Искатель. 1997
Выпуск № 3
Сергей Высоцкий
ПОДСТАВНЫЕ ЛИЦА
ПРОЩАЙ, КОМОК!
Еще три месяца назад Павлов торговал спиртным в захудалом комке. «Первое перо» городской газеты, проклиная судьбу, живописал поклонникам ярких этикеток достоинства дешевых экзотических ликеров и поддельных коньяков.
Вначале торговля шла успешно. Он приносил домой до полутора миллионов в месяц. Хозяин ларька, маленький тощий кавказец, похлопывал его по плечу и сулил золотые горы.
— Молодец, Ленчик! Через год откроешь свою торговлю.
Но Павлову так обрыдло постоянное общение с «клиентом» — то пьяным, то глупым, то агрессивным, а зачастую соединяющим в себе все эти ипостаси, — так противно было выдавать подачки власть имущей мелкоте: инспекторам всяческих надзоров, милиционерам, чиновникам, — что он уже начал подыскивать себе работу на стройке.
Он уже давно перестал заниматься рекламой той дряни, от которой ломился его ларек. Однажды он поймал себя на мысли о том, что восхвалить столь милый сердцу молоденьких медсестер и продавщиц третьесортный ликер «Амарето» — все равно, что строчить по заказу главного редактора лживые статьи о расцвете демократии и высоком рейтинге властей предержащих.
Из газеты Павлова «выдавили». «За строптивость», — сказала заведующая отделом, молодая красивая бездельница. «За отсутствие «политического чутья», — шепнул главный редактор и непроизвольно оглянулся. Не услышал ли кто-нибудь посторонний его приговор Редактор был из крепкиx партийных газетчиков и теперь люто ненавидел врагов новой власти. К этим им врагам он причислил и Леонида, пытавшегося отстаивать право на собственное мнение.
Из винного комка Леня собирался слинять сам.
Удивил Павлова хозяин Мурад. Однажды теплым майским вечером, закрыв пораньше ларек, они выпили с ним по бутылке все той же тошнотворной «Амареты». Как говорится, без напряга. Даже отрава сближает. Леонид изложил кавказцу свои взгляда на жизнь. В частности, поведал об отношении к хозяевам, продавцам и покупателям.
— Джигит! — обрадовался Мурад. — Я такой же! Мне эта торговля… —
Он рубанул тонкой, смуглой и не очень чистой рукой по горлу. Хотя какая уж у него была торговля? Вечерами собирал деньги, рано утром привозил на разбитом «Форде» товар.
Найти работу в журналистике было непросто, и Павлов торговал.
Помог ему избавиться от опостылевшего ларька университетский профессор в далекие студенческие годы преподававший на факультете стилистику.
Леонид заметил профессора издалека. Крупный старик бодро шагал от станции метро напрямик к ларькам. Бритая голова независимо поблескивала в толпе.
«Лучший способ сохранить до глубокой старости густую шевелюру, — поучал он студентов, — брить голову. Ни перхоти, ни ломких волос». Профессору приходилось верить на слово. Он так и проблистал всю жизнь похожей на гандбольный мяч бритой головой.
Несмотря на то, что ларьков было несколько и стояли они плотным сомкнутым строем, Леонид почувствовав, что профессор Вязников идет к нему. Предстать перед знаменитым стилистом в образе торговца сомнительными спиртными радостями Павлову показалось нестерпимо стыдно. Не раздумывая, он стремительно присел за прилавок. И тут же услышал такой знакомый профессорский басок:
— Ведите себя прилично, Павлов!
Леонид почувствовал себя мальчишкой, которого застукали на лекции за игрой в «балду». И это ощущение помогло ему справиться со смущением.
Здрасте, Борис Аркадьевич! Какой сюрприз! — зачастил он, стараясь не глядеть профессору в глаза — А меня приятель попросил ларек постеречь. Встречает бабушку на Курском вокзале.
— Да, да! Бабушку…
Профессор покашлял в кулак. Посмотрел на Леонида скептически:
— Я к вам по делу.
— А как вы?.. — начал бывший студиозус, но Вязников остановил его взмахом широкой загорелой ладони. В студенческие годы за этим взмахом следовала фраза: «Напишите объяснение декану».
Я следил за вашими газетными опытами. Неплохо, неплохо. У вас дар полемиста. Хороший русский язык. Но, помилуйте, Павлов, что за лексикон вы использовали в последних статьях?! Зачем же опускаться до всех этих «тусовок», «сейшен», «упакованных» и «прикинутых»? А в очерке о тюрьме вы позволили себе ненормативную лексику.
— Это не я! — попытался оправдаться Леонид. — Завотделом, стерва, вставила!
— Хорошо, хорошо! — согласился Вязников. — Наверное, вы этим же словом назвали заведующую и в глаза. За что подверглись увольнению. Суть в другом. У меня к вам деловое предложение. Мой знакомый — крупный банкир и издатель, — слово «издатель» профессор произнес с нажимом, как всегда делал на лекциях, когда хотел, чтобы какая-то мысль или слово покрепче втемяшились в студенческие лохматые головы, — пишет мемуары. Ему нужен литературный секретарь.
— Сиречь, литзаписчик?
— Литературный секретарь, — строго повторил профессор.
— Батя, ты долго будешь у ларька отсвечивать? — поинтересовался у него одетый в джинсу парень. На большом животе представителя мелкого бизнеса красовался толстенный черный кошелек. А на кошельке — маленький латунный замочек. Демонстрируя свою начитанность, парень добавил:
— «Деньги есть — бери сыры, денег нет — сыры обратно!»
— Господин упакованный, пройдите к другой торговой точке. Здесь ревизия, — сурово отчеканил Вязников, обернувшись к джинсовому.
— Во дает! — изумился тот. И, покрутив головой, удалился без дальнейших комментариев.
— С кем поведешься! — Профессор сконфуженно улыбнулся. — Но вернемся к теме. Банкир пишет сам. Чаще надиктовывает в диктофон. Но у него нет времени рыться в архивах. Восстановить факты из биографии дедов, прадедов, уточнить генеалогию.
— Все нынче хотят стать графьями и князьями, — проворчал Леонид. — По меньшей мере — потомственными дворянами.
— Павлов! Даже в шутку не говорите «графья». Мы все любили посмеяться над одним государственным мужем. Вышучивали его, распевая «принять, занять и углубить». А итог? Так и повторяем как попугаи: принять, занять и углубить! Кто кого выучил? Теперь о моем знакомом. Его предки — люди духовного звания. И родословную свою он знает по семейным преданиям. Но ему хочется подкрепить все документально. И главное — ухватить аромат времени. Если позволите выразиться красиво.
Леонид хотел возразить — ну какой можно уловить «аромат времени» в передаче третьего лица? Но решил промолчать. Человек пришел к нему с предложением помочь, а он пререкается Да с кем? Со своим бывшим кумиром! Стилистом № 1.
— Вы поработаете в московских архивах. Съездите в Питер. В Государственный исторический архив. Мои знакомый не торопится. Рассчитывает на то, что вы поработаете с ним года полтора-два. И что самое главное — после этого получите хорошую должность в издательстве. Ну, как?
— Спасибо, Борне Аркадьевич! — растроганно сказал Леонид.
Любой должности в издательстве он предпочел бы живую работу в газете, но сейчас главное было — расстаться с проклятым ларьком.
— А как вы узнали про это? — Он кивнул на ряды бутылок.
«Молва растет, распространяясь». Думаете, вы один выпали из журналистики? Увы! Кстати, ушли не самые плохие. Принципиальные люди. Кое-кому мне уже удалось помочь.
— Я знаю ребят, которые перебиваются на пособие по безработице.
— Да, да! Ну, мне пора бежать! — заторопился профессор, словно испугался, что Павлов попросит пристроить на приличные должности всех безработных журналистов Москвы. — А вы позвоните по этим телефонам. — Он передал Леониду полоску веленевой бумаги. Визитную карточку.
БИЗНЕС НЕ ШУТКА
— Ленчик, что за ревизия? — Перед витриной возник Мурад, хозяин-кавказец. Лицо у него было тревожное. — Мне Ася просвистела — ревизор нагрянул.
Лея, красивая вальяжная блондинка лет тридцати, торговала в соседнем ларьке. Этот ларек, как и остальные четыре, принадлежал Мураду. Ася тоже принадлежала ему, но когда бывала свободна, не отказывала и другим.
— Это не ревизор. Мой бывший профессор. Преподавал стилистику. Работенку мне приглядел.
Хозяин увидел в руках у Леонида визитную карточку, прищурился, пытаясь прочесть.
— «Банк Антонов». Не слабо!
Павлов спрятал визитку в карман.
— Большой банк, Ленчик. Знаешь, я тебя и задерживать не буду. По-быстрому отчитаешься за товар. — Мурад оглядел витрину, словно уже проверял, в порядке ли его имущество. — Я тебе и должок прощу. Гуляй в банк. Может, когда и мне поможешь.
«Как он быстро просекает любой поворот событий!» — подумал Леонид и пожалел о том, что не успел спрятать визитную карточку. Но хозяин появился у ларька внезапно, словно вырос из-под земли. Он всегда так поступал. Для контроля.
— О чем ты говоришь, Мурад? Какой банк? Речь идет о работе литературным секретарем. Да и возьмут ли?
— Возьмут, возьмут!
Мурад радовался так, как будто ему самому сделали предложение работать в банке. И не каким-нибудь литсекретарем, а большим начальником. Но, оказалось, у хозяина на службу в банке имелся совсем иной взгляд.
— Вай, вай, — радовался он. — Секретарь не секретарь?! Какая разница? Если тебе предложат пыль с компьютеров сдувать — соглашайся. Главное — банк. А что такое банк? Это деньги. Ленчик!
Как ни упрощенно он рассуждал, а про то, что в банке имеются компьютеры, знал.
Павлова в болтовне хозяина обрадовало и испугало упоминание о его готовности простить должок. Миллион долга лежал на бюджете Леонида тяжелым бременем. Три месяца назад, ночью, на ларек напали заезжие гангстеры. Не столько взяли с собой, сколько разбили в пьяном кураже. Мурад аккуратно подсчитал на своем потрепанном японском калькуляторе потери. Получилось два миллиона.
Павлов знал, что никакие ссылки на плохую охрану не помогут. Почти все знакомые ларечники прошли через это. И вот Мурад пообещал остаток долга скостить. Только что он потребует взамен?
КОМОК — МОГИЛА КУЛЬТУРЫ
Торговлю «Амаретой» и беспородными водками в комке Леня Павлов вспоминал теперь как страшный сон.
Просыпаясь утром, он мог позволить себе поваляться в постели, не спеша приготовить завтрак, с удовольствием выпить хорошего кофе. В архиве Пазлов появлялся не раньше двенадцати. И в редких случаях засиживался там после шести.
Председатель правления и владелец банка «Виктор Антонов», Виктор Сергеевич Антонов поручил своему литературному секретарю только одно дело — работу в архивах. И не загружал никакой канцелярской текучкой. Деловой перепиской занимались помощник и секретарша банкира. Статьи в газеты и журналы банкир писал сам. Он любил журналистику и, как показалось Леониду, был высокого мнения о своих литературных способностях. Павлов прочел пару его статей. Большого восторга по этому поводу он не испытал, но не мог не отметить — с некоторым чувством зависти, — что Антонов умеет очень точно и убедительно излагать свои мысли. И очень логично.
Банкир подтолкнул Леонида к тому, чтобы взяться за серию о его «ларечной» эпопее. Павлов и сам подумывал об этом. Он знал теперь ларечный бизнес изнутри, досконально. Полукриминальная и криминальная среда торговцев спиртным, сомкнувших ряды с чиновничеством, поднимала вокруг себя столько мути и грязной пены, что их можно было сравнить только со зловонными помойками у станций метро и в подземных переходах.
— Я помню, в семидесятые годы, в газетах мелькнула рубрика: «Журналист меняет профессию», — сказал Антонов, услышав рассказ о том, как Леня «горбатился» на Мурада. — Считайте, что год вы находились в служебной командировке. Собирали материал. Попробуйте утереть нос теоретикам малого бизнеса, не покидающим уютных кабинетов. Кстати, один из наших вице-премьеров лет тридцать назад поработал неделю в ленинградском ресторане «Метрополь» и выдал статейку на целую полосу. Называлась статья «Я официант». Теперь вице-премьер, правда, не любит вспоминать об этом.
— Он так и остался официантом. — Леонид усмехнулся. Работая в газете, он не раз слышал о «ресторанной» карьере вице-премьера. Причем одни говорили об этом с восторгом, другие — с издевкой.
— Вы считаете, что неделя работы в «Метрополе» сыграла с ним злую шутку? — В глазах банкира блеснул лукавый огонек.
— А почему бы нет? Вы не замечаете, что я, например, стал похож на лавочника?
Антонов от души рассмеялся. И Павлову показалось, что его холодные зелено-голубые глаза потеплели.
— Нет, Леня! Вас перемолоть не успели. Да вы разве не замечали, что профессия лавочника — «чего изволите?» — в наших условиях прививается плохо?
Павлову не хотелось спорить. Иначе он напомнил бы шефу о том, как прекрасно процветает у нас эта психология. Достаточно включить любую информационную программу ТВ.
— Я вас не убедил взяться за статьи? — спросил банкир, по-своему расценив молчание Павлова.
— Убедили.
Леонид ни словом не обмолвился о том, что надежда когда-нибудь выплеснуть на газетные полосы всю боль за унижение и страх, через которые он прошел, зарабатывая на хлеб в комке, помогала ему долгими зимними ночами обслуживать ненавистных пьяниц и загулявших «быков».
Уговаривая Леонида взяться за перо, банкир имел в виду экономические проблемы малого бизнеса, а Павлова интересовали проблемы нравственные.
«Комок — могила культуры» — первая из серии статей Леонида под общим названием «Кладбище российской цивилизации» появилась в молодежной газете.
Утром — Павлов еще не успел позавтракать — позвонил Мурад. Спросил: Много тебе за статью заплатили, джигит?
— А ты прочел? — Леонид удивился. За все время, пока он торговал в ларьке и общался с Мурадом, никогда не видел у него в руках ни газет, ни книжек.
«Я делаю бизнес, — говорил Мурад. — У меня даже на картинки в «Плейбое» минутки не остается».
— Все наши читали. Еще вчера вечером. Клево написал! Только зачем о хороших бизнесменах не сказал ни слова? Мог бы меня упомянуть по старой дружбе. — Мурад рассмеялся, но смешок у него был ненатуральный, деланный. За ним ощущалась обида. — Наши передать велели — в других статьях помяни! Реклама! А лучше и не пиши совсем. Наши просили меня: узнай про гонорар. Они заплатят в десять раз больше. Сечешь? — Мурад помолчал. Потом добавил шепотом: —Только я думаю, Ленчик, ты напиши. Это между нами, да? И обязательно про меня. Хорошо, джигит?
— Я подумаю, Мурад.
ПЕРВАЯ ВЕШКА
Над статьями Павлов сидел по вечерам. А дни проводил в архивах.
Побывал уже в архиве ФСБ, в городском архиве. И как эго ни было для него удивительно, не томился от скуки.
Листая архивные папки, просматривая один за другим — до рези в глазах — микрофильмы с отснятыми документами, Леонид все больше и больше увлекался судьбой чужого ему человека.
Он выяснил, что прапрапрадед Антонова протоиерей Иоанновского Кафедрального собора в Могилеве в 1831 году сопровождал с несколькими другими священниками тело в бозе почившего Великого князя Константина Павловича из Витебска до Гатчины. Что в составе певчих печального кортежа находился еще один Антонов, ученик местной семинарии. Кем он приходился протоиерею, выяснить пока не удалось. Как не удавалось до сих пор найти документальное подтверждение того, что отец Никифор был командирован на службу в православный приход Нью-Йорка.