Когда стало темнеть, в садке у Смагина уже трепыхалось с десяток пригожих, один к одному, полукилограммовых подлещиков
Михаил Яковлевич отправил в садок еще одного сопливого и с легким сожалением подумал о том, что некому будет похвастаться добычей. А лживые ахи Утохина не пощекочут самолюбия. У него служба такая — доставлять удовольствие сановным гостям.
Клев был прекрасным, и Смагин решил ловить до тех пор, пока будет виден поплавок.
Он сменил червя, закрепил удилище на рогульках и поднялся по крутому песчаному обрыву наверх. Там, среди высоких сосен, стоял уютный шалаш. Рядом — очаг из огнеупорного кирпича.
Здесь можно было переждать дождь и без особых хлопот приготовить уху.
Смагин достал из шалаша плетеную корзину с едой. Постелил на траве пеструю салфетку. Вид бутербродов с икрой и осетриной и бутылки коньяка привел его в состояние радостного возбуждения. Смагин сразу почувствовал, что очень голоден: «Вот что значит посидеть пару часов на свежем воздухе с удочкой», — подумал он и с удовольствием выпил ароматной обжигающей жидкости.
В кармане штормовки заверещал сотовый телефон. Охранник Николай интересовался самочувствием шефа.
— Рыбалка что надо! — похвастался Михаил Яковлевич. — Останусь еще на пару часиков. А ты можешь дрыхнуть.
Он выпил еще полстакана коньяку и налил из термоса кофе.
«А сахару Людмила пожалела! — подумал Смагин о жене, сделав новый глоток. — Бережет меня от склероза!»
Он выпил кофе, убрал в корзину термос, бутылку, в которой остался» совсем немного коньяку. И вдруг почувствовал, что нестерпимо хочет спать. «Все лесной воздух. Озон. Кислородное голодание…»
Смагин блаженно улыбнулся и, положив голову на корзинку, уснул.
…Фризе подождал минут десять. Для верности. И вышел из зарослей,
Прежде всего он обернул руку платком и достал из куртки Смагина сотовый телефон и «кольт». Забросил их на середину реки. Через полчаса они уйдут в мягкое торфяное дно не меньше чем на полметра.
Потом Владимир перетащил сладко похрапывающего директора в лодку и отчалил…
…Смагин проснулся от дикой боли в затылке. Мелькнула мысль о том, что стоит открыть глаза, и голова просто взорвется. Он долго лежал и не поднимая век, прислушиваясь к ноющей боли.
Пахнуло дымком от костра. Где-то совсем рядом покрякивали утки. И тут же Смагин услышал всплеск, характерный звук бьющейся на земли большой рыбины.
Он приоткрыл глаза. Было раннее утро. Высокий мужчина в брезентовой штормовке засовывал в садок здоровенную красноперку. Михаилу Яковлевичу ни разу в жизни не удавалось вытянуть такую красавицу.
«Да ведь в этих местах красноперок нет!» — подумал директор.
Мужчина, почувствовав взгляд, обернулся:
— Проснулись?
Он аккуратно положил удилище на траву и сел на складной стульчик рядом с директором департамента.
Мужчине было лет тридцать, а может, и сорок. Удлиненное, с правильными чертами запоминающееся лицо. Тонкий, с легкой горбинкой нос, спокойный взгляд светлых холодных глаз. Михаилу Яковлевичу показалось, что глаза у незнакомца бездонные — в них не отражались даже отблески костра, потрескивающего рядом.
Несмотря на брезентовую рыбацкую штормовку и высокие резиновые сапога, мужчина выглядел здесь, на берегу, чужим, лишним. Он совсем не был похож на рыбака, хотя и выловил минуту назад чудо-красноперку.
— Со мной что-то случилось? — спросил Михаил Яковлевич и только сейчас обнаружил, что завернут в мягкий шерстяной плед. И самое главное — что речка перед ним узкая, стремительная, а не широкая, плавная. А берега пологие и заросли густыми кустами ивняка.
— Вы, наверное, крепко уснули в своей лодке. — Высокий рыбак улыбнулся и показал на красную лодку, вытащенную на отмель. На этой лодке Смагин приплыл с базы к месту рыбалки.
— А что это за место?
— Река Нерль. Километра четыре от Усолья.
— От Усолья?! — ужаснулся Смагин. — Как же это? Я ловил недалеко от Плещеева озера!
— На охотбазе?
— Да! Черт возьми!
— Далеко заплыли.
— Я спал в лодке?
Мужчина кивнул:
— Я удивился — ни удочек при вас, ни рыбы…
— Меня же давно хватились! Надо срочно позвонить. — Михаил Яковлевич сбросил плед, поднялся. Почувствовал легкое головокружение. — Что-то со мной непонятное. А где куртка?
— Это все, что на вас было! Хорошо, что ночь теплая. Я бы на вашем месте глотнул водки.
— У вас есть? — Смагин почувствовал озноб. Только не мог понять, то ли от холода, то ли от тревоги.
Мужчина достал из вещевого мешка бутылку «Московской», налил в пластмассовый стаканчик.
Как ни был расстроен Михаил Яковлевич, он с удовлетворением отметил на этикетке эмблему московского завод «Кристалл».
Водка помогла ему принять решение.
— Вы москвич?
— Да.
— На машине?
— «Жигуль» за кустами. Здесь до шоссе меньше километра и съезд к реке хороший.
— Не подкинете меня на базу? Я заплачу. — Смагин вспомнил, что в куртке были и деньги.
— О чем разговор! Какая плата? Я только соберу снасти… Возвращаться уже не буду.
Через полчаса Смагин подъезжал к базе. За всю дорогу они почти не разговаривали. Михаил Яковлевич мучительно пытался вспомнить, что произошло? А водитель не надоедал — видел, что бедолага расстроен. Только у ворот базы, когда встревоженный Утохин торопливо раскрывал ворота, а охранник Коля с криком: «Нашелся!» бежал навстречу машине от дома, Смагин протянул водителю руку и с чувством сказал:
— Спасибо! Я ваш вечный должник! Меня зовут Михаил Яковлевич Смагин.
— Владимир Фризе, — представился водитель «Жигулей».
БЛЕФ
— Ты знаешь точное значение слова «блеф»? — спросил Фризе у Пугачева, когда, накупавшись всласть на Москве-реке, они медленно брели по заросшему травой проселку к даче.
— Ну… Вот когда мы сидим за преферансом, а у меня на руках бросовая карта…
— Ладно, ладно! — Фризе рассмеялся. — Я, прежде чем спросить тебя, поставил сто к одному, что именно с этого ты и начнешь!
— И что же ты сам у себя выиграл?
— Лишнюю рюмку водки. Я сегодня утром заглянул в словарь. Блеф — по-английски обман.
— Эрудит!
— В словаре два значения. Первое, ты правильно изволил заметить, прием в игре в покер. А второе…
— Володя, ты чего разволновался? Думаешь, мы в прокуратуре так забурели, борясь с преступниками, что позабыли прописные истины?
— Нет, не думаю. Но так как я хочу предложить тебе поблефовать, то обязан напомнить второе значение этого слова: «Блеф — выдумка, обман из хвастовства или рассчитанный на запугивание».
— Кого ты хочешь запугать?
— Директора департамента по розыску родственников за границей.
— А, джип «Лендровер» с таинственным номером?
Владимир вытаращился на приятеля:
— Откуда ты знаешь?
— Не люблю, когда от меня пытаются что-то скрыть. Ты помнишь, когда я первый раз позвонил по телефону, меня послали куда подальше?
Фризе кивнул.
— Потом верный человек шепнул: джип из Корпуса охраны.
— А мне ты этого не сказал!
— Володька! В наших стенах? Ты слышал по телику заявление мэра? «У нас ведется тотальное прослушивание!» А я знаю побольше, чем он. И не перебивай меня!
В этот момент из кустов выскочили две собаки — огромная черная догиня и болонка. Догиня с лету боднула Фризе так, что он чуть не опрокинулся навзничь, а потом принялась прыгать вокруг, пытаясь лизнуть в лицо.
— Нюрка, хулиганка! — отбивался Владимир. — Что ж ты делаешь? Выпачкала, зараза.
Болонка в это время яростно облаивала Пугачева, пытаясь ухватить его за брюки.
— Так их, миленькие! Хватайте за лодыжки!
Роман Савельев, толстый, улыбающийся, шагал навстречу. Золотые цепочки на шее, голый живот, покрытый курчавыми седеющими волосами, и широченные бермуды с пальмами делали его похожим на дикаря.
«На ловца и зверь бежит, — с удовлетворением подумал Фризе. — Теперь, господин сыщик, забудьте про обиды и улыбайтесь пошире».
Они обнялись. Владимир представил Роману Пугачева.
— Мой друг Евгений. Важняк из Генеральной прокуратуры.
— Ребята, окунемся разок, и ко мне! — предложил Савельев. — Мне прислали из Астрахани такой паюсной икры!
— Старик, сегодня не получится. Нам требуется кое-что обсудить.
— Операцию «Ы»?
— Давно не виделись. Новостей поднакопилось.
Пугачев бросил на товарища быстрый, оценивающий взгляд.
— Небось, новости все под грифом «СС»? — с легкой завистью проворчал Роман. — Ты, Володька, еще не рассказал мне про тот случай. Помнишь? Кстати, когда на кабана поедем, приборчик не забудь!
Как только Роман со своими непослушными псами скрылся из виду, Пугачев спросил:
— Ты чего меня афишировать вздумал?
— В моих блеф-планах у Романа Савельева роль статиста. Но о-о-очень важного статиста! Впрочем, ты хотел о чем-то рассказать?
— Я выяснил, почему вокруг департамента с длинным названием кружатся люди из известного тебе корпуса.
— Почему?
— Строго между нами! Этой полукриминальной конторе власти предоставили «крышу». Через департамент шли большие валютные поступления в предвыборный фонд. Из этих средств платят актерам и прочей братии, разъезжающей по стране.
Получив такую информацию, я пошел к шефу. Кому платят, сколько, за что — меня не интересует. В политику я не лезу. Но откуда деньги? Биографию этих баксов хочу знать досконально.
Шеф сначала загорелся. Обещал создать следственную группу. А через пару дней сник. Сказал — повременим. Ты не знаешь, откуда деньги?
— Знаю.
…Целый час они просидели в саду, в беседке. Фризе подробно рассказал Пугачеву о том, что произошло с архивом Антонова, о наследстве Майкла Антони и смерти наследницы Ольги Сергеевны. И о многом другом. А потом изложил свой план…
— Макиавелли! — буркнул следователь, внимательно выслушав Владимира. — Если бы я не был так голоден — ни за что не согласился потакать твоим бредовым идеям. Но ты схватил меня за горло. Еще полчаса, и я умру голодной смертью. Черт с тобой! Приступаем к выполнению.
Ужинали они в столовой, при полной иллюминации. Фризе зажег большую люстру, все настольные лампы и торшеры. В надвигающихся сумерках окна дома светились так, будто хозяин давал бал.
Беседа за столом струилась непринужденно и шумно. Как быстрая речка. Исподволь, ненавязчиво завязался разговор о департаменте. Ничего существенного — только намеки.
А когда в повеселевших голосах собеседников появились азарт и раскованность людей, не отказывающих себе в удовольствии почаще наполнить стаканы, Фризе сказал:
— Дружище, ты очень удивишься, но в прошлую субботу я встретил на рыбалке Смагина!
— Какого Смагина?
— Смагина Михаила Яковлевича. Директора интересующего нас департамента.
— Чушь!
— Клянусь. Того самого!
— И, конечно, встретил случайно? — Пугачев расхохотался. — Не верю. Этот тип наверняка шастает по госзаповедникам. С кучей охранников.
— Он был один. И сильно подшофе.
— Надо было его макнуть и не вытаскивать. Вот было бы смеху! Решились бы все проблемы с этой чертовой конторой.
— Ты, Пугачев, не важняк, а наивняк! Пришел бы другой… Ладно! Смех смехом, но рыбалка оказалась полезной. Что у трезвого на уме…
— Ты его прижал?
— Чего ради? Если человеку хочется излить душу, надо внимательно слушать. Он даже не подозревал, кто перед ним.
— Чушь! — опять повторил Пугачев. — А где была охрана?
— Заладил: чушь, чушь! А если человек устает от охраны? Хочет побыть один, наедине с природой?
— Он уединяется — и тут же из кустов вылезает частный детектив Фризе! — Пугачев засмеялся. — Ладно. Пользуйся моей доверчивостью. Что тебе выболтал этот тип?
— Подтвердил догадки о манипуляциях с крупными наследствами.
— И признался в убийствах? Не верю!
— Помнишь лекции Хоттабыча?
— По судебной психиатрии?
— Угу. Как же его фамилия? Всех профессоров по имени-отчеству помню, а Хоттабыча нет! До чего прилипучее прозвище!
— Зачем он тебе понадобился?
— Хочу его процитировать.
— Не старайся: «Убийца тоже человек. Бывают минуты, когда ему нестерпимо хочется излить душу первому встречному. Особенно по пьянке»
— Помнишь?!
— Тс-с! Мало ли лапши навесили на наши студенческие уши! Смагин же сам не убивал? Да и тебя вряд ли принял за случайного простака, которому можно выболтать свои секреты.
— Но принял! — веско сказал Владимир. — Что-то мы разболтались. Пора промочить горло. Ты не хочешь виски?
— Нет. Только коньяк.
Они чокнулись.
— Ты прав. Зачем ему убивать? У него «на зарплате» киллеры. Молодых баб, его информаторов, копающихся в архивах, интересуют только баксы. Криминальных подробностей они могут и не знать. Но теперь подробности знаю я. И могу поделиться с тобой.
— На пустых разговорах дело не построишь!
— Ну-ну! Посмотрим, что ты скажешь, прочитав эти странички!
Фризе поднялся из-за стола, демонстративно гремя ключами и стальными дверцами, открыл сейф, в котором хранились его охотничьи ружья. Достал с полки несколько страничек машинописного текста.
— Читай, старина!
На этих страницах Владимир изложил все известные ему факты по делу об убийствах Павлова и Таисии Игнатьевны. Об угрозах Елене Стольниковой. О пропаже документов из архива и о том, что случилось с Ольгой Сергеевной Антоновой, когда она проявила интерес к наследству дядюшки.
У документа был один существенный изъян — большую часть его составляли не факты, а предположения.
Но Пугачев блестяще исполнил свою роль:
— Черт! Он тебе и об этом сказал? Так, так, так! Назвал фамилию «верхолаза»? Потрясающе! Да он просто сумасшедший! Выболтать такие вещи первому встречному. В это я никогда не поверю! Ты прижигал ему паяльником пятки?! Нет, братец, в эти игры я не играю. Дело никогда не дойдет до суда. На стадии предварительного следствия Смагин заявит, что оговорил себя под пыткой. И как я буду после этого выглядеть? Все это беллетристика!
— А если я прокручу тебе пленку с записью?
— У тебя есть запись? — Голос у Пугачева прозвучал совсем трезво. — И ты мне вкручиваешь, что встретил Смагина на рыбалке случайно?
— Разве это имеет значение?
— Имеет. Но пленку я хочу прослушать.
— Она у меня спрятана понадежнее. Подожди пару минут.
Владимир с удовольствием погремел дверцами сейфа, заделанного в стену спальни. Как и в прошлый раз, когда они были здесь с Юлей, показал язык ночнику. Подумал: «Клюнут? Или мы сыграли спектакль впустую? Без слушателей?»
— У тебя есть портативный магнитофон? — совсем тихо спросил Пугачев, когда Владимир появился в столовой.
— Зачем?
— Береженого Бог бережет. Выйдем из дома.
Вместо магнитофона и кассеты они взяли с coбой бутылки и рюмки. Фризе — ополовиненный «Бурбон», Пугачев — длинную бутылку «Метаксы».
Когда минут через сорок вернулись в дом, следователь сказал удовлетворенно:
— Сейчас позвоню шефу.
Фризе затея не понравилась. Но приятель оказался на высоте:
— Александр Александрович, Пугачев беспокоит. В деле появились новые обстоятельства… — Наверное, шеф спросил, какие? Потому что Пугачев ответил: — Я не мог бы доложить об этом завтра утром? Лично. Спасибо. Спокойной ночи!
Положив трубку, он сказал:
— Завтра в девять прокручу ему эти откровения. У тебя есть копия?
— Конечно. Одна на хранении в банке.
Пугачев, улыбаясь во весь рот, написал на листке бумаги: «Шефа целый день не было в «конторе», а новости о Кравцове узнать хотелось. Вот он и передал через помощника, чтобы я позвонил вечером. Ничего, потерпит до утра».
Кравцова, председателя питерского Законодательного Собрания, обвиняли в получении крупной взятки, а Пугачев входил в следственную бригаду.
«Интересно, кому первому дадут послушать разговор? — подумал Фризе — Смагину? Или той службе, которая его опекает? Если клюнут — господину директору будет горячо! Уже завтра с утра».