– Пойдем. – Камила отбросила сигарету, взяла меня за руку и направилась к нашим лыжникам.
– А хочешь, я тебя боксировать научу, – донесся до меня голос Ника.
– Давай! – радостно взвизгнула панамка и приняла типа-боксерскую стойку.
– Молодые люди, давайте лучше закончим со спортивными состязаниями, пока вы друг другу лицо не набили, и пройдемся до пляжа, – вмешался я.
– Отлично! – отозвался Ник и тут же повернулся к панамке. – А ты смотрела «Челюсти»?! Кино такое про море. По Хемингуэю, кажется.
Что ответила панамка, я не расслышал, но решил, что ночных купаний надо будет постараться избежать.
До пляжа было рукой подать, и вскоре мы уже сидели на берегу, наблюдая за набегавшими волнами. Ночь была очень теплой, и девушки сбросили одежду, оставшись в одних трусиках, подставляя свои обнаженные тела легкому морскому бризу.
Ник окинул девушек недвусмысленным взглядом, снял рубашку, а смешливая панамка помогла ему стащить кроссовки и штаны.
– Ты чего как на зимовке! Раздевайся давай, видишь, девки хочут! – по-русски призвал меня Ник к действиям и крепко обнял панамку.
Девушка в ответ прижалась к нему и поцеловала в щеку.
– Видел! Давай действуй, па-а-цан!
Я разделся и бросил одежду на песок. Панамка отстранила Ника, раскрыла свою сумку и вытащила из нее полулитровую бутылку ликера «Малибу».
– Опа! Вот это я понимаю! – Ник радостно потер руки и добавил по-русски: – Сейчас они нас будут спаивать, а потом грязно насиловать.
– Что ты сказал? – панамка вопросительно посмотрела на него. – Говори по-испански.
– Я сказал, что красота твоя затмевает мой разум и я тебя уже люблю, – вывернулся Ник, а панамка радостно захихикала.
– А что он сказал на самом деле? – спросила Камила, касаясь губами моего уха.
Я наклонился к ней и шепотом перевел его слова.
– А твой друг самоуверенный нахал. – Девушка кокетливо улыбнулась. – Хотя, может быть, он и прав.
Я обнял ее за плечи и прикоснулся к мягким губам. Она не сопротивлялась. Ее нежные руки обвились вокруг шеи, и гибкое, горячее тело прижалось ко мне.
– Эй-ей! А пить-то кто будет? – Ник с панамкой уже откупорили бутылку и ждали нас.
– Да, да. Конечно. – Я с неохотой оторвался от Камилы.
– Стаканов нет. Так, что, извините, пить придется из горла. – Ник влил изрядную порцию в панамку, глотнул сам, а затем протянул бутылку мне.
Я сделал глоток, и передал ее Камиле.
– Нет, не хочу. – Она отстранила бутылку и потянулась ко мне.
– Так мы пьем или безобразничаем?! – Голос Ника снова вынудил меня оторваться от Камилы. Он склонился над нами, вытягивая бутылку из моей руки: – Целуйтесь, целуйтесь, мы вам мешать не будем.
Я хотел было что-то сказать в ответ, но ласковые губы Камилы не оставили мне выбора. Она обняла меня, и мы слились в поцелуе. Я опустил ее на мягкий, теплый песок.
– Подожди, давай отползем в сторону от этих алкоголиков, – шепнул я ей на ухо, отрываясь от ее податливых губ.
Камила засмеялась и, проведя пальцами мне по щеке, повернула мою голову в их сторону.
Ник с панамкой свернулись калачиком, оплетя друг друга руками, и сладко спали, уткнувшись носами и посапывая, как маленькие щенята. Опустевшая бутылка валялась рядом…
Спустя час мы с Камилой попытались разбудить сладкую парочку, но ответом нам было лишь нечленораздельное бурчание. Делать было нечего, и, взвалив их себе на плечи, мы кое-как дотащились до дороги, где всунули обмякшие, полураздетые тела в такси. Я подвез девушек к их отелю и, пока Никита спал в такси, под внимательным взглядом портье помог Камиле занести ее подругу в номер.
– Ты обязательно позвони мне, пожалуйста, – сказала Камила, сунув мне в руку свою визитку с номером мобильного телефона, а затем, немного помедлив, добавила: – Не думай, я не прыгаю в постель к мужчине в первый же вечер. Просто ты… ты не похож на тех, кого я знала. Позвони. Я буду ждать.
Мне не хотелось уходить, но внизу, в такси меня ждало безжизненное тело друга, с которым завтра нам предстоял нелегкий путь. Тело должно было проспаться и быть готовым провести за рулем часов пять. Я поцеловал Камилу, попрощался и вышел.
Утро следующего дня началось для нас после полудня. Шум улицы наконец разбудил нас, напоминая, что впереди ждут яркое солнце и дальняя дорога.
– Доброе утро, герой, – приветствовал я Ника, с трудом слезая с постели.
– Эх… мне б сейчас в публичный дом, – потягиваясь, произнес он в ответ, даже не открыв глаз.
– Ты когда-нибудь успокоишься, кролик?
– Когда-нибудь да. Лет эдак через сорок, – он приоткрыл один глаз. – Сколько времени?
– Половина третьего.
– Утра?
– Четырнадцать часов тридцать минут, – уточнил я, понимая, что его мозг пока еще не может совладать со столь сложной задачей.
– Надо вставать.
Я с усмешкой взглянул на него. Кажется, его мозг понемногу включался в работу.
– Как я ее вчера! – Ник мечтательно закатил глаза.
– Кого? – не сразу понял я, что он имеет в виду.
– Панамку.
– Да, парень, ты вчера был на высоте, – мне не хотелось его разочаровывать. – Она визжала на весь пляж.
– А я ее и так и сяк, – продолжал он, и я понял, что эротические сны – великое дело.
– Ну да, и даже на лыжах научил кататься. – Я уже не мог сдерживаться и рассмеялся.
– Как это? – Он оторвал голову от подушки и удивленно посмотрел на меня.
– Да и так и сяк.
– Не помню. – Он на секунду задумался, пытаясь собрать воедино картинки вчерашней ночи. – Ладно, пойду-ка я лучше приму холодный душ.
Ник вылез из-под одеяла, внимательно посмотрел на свои ноги, снял носки и отправился в ванную комнату.
Позавтракать мы смогли только в обед. Допивая четвертый фужер апельсинового сока, Никита смущенно спросил:
– Я вот пытаюсь вспомнить, чем же вчера все закончилось?
– Благодарная панамка донесла тебя до номера. Сказала, что никогда не встречала такого мачо и готова стать твоей верной подругой жизни на сегодняшний вечер.
– А мы что, сегодня с ними опять встречаемся? – голос его оживился.
– Ага, – нагло соврал я.
– А где?
– Ты обещал ей, что будешь ждать ее вечером под часами на Киевском вокзале.
– Серьезно?
– Да.
– Круто. – Он отставил опустевший фужер и притянул к себе тарелку с лобстером.
– Если ты забыл, напоминаю, что сегодня мы берем в аренду машину и уезжаем в Мериду.
Ник некоторое время задумчиво ковырялся вилкой в лобстере, а потом робко спросил:
– А может быть, а ну ее, Мериду эту?
– А как же развалины древних городов? Сельва? Мы же два месяца маршрут разрабатывали.
– Ну да, – Ник замялся. – Но здесь такие тетки! Такие панамки!
– А ты знаешь, какие они в Мериде! – нашел я новый довод для расстроенного соратника.
– Какие?
– Индейские!
– Индеек у меня еще не было. – В его глазах появились проблески любопытства, и уже через час мы ехали на небольшом джипе «Ранглер» в сторону Мериды, прежней испанской столицы Юкатана, откуда после короткого отдыха должны были проследовать в сторону Кампече.
Глава третья
Январь 1530 года. Территория современного штата Чиапас
Когда отряд во главе с Гарсией скрылся из виду, один из оставшихся солдат спрыгнул с коня, повернулся к своему товарищу и сказал, указывая на мертвого капитана:
– Что будем с ним делать, Хуан?
– Гарсия приказал похоронить его как доброго христианина. – Хуан сплюнул и усмехнулся. – Если мы будем копать, то застрянем здесь на час, а потом поди догони их в этой глуши.
Спешившийся солдат подошел к телу капитана, задумчиво посмотрел на него с минуту, а затем присел на землю и махнул Хуану, чтобы тот присоединялся к нему:
– Вообще-то, он мне никогда не нравился… особенно сейчас.
Хуан кряхтя слез с лошади и растянулся на земле:
– Слушай, Хосе, давай бросим его в заросли. Звери сожрут. А нам уже давно следует отдохнуть. Да и лошадям тоже, а то, неровен час, загоним их.
Они уже давно преследовали гонцов майя, но капитан позволял делать лишь десятиминутные перерывы, а затем вновь приказывал ехать дальше. Они были в пути уже двое суток и спали в основном только в седле. Лишь когда становилось совсем темно, капитан устраивал привал на три-четыре часа, да и то не людей он жалел, а боялся, что не выдержат лошади.
Хуан с Хосе были старыми друзьями и хорошо понимали друг друга с полуслова. Плевать на этого чертового капитана. Если уж их оставили здесь в одиночестве, они, по крайней мере, смогут немного передохнуть. Через час они поднялись, взяли тело капитана за ноги и оттащили в заросли. Хуан порылся в его карманах и поделил найденные эскудо[11] пополам.
– Хоть какая-то от него польза, – сквозь зубы процедил Хосе, забирая свою долю, и двинулся к тропе.
– Смотри, – остановил его голос Хуана. – Обезьяна!
Хосе повернулся, глядя в направлении, указываемом Хуаном. В кустах прятался индеец с отрубленными ступнями, но зоркие глаза испанца сумели разглядеть его. Он просто лежал и ждал смерти, когда появились двое белокожих бородачей. Краснокожий не мог ни бежать, ни уползти, а потому тихо наблюдал за действиями двух солдат.
Хуан подошел к нему, ухватил за окровавленную ногу и вытащил из кустов на небольшую прогалину.
– Так это из-за тебя, тварь, мы бегаем по этим треклятым джунглям? – Он схватил индейца за волосы и дернул его голову вверх.
Индеец что-то ответил на своем языке. Его губы еле двигались.
– Эта обезьяна еще и говорить умеет?! – Подошедший Хосе вытащил нож. – Но мы это сейчас исправим. Ну-ка разожми ему челюсти.
Хуан схватил индейца за нижнюю челюсть и резко крутанул вниз вправо. Кость хрустнула и челюсть безвольно повисла. Несмотря на сильную боль, индеец не издал ни звука. Хосе протянул руку, ухватил вывалившийся язык и, потянув на себя, лезвием ножа быстро отсек его, разрезая губы несчастного.
– Вот теперь все правильно, – ухмыльнулся он и, заглянув в глаза краснокожего, нравоучительно добавил: – Обезьяны, тварь, говорить не должны.
– И не могут. – Хуана развеселила шутка товарища.
– Он даже не взвизгнул, – разочарованно произнес Хосе.
– Подожди, сейчас завизжит, как свинья, – успокоил его Хуан, выдавливая пальцем глаз храбреца.
Индеец давился кровью, но молчал.
– Дай-ка я. – Хосе медленно воткнул острие ножа в другой глаз краснокожего, окончательно ослепляя его, и несколько раз провернул в глазнице. Но и на этот раз тот не проронил ни звука. Лицо Хосе исказилось от злобы, и он с силой вонзил нож в грудь индейца, вспорол ее и, запустив руку в расползающуюся грудную клетку, вырвал наружу сердце. – Так вы поступаете со своими пленными? Так, да? – заорал он.
– Успокойся, Хосе. – Хуан поднялся, вытирая об себя окровавленные руки. – Это всего лишь обезьяна.
Солдаты вернулись к тропе, отвязали лошадей и поехали следом за своим отрядом. Они долгое время ехали молча. Хуан видел, что Хосе кипит от злости, но не стал ничего говорить товарищу, понимая, что после двухдневной скачки у того сдали нервы. Через некоторое время они наткнулись на мертвую лошадь, пронзенную несколькими стрелами. Хуан натянул поводья.
– Здесь был бой, – сказал он, осматривая окрестности. – Смотри, там кровь.
Судя по следам и разбросанным стрелам, индейцы атаковали отряд с двух сторон. Одни обстреляли передовых всадников, а другие зашли с тыла. Трупов краснокожих видно не было. Они отступили сразу же после атаки, не дав испанцам возможности нанести ответный удар.
– Надо быть настороже, – проговорил Хуан и ударил коня шпорами.
Спустя некоторое время они наткнулись еще на два конских трупа. Здесь дикари использовали ту же тактику, но бой был более тяжелым. В этом месте индейцы сдерживали испанцев дольше, о чем свидетельствовали шесть изрубленных тел. Следы крови на тропе говорили о том, что и среди испанцев есть раненые.
– Дикари уже где-то рядом, – Хуан повернулся к своему товарищу. – Они ставят заслон, за заслоном.
– Значит, скоро мы позабавимся. – Хосе потер руки от удовольствия. – Давай поспешим, а то их прикончат без нас.
Он пустил скакуна в галоп, и Хуану пришлось последовать его примеру. Неожиданно рой стрел вылетел из сельвы. Конь Хосе споткнулся, и испанец, перелетев через его голову, упал на землю…
Хосе очнулся с ощущением, будто кто-то щекочет его лицо травинками. Руки и ноги не слушались, а грудь сдавливало так, словно он умудрился влезть в доспехи какого-то карлика. Испанец с трудом раскрыл глаза и ужаснулся. Он был врыт в землю по самую шею всего в двух шагах от огромного муравейника. Хосе замотал головой, пытаясь смахнуть ползающих по щекам муравьев, но безрезультатно. Только сейчас он заметил группу дикарей, сидевших полукругом напротив него и с любопытством наблюдавших за происходящим. Испанец облизал потрескавшиеся губы, попробовал сплюнуть попавшую на опухший язык землю, но слюны в пересохшем рту не было.
– Пить. Дайте воды… – произнес он на языке майя.
Один из индейцев поднялся, сорвал с ветви дерева какой-то плод и, неслышно ступая по земле босыми ногами, направился к нему.
– Спасибо, – он уже ощущал вкус сочного фрукта.
Но краснокожий присел на корточки и руками сдавил плод над его головой. Вязкий, тягучий сок заструился по лицу испанца, заливая глаза и уши. Хосе высунул язык, стараясь поймать благодатные капли, но сок оказался терпким и приторно-сладким, обжигая язык и еще более стягивая пересохший рот. Но индеец не закончил на этом. Только теперь пленник начал понимать намерения дикарей и в страхе огласил сельву своими воплями, сознавая, какая ужасная участь ожидает его. Не переставая сдавливать плод, краснокожий двинулся к муравейнику, струйками сока прокладывая к нему тоненькую дорожку. Выжав плод до предела, он бросил его и валявшейся рядом веткой разворошил муравейник. Испанец скосил глаза, с ужасом наблюдая, как сотни красных муравьев ручейками выливаются из своего потревоженного жилища. Индеец вернулся на место, сел и вместе со своими товарищами с полным умиротворением на лице принялся наблюдать за происходящим. Как он и ожидал, основная часть маленьких хищников последовала к приманке.