Но Урк не смолкал. Он, как хранитель преданий, чувствовал себя в своей стихии; он был главным жрецом и руководителем всех обрядов племени и считал малейшее отступление от традиций смертным грехом.
Возмущенным дребезжащим голосом он заявил, что все малейшие обряды должны быть выполнены. Не то он не будет иметь права на полагающиеся ему в виде гонорара одежду и вооружение побежденного. При этом он жадно взглянул на странную секиру, подобной которой ему никогда не случалось видеть; взглянул жадно, хотя его сморщенные руки вряд ли могли бы занести секиру для удара. Он громко заявил, что когда-то, в дни своей молодости, помогал отцу, бывшему колдуном племени до него, в подобном же деле и что на нем и сейчас надет плащ, снятый тогда с трупа побежденного.
И он указал на облезлую и лоснящуюся шкуру на плечах. Он добавил, что, если его сейчас перебьют, он предаст нарушителя обряда самому страшному проклятию, какое сможет придумать. Наверное, оба слушающие его прекрасно понимают, что из этого последует.
Ви выслушал и промолчал. Но Хенга проревел:
— Так поторопись, старый дурак. Я начинаю зябнуть, и скоро будет слишком темно, так что я не смогу изуродовать этого малого так, чтобы собственные псы его не узнали.
Тогда Урк стал излагать причины, заставившие Ви послать Хенге вызов.
Разозленный наименованием «старый дурак», он излагал эти причины особенно ядовито. Рассказал, что, по мнению Ви, Хенга угнетает народ, и привел немало ярких и убедительных примеров этого угнетения. Рассказал о похищении Хенгой дочери Ви Фои и об убийстве ее. Разгоряченный собственными словами, он стал выкладывать еще новые обвинения, уже непосредственно не связанные с Ви.
Тут Хенга не выдержал, подскочил к старику и ткнул его ногой в живот так, что тот отлетел на несколько шагов.
Урк поднялся и, прихрамывая, отошел в сторону, призывая на голову Хенги все мыслимые и немыслимые проклятия.
Хенга скинул тигровую шкуру, которую унес один из рабов, Ви сбросил с плеч свой плащ.
Взявший у него плащ Паг шепнул:
— Поберегись! Он что-то прячет в правой руке. Он хочет сплутовать.
Затем он проковылял в сторону с плащом в руке.
Великан и охотник остались в пяти шагах друг от друга.
В то время как Паг отходил, Хенга поднял руку и с невероятной силой метнул в Ви кремневый нож с рукоятью из китового уса, нож, который он до сих пор прятал в своей огромной лапе. Но Ви был предупрежден и с криком «Нечисто!» отскочил в сторону и припал к земле так, что нож просвистел у него над головой.
В следующее мгновение он вскочил и бросился на Хенгу, который схватил дубину обеими руками и занес ее над головой, чтобы одним ударом сокрушить противника.
Прежде чем удар был нанесен, Ви, вспомнив совет Пага, ударил сам изо всей силы. Хенга подставил дубину, чтобы прикрыть голову. Секира Ви встретила дубину на самой ее середине, и острая сталь пробила толстое дерево, так что большая часть дубины упала наземь. Видевший это народ закричал от удивления.
Хенга швырнул рукоять в Ви, попал ему в голову и, в то время как Ви отскочил, поднял толстый конец дубины. Ви остановился на мгновение, чтобы стереть кровь от пореза на лбу, заливавшую ему глаза. Затем он вновь бросился на Хенгу и, держась на расстоянии, недоступном для укороченной дубины, попытался ударить великана по колену, как советовал Паг. Но руки у Хенги были неимоверно длинные, а рукоять секиры Ви была короткая, так что задача оказалась нелегкой. Наконец ему удалось попасть. Правда, он не повредил ни одного сухожилия, но секира врезалась в ногу Хенги повыше колена так глубоко, что Хенга взревел от боли.
Обезумевший от ярости великан решил изменить план. Отшвырнув дубину, он, в то время как Ви выпрямлялся после удара, прыгнул на противника, обхватил его могучими руками и, надеясь переломать ему ребра или задушить насмерть, стал давить, как медведь.
Они начали бороться.
— Все кончено, — сказал Уока. — Человек, которого Хенга обхватил руками, — мертв.
Стоявший рядом с ним Паг ударил его по рту и крикнул:
— Так ли это?! Смотри, Вещун, смотри!
В это время Ви выскользнул из объятий Хенги, как угорь выскальзывает из руки ребенка. Хенга поймал его за волосы, но волосы Ви были обрезаны коротко и натерты тюленьим жиром, так что удержать их Хенге не удалось. Тогда великан ударил его кулаком с такой силой, что нанесенный в лоб удар свалил Ви наземь. Хенга, не давая противнику встать, навалился на него, и оба покатились по песку.
Никогда до сих пор не видало племя подобного боя, и никакие предания не говорили ни о чем схожем. Они извивались, корчились, хватали друг друга, катались по земле, то один оказывался наверху, то другой. Хенга пытался ухватить Ви за горло, но руки его скользили по натертой тюленьим жиром коже. Охотник каждый раз ускользал от смертельных объятий и даже несколько раз улучил возможность нанести Хенге удар кулаком.
Но вот оба они поднялись, причем руки великана все еще обхватывали Ви. Хенга боялся выпустить противника, потому что был безоружен, а секира по-прежнему висела на кисти Ви. Они боролись, передвигаясь то взад, то вперед, покрытые кровью, песком и потом.
Зрители только качали головами и дивились, как может человек устоять против тяжести и силы Хенги. Но Паг, замечающий все своим единственным глазом, шепнул Ааке, которая, в тревоге и страхе забыв ненависть, прижималась к нему:
— Приободрись, женщина. Лосось не прошел даром. Смотри, Хенга устает.
Паг не ошибался.
Объятия великана ослабевали, дыхание его тяжелело и гулко прерывалось; более того, стала дрожать нога, на которую обрушился удар секиры Ви, так что Хенга не смел больше опираться на эту ногу. Однако, страшным напряжением собрав все свои силы, он отбросил от себя Ви так яростно, что тот свалился наземь и лежал с мгновение неподвижный, точно был оглушен или из него вышибли дух.
Тогда Моананга громко простонал, ожидая, что вот-вот Хенга вскочит на неподвижно распростертое тело врага и насмерть растопчет его.
Но с Хенгой случилось что-то странное. Казалось, его охватил внезапный ужас. А может быть, он решил, что его противник мертв.
Как бы то ни было, он не дожидался, но присмотрелся, повернул и стремглав побежал к пещере.
Ви пришел в себя или же попросту перевел дыхание, потом присел и взглянул ему вслед. Затем с криком вскочил на ноги и бросился вслед за Хенгой, а за ним устремилось все племя. Да, даже Урк Престарелый ковылял следом, опираясь на свой жреческий посох.
Между Хенгой и его преследователем лежало немалое расстояние. Но с каждым шагом раненая нога убегавшего слабела, а Ви гнался за ним с быстротой оленя. У самого устья пещеры он перехватил вождя, и сбежавшийся народ увидел, как сверкнул занесенный топор и услышал, как ударилась блестящая сталь в спину Хенге и как Хенга грохнулся наземь. Оба исчезли в тени пещеры, а собравшийся снаружи народ ожидал исхода, каков бы он ни был.
Недолгий срок спустя что-то зашевелилось в темноте; из пещеры кто-то вышел.
Это был Ви, в руках у него было что-то странное, и окровавленный топор все еще свисал с его правой руки. Он, шатаясь, прошел вперед; луч заходящего солнца пробился сквозь туман и упал на Ви и на то, что он нес.
То была огромная голова Хенги.
С мгновение Ви стоял тихо и неподвижно, точно задумался, а собравшиеся криком приветствовали его как в бою добывшего звание вождя. Неожиданно он закачался, потерял сознание и тяжело опустился на руки Пага, который, заметив, что Ви слабеет, успел пробиться сквозь толпу и подскочить как раз вовремя, чтобы подхватить падающего.
* * *
Ви перенесли в пещеру, так как туда было ближе всего.
Труп павшего великана Хенги выволокли оттуда, точно это был труп собаки. Затем, по давно выраженному желанию Ви, труп отнесли к подножию глетчера и положили — по обету Ви — там как жертву Ледяным богам. Но только несколько человек из племени, те, которые больше всего пострадали от Хенги и которые больше всех ненавидели его, завладели его мертвой головой. Неподалеку стояла мертвая сосна, вершина которой была сожжена молнией. Эти люди вскарабкались на дерево и насадили отрубленную голову на один из зубцов покосившегося ствола. Там голова и осталась; длинные волосы ее трепались по ветру, и пустые глазницы смотрели вниз на хижины.
Войдя в пещеру, обнаружили, что все огромное обиталище полно женщин, которые, хотя Ви еще был без сознания, торопливо выражали преданность и покорность своему будущему господину и повелителю, сгрудились и копошились вокруг него, покуда Паг при помощи Моананги и других не выгнал их вон, говоря, что если вождь Ви захочет увидать какую-нибудь из женщин, он пошлет за ней.
— Впрочем, — добавил он, — по-моему, это маловероятно. Ведь вы все безобразны.
Последнее было сущей неправдой. Женщины разошлись искать убежища где придется и сердились на Пага. Сердились главным образом на то, что он назвал их уродливыми, а не на то, что выгнал их. Они прекрасно понимали, что иначе он и не мог поступить, ведь они были женами Хенги и могли отравить Ви или постараться как-нибудь иначе прикончить его. Естественно, что им нельзя было доверять.
Ви опустили на ложе Хенги, в боковой пещере, возле ярко пылающего огня. Тот скоро оправился от обморока, напился воды, поданной ему одним из рабов (их не выгнали вместе с женщинами), и в первую очередь подозвал Фо, которого нежно поцеловал. Затем позвал Пага и приказал ему привести Ааку. Но Аака, узнав, что ее муж оправился и в общем пострадал не сильно, ушла, сказав, что должна присмотреть за огнем у себя в хижине и вернется сюда утром.
Итак, Паг и Моананга накормили Ви тем, что нашлось в пещере; в том числе оказались остатки лосося, которые Хенга собирался съесть после боя. Наевшись, Ви повернулся и заснул, так как настолько утомился, что не в силах был даже говорить. Фо примостился на ложе рядом с отцом и последовал его примеру.
* * *
Ви проспал всю ночь и, проснувшись поутру, оказался в одиночестве, так как Фо ушел.
Он чувствовал, что все тело его затекло и одеревенело, что на затылке ноет шишка, вскочившая, когда он стукнулся головой оземь после удара Хенги. Вообще все тело ломило от ужасных объятий великана. На лбу обозначился глубокий порез, рваная рана осталась от рукоятки дубины; вся кожа была исцарапана когтями Хенги. Впрочем, он чувствовал, что все кости целы и что опасного вообще ничего нет. И сердце его наполнила радость, что все окончилось именно так, а не наоборот; ведь вчера не Хенга, а он, его труп, мог быть отдан волкам на съедение.
Он ощущал радость и благодарность.
Благодарность кому? Кому обязан он тем, что уцелел? Ледяным богам? Возможно. Если так — он благодарен им, ведь он не желал умереть и предвидел, что ему предстоит немало работы для народа. Да и Ледяные боги казались ужасно далекими и страшно холодными. Правда, камень упал, но это могло произойти и случайно. Так что он вообще не в состоянии был разрешить вопрос, интересуются ли боги хоть сколько-нибудь им и его участью. Паг считал, что богов вообще не существует; возможно, что он прав. Ясно пока было лишь только то, что, не вмешайся Паг в дело, Ледяные боги не спасли бы его вчера от смерти, не дали бы ему победы над великаном Хенгой, над сильнейшим человеком, которого когда-либо знало племя. А о силе, равной силе Хенги, ничего не говорилось даже Урком и теми другими, кто длинными зимними ночами складывает песни и выдумывает разные рассказы. Ведь Хенга однажды поймал дикого буйвола за рога и голыми руками свернул ему шею.
Все сделал Паг.
Это Паг натер ему все тело тюленьим жиром и коротко обрезал волосы, чтобы Хенга не смог ухватить его. Это Паг сделал и подарил ему чудодейственный топор, блестящую секиру, которая еще и до сих пор покоилась на ложе рядом с ним, секиру, при помощи которой ему удалось уложить Хенгу на месте (Паг уже объяснил, откуда эта секира). И еще раз: это Паг воодушевил и вдохновил его к борьбе, внушая ему уверенность, что в нынешний раз он одержит серьезную и большую победу. Эти слова Пага Ви помнил все время и все время твердил их про себя, даже в те мгновения, когда казалось, что все кончено.
Но теперь Хенга мертв.
Он не просто был сбит с ног ударом секиры, но и после этого дважды метнулся блестящий «камень», и голова отлетела от толстой шеи. За Фою отомщено, Фо и Аака спасены, а он, Ви, — повелитель пещеры и вождь племени. И потому Ви поклялся, что Паг, хотя бы трижды называли его карликом, уродом и отщепенцем, должен непременно быть всегда возможно ближе к Ви. В этом он поклялся, поклялся сделать Пага своим советникам, хотя знал, что ревнивой Ааке еще более тесная дружба с Пагом будет не по сердцу.
Лежа и размышляя подобным образом, Ви заметил при скупо попадающем в пещеру свете, что трое из числа женщин — самые молодые и самые красивые — вернулись в прежнее жилище и стоят в некотором отдалении, переговариваясь и поглядывая на Ви. Наконец они пришли к какому-то решению; они спокойно направились к нему, и Ви судорожно ухватил секиру. Увидев, что Ви бодрствует и глаза его открыты, они стали на колени, коснулись лбами земли, назвали Ви господином и повелителем и сказали, что желают остаться у него, ибо он столь велик и могуч, что убил Хенгу, и поклялись всегда быть ему верными.
Ви слушал их удивленно, не зная, что ответить. Меньше всего на свете он желал сделать этих женщин своими домочадцами, хотя бы уже по той простой причине, что все, к чему Хенга имел касательство, было ему отвратительно. Но Ви был человек мягкосердечный и не хотел сказать это грубо.
В то время как он подыскивал смягчающие обиду выражения, одна из женщин, не поднимаясь с колен, проползла вперед, взяла его руку, приложила ее ко лбу и поцеловала.
В это мгновение появились Аака и Паг.
Женщины вскочили, отбежали на несколько шагов, сбились в кучу, а Паг хрипло расхохотался.
Аака же выпрямилась во весь свой рост и сказала возмущенно:
— Видно, ты быстро освоился в новом жилище, о муж мой. Вот уже наложницы Хенги с любовью целуют тебя.
— С любовью! — удивленно воскликнул Ви. — Да гожусь ли я для любви? Эти женщины явились сами. Я не звал их и не посылал за ними.
— О да, несомненно, они явились сами, так как знали, что их приход будут приветствовать, о муж мой. А может быть, они вообще и не уходили отсюда? По правде говоря, мне начинает казаться, что в пещере вождя для меня вообще не будет места. Но этому я только рада; собственный дом милее, чем эта темная дыра.
— Но я не раз слыхал, как ты в зимние холодные ночи, когда ветер бушевал в хижине, говорила, что хорошо было бы лежать в теплой и уютной пещере вождя.
— Разве? Ну, значит, в таком случае, теперь я этого не думаю. Ведь в те времена я не видала пещеры, так как не принадлежала к числу домочадцев Хенги.
— Замолчи, женщина, — сказал Паг. — Давай лучше узнаем, как себя чувствует вождь Ви. А этих рабынь я уже раз прогнал отсюда и сегодня сделаю то же. Вождь, мы принесли тебе пищу. Ты в состоянии есть?
— Кажется, да, если только Аака поднимет меня.
Аака разгневанно взглянула на женщин и еще более сердито посмотрела на Пага, так что Ви решил, что она откажется. Но, если даже и было так, она переменила решение и поддержала Ви, который был еще слишком слаб, для того чтобы сидеть без посторонней помощи. Вернувшийся Фо кормил его, все время болтая о вчерашнем сражении.
— А ты не боялся за отца? — спросил его Ви под конец. — Ведь мне пришлось бороться с великаном, с человеком, чуть ли не вдвое больше меня ростом.
— Вовсе не боялся, — весело отвечал Фо. — Паг сказал мне, что ты одержишь победу, так что мне нечего было пугаться. А Паг всегда бывает прав. Впрочем, — добавил он, покачивая головой, — когда я увидел, что ты лежишь на земле и не шевелишься и Хенга вот-вот набросится на тебя, мне показалось было на мгновение, что и Паг может один раз ошибиться.
Ви рассмеялся, с трудом поднял руку и погладил курчавую голову Фо. Стоявший в отдалении Паг глухо проворчал сквозь зубы:
— Никогда больше не думай, что я ошибаюсь. Бог живет только верой своих поклонников.
Этих слов Фо не понял.
Аака тоже ничего не поняла в этих словах, но догадалась, что Паг сравнивает себя с богом, и от этого на ее нахмуренном лице появилось выражение злобы и ненависти. Она верила на свой лад — так, как верили до нее ее предки и как они научили ее, и не любила легкомысленных разговоров о богах. Тем более не любила, что если боги в действительности существуют, то их — по ее мнению — нужно бояться. Правда, она послала Ви молиться Ледяным богам, которым он верил, и ожидать знака, который они подадут, — упавшего камня. Но послала она его потому, что пришла к убеждению, что наступила пора ему сражаться с Хенгой и отомстить за убитую Фою, по крайней мере, приложить к этому все старания, даже рискуя жизнью. Тем более что она твердо знала, что в это время года, на рассвете, почти всегда с усеянной валунами вершины глетчера падают камни. Знала она также, что Ви с места не сойдет, покуда не дождется знака. Более того, она была убеждена (позаботилась об этом), что в это утро один, а то и несколько камней упадет с глетчера.