял с земли камень и, словно дикий неандертальский охотник, яростно бросился за добычей, сминая попадавшиеся на пути кусты. Но не успел он сделать и пары прыжков, как все зверьки растворились в сельве, оставив ему на память лишь клочок зацепившейся за кусты шерсти.
– Гады, – констатировал он, разочарованно поглядывая на опустевшие заросли, и, бросив камень вслед убежавшему завтраку, поспешил за мной.
Мы шли по вьющейся между деревьями тропинке, оставленной то ли животными, то ли людьми. Последние, как это ни покажется странным, также не редки в сельве, и некоторых из них можно смело отнести к представителям местной фауны. В поисках дерева чикле сюда временами наведываются чиклерос – люди, добывающие смолу этого дерева, идущую на производство банальной жевательной резинки. В принципе встреча с ними не предвещает опасности, но все же держаться надо настороже, потому как парни они суровые и вполне могут совместить работу с мелким грабежом незадачливого путешественника. Изредка путник неожиданно натыкается на затерянные в сельве возделанные поля, принадлежащие индейским семьям, живущим вдали от цивилизации. Их крытые пальмовыми листьями дома мало чем отличаются от тех, в которых тысячу лет назад жили их предки, а весь набор мебели сводится к нескольким гамакам и циновкам. Потомки древних майя обычно люди простые и весьма доброжелательные, и всегда можно надеяться найти приют в их незамысловатом, скромном жилище. Но встреч с ними нам также следовало избегать, поскольку они нередко бывают связаны с партизанами-сапатистами, а такие «порочные связи» в нашем случае гарантировали массу проблем.
Небольшая кочка посреди тропы неожиданно ожила, развернулась в длинную ленту и, извиваясь по земле, исчезла в густой траве. Змея. Мы остановились, не рискуя двигаться дальше. Со всеми неприятностями, навалившимися на нас, я абсолютно забыл об опасности, исходящей от них. Сельва кишит змеями. Есть среди них твари безвредные, но есть и такие, чей укус несет мгновенную смерть. Индейцы, отправляясь в лес, порой надевают обыкновенные резиновые сапоги. Змея не может прокусить их, и во время атаки не достает выше края сапога. Наши кроссовки и джинсы не давали такой защиты.
– Возьми, – я протянул Нику рюкзак, уже порядком натерший мне плечи, вытащил нож и углубился в заросли, где срезал пару тонких, в два пальца толщиной прямых деревьев высотой в человеческий рост. Одна предназначалась для Ника, другая для меня.
– Видел когда-нибудь, как слепые ходят? – спросил я его, передавая палку. – Держи ее перед собой и постукивай по земле. Если впереди будут спать змеи, они услышат тебя и уползут. Обычно они нападают, только если ты случайно наступаешь на них.
Ник на всякий случай несколько раз сильно ударил по траве в том месте, где недавно скрылась спавшая на тропе змея, желая убедиться, что ее там нет. Ничего не произошло, и он пошел дальше. Я последовал за ним, на ходу обстругивая конец палки, намереваясь заострить его. Слабенькое, но все же оружие. Еще около часа мы шли в западном направлении, практически не разговаривая друг с другом.
Завидев небольшое деревце с зелеными, напоминавшими грушу плодами, идущий впереди Ник неожиданно остановился, а затем начал продираться к нему через кусты. Подойдя ближе, он сорвал один из висевших над головой плодов.
– Думаешь, съедобный? – спросил он меня, но его голодный взгляд ясно показывал, что мой ответ в данный момент его интересовал меньше всего.
– Постой, – попытался остановить его я, когда он уже вгрызался в жесткий плод.
Ник оторвался от «груши», поморщился и сплюнул:
– Кислый какой-то.
– Нельзя в джунглях есть все, что ни попадя. Ешь либо то, в чем уверен, либо, в крайнем случае, что едят обезьяны.
– Надо было все же взять Длинного с собой. – Ник со злостью закинул в кусты заманчивый плод. – Мы бы сперва этому гаду все скармливали, как менее ценному члену экипажа. Выжил – едим, помер – не едим. Так бы каждый раз и ели в зависимости от результатов эксперимента.
Живот действительно сводило от голода. С водой у нас проблем пока не возникало, потому что отобранная у Длинного фляга была полна, и мы могли понемногу пить из нее, но отсутствие еды уже явно сказывалось на наших силах. Драка с Длинным тоже не лучшим образом отразилась на нас. Измотанные и голодные, мы еле передвигали ноги, но останавливаться надолго было нельзя. Иногда тропу пересекало поваленное дерево, и мы с трудом перебирались через него, цепляясь руками за торчащие вверх сучья. Наши рубашки были мокрыми от пота, а запекшаяся кровь расползалась на них, оставляя на материи замысловатые узоры безумного художника. Воздух в джунглях горячий и невероятно влажный, и это одна из самых серьезных проблем, с которыми сталкивается попавший в них человек. Когда я первый раз оказался в сельве, не прошло и полутора часов, как я почувствовал, что уже выбился из сил. Признаюсь, что в тот момент мысли о преждевременно нагрянувшей старости посетили меня, но индейцы объяснили, что так происходит со всеми из-за очень высокой влажности.
Через некоторое время справа от тропы послышался какой-то гул и, прислушавшись, мы поняли, что это шумит вода. Наконец-то! Наконец можно было смыть с себя всю грязь, пот и кровь. И дело здесь не только в чистоплюйстве. Конечно, противно видеть свои почерневшие от грязи руки и чувствовать вонь, которую источает твое немытое тело. Но в нашем положении все это было меньшим из зол. Пот привлекает к себе мошкару и всевозможных насекомых, укусы которых могут оказаться весьма болезненными и даже опасными. Если у вас вдруг распухает лицо, а заплывшие глаза превращаются в узкие щелочки, бегство от преследователей становится еще более затруднительным. Кроме того, забитые потом и грязью поры человека хуже «дышат», и он быстрее устает и дольше восстанавливает силы.
Мы сошли с тропы и направились в сторону шумевшей воды. Как же нам хотелось окунуться в прохладную воду! Несколько минут, и мы выступили из зарослей на небольшой песчаный пляж, со всех сторон окаймленный джунглями. Речка поблескивала перед нами мелкой рябью прозрачной голубой воды. Стайка птиц, потревоженная нашим неожиданным появлением, поднялась с воды и вспорхнула ввысь. Вода манила к себе прохладой и свежестью, и даже мысли о преследователях отошли на второй план.
Ник аккуратно положил рюкзак на песок и начал стягивать с себя одежду. Я хотел последовать его примеру, но свалившаяся сверху ветка заставила меня поднять голову. Большая черная обезьяна сидела на ветке метрах в четырех от земли и внимательно наблюдала за нами. Скорчив рожу, она ловко свесилась вниз и протянула ко мне одну из лап. На всякий случай я направил палку острием к ней и отступил в сторону. Ник, не обращая внимания на происходящее, уже шел к воде, и я окликнул его:
– Я, пожалуй, останусь здесь и искупаюсь после тебя, а то эта мартышка стащит наши вещи, и будем тогда голыми бегать по джунглям, как два Тарзана.
Ник не ответил, а лишь кивнул головой и поспешил к воде, но, не дойдя до края берега, внезапно остановился и, повернувшись ко мне, крикнул:
– Здесь следы от лодки.
Я подхватил рюкзак и его вещи, чтобы не испытывать свешивавшуюся с ветки судьбу, и направился к нему. Действительно, из воды на песок тянулся широкий след, будто здесь на берег вытаскивали лодку. Ник вошел в воду по колено и, приложив ко лбу ладонь, прикрывая глаза от слепящего солнца, посмотрел вдаль сперва вверх по реке, а затем вниз по ней.
– Никого нет, – наконец сказал он. – Все, я полез плавать.
Что-то было не так с этим следом, и я опустился на одно колено, внимательно рассматривая его.
– Ник, – окликнул его я. – Иди быстрее сюда.
– Ну что там еще, – повернувшись, недовольно проворчал он, после чего ладонями зачерпнул горсть воды и с наслаждением плеснул ее себе на лицо.
– Судя по следам, эта лодка была с четырьмя лапками.
– Что? – он на мгновение застыл, осмысливая сказанное.
– Это не лодка, – сказал я, поднимаясь. – Это аллигатор.
Больше мне говорить ничего не пришлось, потому что Ник мигом выскочил из воды. Он осмотрел следы и задумчиво произнес:
– Что-то мне больше не хочется купаться, – после чего подобрал свои вещи и направился к кромке леса. – Невезуха сплошная, – чертыхнулся он, начав натягивать джинсы и рубашку на мокрое тело.
Как же он оказался прав. Обезьяна, наблюдавшая сверху за нашими действиями, завизжала и, прыгая с одного дерева на другое, скрылась из виду. В зарослях треснула ветка, и из них, мягко ступая могучими лапами, вышла крупная пятнистая кошка, чье разорванное ухо и длинный, широкий шрам через всю морду свидетельствовали о былых схватках. Мы схватили свои палки, словно копья, выставив их перед собой. А что еще мы могли сделать?
Судя по всему, ягуар пришел сюда на водопой. Ветра не было, и, видимо, он не мог почуять нас заранее. Мог ли он нас услышать, я не знаю. Может быть, он просто был старым и глухим, но встреча с нами явилась для него такой же неожиданностью, как и для нас, только мы испугались, а он нет. Взгляд ягуара отражал недоумение. Он на мгновение остановился, помахал нам кончиком хвоста, а затем ощерился, обнажая свои огромные клыки.
– Да это же тигр саблезубый! – Ник сделал решительный шаг назад и медленно потянулся рукой к ближайшему дереву.
– Нет, – остановил его я, с ужасом глядя на застывшего в ожидании зверя. – Он на дереве, как рыба в воде.
– В воду я больше не полезу. – Он начинал паниковать.
– Бесполезно, он хорошо плавает. – Я не отрывал взгляда от дикой кошки, лихорадочно пытаясь сообразить, что же нам предпринять. – Давай на него орать и махать палками, – в итоге прошептал я, вспомнив, как индейцы рассказывали, что сим нехитрым способом иногда удается отгонять хищников. – Только не приближайся к нему, а то он бросится.
– Ага, – Ник нервно кивнул и вдруг заголосил во всю глотку, выплескивая на страшного зверя всю накопившуюся за этот день ярость. – У-у-у-у-у… Козлина гребаный, пошел на хер отсюда, пока я тебе хвост на башку не намотал!
Я от неожиданности потерял дар речи, но, быстро собравшись, присоединился к его пустым угрозам, бешено размахивая палкой над головой. Ягуар шарахнулся в сторону, посмотрел на нас, как на двух придурков, и, порыкивая на ходу, не спеша ретировался в заросли. После того как зверь скрылся в джунглях, мы орали не переставая еще минуты три, потом переглянулись и одновременно умолкли. Ник опустился на землю и охрипшим, но торжествующим голосом произнес:
– Как мы его!
Я не ответил, бросил палку и присел рядом, вытирая со лба холодный пот. Руки дрожали, ноги дрожали, а сердце медленно возвращалось из пяток. Ника колотило не хуже моего.
– А ведь мы победили, – я протянул ему руку, и он крепко пожал ее.
– Что-то многовато для одного дня, – кусая губы, наконец выдавил он, после чего добавил: – И день-то еще не кончился.
– Ладно. – Я встал. – Пожалуй, нам действительно лучше убраться отсюда побыстрее.
– Куда пойдем? – отрешенно спросил Ник, указывая руками в разные стороны. – В кустах ягуар, а в воде аллигаторы.
– А мы не пойдем ни туда ни туда, – ответил я, ловя на себе его недоумевающий взгляд. – Нам здесь представляется хорошая возможность попытаться сбить со следа сапатистов, если таковые за нами гонятся.
Глава одиннадцатая
Январь 1530 года. Территория современного штата Чиапас
Гарсия скакал по мощеной дороге впереди своего поредевшего войска, держа на руках одну из своих собак. Краснокожий ублюдок ударил ее палицей, утыканной острыми кусками обсидиана. Рана была страшной, и собака умирала, но Гарсия не мог ее бросить. В нем еще теплилась надежда спасти ее, хотя он прекрасно понимал, что спасти ее может лишь чудо. Но он повидал на своем веку слишком много смертей, чтобы верить в чудеса. Собака умрет, он знал это, но гнал пугающие его мысли прочь. Гарсия никогда не был трусом, и мало что могло испугать его. Но его псы! Единственные любимые им существа в целом свете и единственные существа на всем белом свете, которые когда-либо любили его. У него всегда были собаки, и он никогда не расставался с ними. Первая псина, которую он много лет назад привез с собой из Испании, с трудом пережила тяжелое путешествие через моря-океаны и, попав на один из островов, где команда каравеллы запасалась пресной водой, просто сбежала от него, как только лодка пристала к берегу. Гарсия сильно горевал по ней, но в душе понимал ее нежелание возвращаться на борт корабля. Спустя год он снова очутился на этом острове, и каково же было его удивление, когда из кустов на него вылетела огромная, растолстевшая собака с лоснящейся шерстью и довольной, сытой мордой. Она повалила его наземь и долго вылизывала ему лицо, радостно размахивая своим длинным, словно плеть, хвостом. С тех пор прошло много лет, и ее уже нет, но три маленьких, смешных щенка, которых она принесла ему во время одного из походов, выросли в крупных, сильных псов, не раз спасавших его от опасности. Вместе с ними Гарсия побывал во многих боях, и всегда они дрались рядом с ним, как настоящие, верные друзья. Но теперь рядом с его конем бежал только один пес. Второй, лежащий поперек его седла, умирал, и его длинный розовый язык болтался в приоткрытой пасти, безжизненно вздрагивая в такт движениям лошади. Другого пса индейцы убили еще раньше. Всего за несколько дней Гарсия потерял двух своих верных четвероногих друзей, и ярость кипела в нем, обжигая изнутри, словно раскаленный свинец. Когда он настигнет этих косоглазых, яйцеголовых уродов, он утопит их в крови, вырежет им внутренности и повесит на сучьях на их же собственных кишках…
Когда Гарсия впервые увидел индейцев майя, они сперва показались ему смешными и забавными. Было это в году 1517 от Рождества Христова. Вместе с экспедицией под командованием Франсиско Эрнандеса де Кордовы отплыл он с острова Куба. На острове Косумель и на мысе Коточ индейцы хорошо приняли их, удивляясь странным пришельцам. Они робко подходили и трогали их одежду, тела и бороды. Гарсия был не менее удивлен их видом. Косоглазые, со лбами, приплюснутыми так, что голова больше напоминала вытянутое яйцо, чем человеческую голову. Позднее он узнал, что уродовали они себя так красоты ради… Дикари… Младенцу двумя дощечками сдавливали череп, и если он выживал, то вдобавок, для пущей красоты, между глаз подвешивали шарик, чтобы, следя за ним, он скашивал глаза и в итоге зарабатывал еще и косоглазие. Какими же надо быть тупыми дикарями, думал Гарсия, чтобы так уродовать дарованный Господом Богом лик. Дальше три каравеллы проследовали вдоль берега полуострова Юкатан и достигли Кампече. И здесь Гарсия увидел, как могут сражаться майя. Даже выстрелы из пушек не остановили их атак! Потери испанцев оказались слишком велики, чтобы продолжать путь, и экспедиция вернулась на Кубу. Гарсии повезло в том бою, он получил всего два легких ранения, но на теле командира Франсиско Эрнандеса насчитали тридцать три раны, от которых он позднее и умер. С тех пор прошло много лет. Вместе с Эрнандо Кортесом Гарсия участвовал в покорении страны ацтеков, и война с ними была тяжелой. А теперь, спустя тринадцать лет, он вновь столкнулся с майя. Если всего лишь месяц назад он только предполагал, что завоевать их будет гораздо труднее, чем ацтеков, то теперь он знал это наверняка.