— Об этом я не могу сказать ничего определенного, — ответил Нахор, который уже начал беспокоиться. — Но я проверю правдивость этих сведений, прежде чем осмелюсь снова заговорить об этом в присутствии моего божественного властелина.
Сети правильно понял слова чиновника: о результатах своего дознания тот сообщит сначала своему непосредственному господину, Рамсесу. Сети постарался обуздать нетерпение.
— Я испрошу у нашего светлейшего царя разрешения ознакомиться с результатами твоих изысканий незамедлительно, как только они будут ему предоставлены, — сказал он.
За ним осталось последнее слово: если Нахор считал, что сможет вести расследование не торопясь, как ему вздумается, он попал пальцем в небо. Вопрос касался династии, и Сети был заинтересован в этом деле даже больше, чем его отец Рамсес.
— Известно ли, у кого живет этот Птахмос? — спросил Сети.
На этот раз Нахор вздрогнул: оказывается, Сети знает очень много, даже имя предполагаемого принца. Но откуда он черпает свои сведения? Чиновник был не на шутку встревожен.
— Я не знаю, мой досточтимый повелитель.
— Я попрошу моего божественного отца дать указание ускорить это расследование, — заключил Сети решительным тоном, но так, чтобы все же не обидеть Нахора. — Можешь идти.
Вошедший в зал писец Царского Дома объявил, что божественный монарх желает видеть сына. Сети торопливо вышел, увлекая за собой своих секретарей и писцов. Па-Рамессу незаметно приоткрыл створку шкафа и увидел, что в зале остался только один писец, который был занят тем, что наполнял чернильницы. Вот незадача! Па-Рамессу задыхался в своем укрытии. Когда мальчик-писец наконец управился с работой и ушел, Па-Рамессу бегом вернулся на террасу. Он был доволен собой. Его догадка подтвердилась — отец отнесся к делу со всей серьезностью.
* * *
Фрустрация — несъедобный плод, вызревающий в подземных, а потому страшных пещерах, на деревьях с изуродованными стволами и кроной. Презираемый даже гиенами, он падает на землю всегда некстати, когда перезревает. Он обрызгивает находящихся поблизости людей своим зловонным соком, и от этого они почему-то становятся грубыми. Па-Рамессу же вкусил этого плода предостаточно.
Дни текли по привычному для сезона руслу, отмеченному придуманными людьми, всегда исключительно мужчинами, церемониями. Через неделю после коронации Рамсеса его сын стал визирем и соправителем и в ходе церемонии введения в должность получил ожерелье — символ своих полномочий.
За этим последовала бесконечная череда официальных мероприятий и пиршеств, в которых Сети пришлось принимать участие. Все наместники и верховные жрецы из провинций, от номархов Хнума [9]и приграничных с Кушем земель до правителей номов [10]Нижнего Египта и побережья Великого Зеленого моря, прибыли в Уасет. Не явись они туда, все подумали бы, что их попросту не существует на свете. Присутствие же, напротив, давало шанс продвинуться по службе. Во всем Уасете не осталось ни единой свободной кровати, и с наступлением темноты храмы и кварталы писцов превращались в общие спальни.
Туи и Тийи каждый день подолгу наряжались, а после проводили время в обществе супруг своих гостей.
Па-Семоссу практически превратился в невидимку: как только заканчивались занятия с наставником, мальчик убегал туда, где его ждали сыновья все тех же гостей, и они устраивали соревнования по стрельбе из лука. Правда, когда один из юнцов чуть не вышиб стрелой глаз стражнику, их отправили развлекаться подальше от жилых помещений.
Чаще всего Па-Рамессу обедал в одиночестве. Кроме Тиа, наставника, поговорить было не с кем, поэтому мальчик отчаянно скучал. Предупредительный от природы, Тиа всячески пытался сгладить углы подлинной жизни из опасения, что окружающие, а особенно его воспитанник, могут о них пораниться. Этим же объяснялась его склонность говорить неправду, когда того требовал долг или побуждало то, что принято называть благими намерениями. Каждый раз, когда Па-Рамессу заговаривал о Птахмосе, наставник прибегал к уверткам, чтобы не продолжать разговор.
Потом пришел черед праздника Опет, знаменовавшего посещение богом Амоном своего Южного Гарема, и Сети снова исчез на много дней.
Все это, конечно, было замечательно, но пока никто ничего не сделал для того, чтобы раскрыть тайну принца Птахмоса.
И Па-Рамессу снова погрузился в исследование царского дворца.
Ничего другого ему не оставалось. Дворец был его владением, но в то же время и его тюрьмой. Мальчик не мог покинуть его пределы, чтобы исследовать находящийся по соседству город. Слишком долгое отсутствие вызвало бы у взрослых неописуемое беспокойство, и тогда за ним по пятам стал бы ходить целый отряд писцов, куда и когда бы он ни отправился.
* * *
В первый день из обрывков чужих разговоров мальчик не узнал ничего, что стоило бы писцам увековечить на свитках. Старшая дочь второго жреца храма Хнума влюбилась в командира лучников и предается с ним блуду в саду дворца; номарх Уауата проводит большую часть времени в трактирах с танцовщицами в компании девушек, едва достигших половой зрелости, и тратит на них большие деньги; первый писец номарха Ипет-Сут живет вместе со вторым писцом…
Взрослые даже не догадываются, до чего смехотворной кажется детям пустая болтовня, которой они занимаются с удовольствием, особенно когда речь идет о плотских утехах. Ребенок намного лучше, чем полагают старшие, и даже чем будет казаться ему самому потом, когда он станет вспоминать свое детство, разбирается в отношениях полов, хотя сам в этих играх в силу возраста не участвует. Он понимает, что все взрослые это делают, и с безжалостностью и прозорливостью оценивает степень их распущенности. Это волнует им кровь? Ну и на здоровье! Жеманство девицы и горделивое самолюбование ее возлюбленного казались ему такими же забавными, как исступленные попытки кота поймать мышку, с той только разницей, что у людей роли более неоднозначные, зачастую двойственные. Довольно долго он наблюдал за попытками одной служанки, занимавшейся париками принцесс, то есть его матери и сестры, прельстить парня крепкого сложения из числа слуг, следящих за порядком в гардеробе отца. Чем не кошки-мышки? Поэтому нарушения неписаных правил, регулирующих отношения между полами, которым его еще никто не учил, он отмечал инстинктивно, находя это весьма занятным. Сам он хотел узнать только одно: кто такой этот Птахмос и где он сейчас.
Из-за этой навязчивой идеи все чувства его обострились. Но никто из тех, чьи разговоры он подслушивал во время своих странствий по коридорам дворца, ни разу не упомянул о его сопернике, реальном или вымышленном.
На третий день произошло то, что заставило его на время забыть о своих исследованиях. Оказавшись в подвале под казармой, который сообщался с дворцом с помощью одного-единственного коридора, мальчик услышал голоса нескольких мужчин. Веселая болтовня, запах мясного рагу с луком и бульканье какого-то напитка свидетельствовали о том, что в комнате происходит дружеская трапеза. Дверь в комнату была приоткрыта. Па-Рамессу предусмотрительно заглянул в щель: шестеро мужчин с обнаженными торсами сидели на земляном полу, поджав под себя ноги, вокруг подноса с едой.
— Еще пива?
— Наливай!
— Нужно что-нибудь пожертвовать Хору. Полет сокола нагнал на управляющего страху!
— Еще бы!
— Он был рад взять тебя обратно.
— Я не виновен.
— Виновен или нет, тебе бы ни за что не вернуться в конюшню, если бы не приказ нового визиря, Сети.
Слух Па-Рамессу настолько обострился, что он стал слышать, как мышка, сидящая в своей норе.
— Не хочешь нам открыть секрет, как ты умудрился попасть в немилость?
— Почему же, я расскажу. Кто-то донес на меня, вот и весь секрет.
Последовала пауза.
Па-Рамессу пробежался взглядом по сотрапезникам и, конечно же, не мог не заметить, что у того, кто сидел ближе к двери, спина исчерчена рубцами. Они были довольно свежими. Со временем эти шрамы, конечно, станут менее заметны, но сейчас они сразу бросались в глаза. Значит, это тот самый офицер царских конюшен, за казнью которого он наблюдал много недель назад.
— Хорамес, может, ты и прав и никакого секрета в этом нет. Но ты наш друг, мы тебя любим, поэтому хотим сказать, что о тебе ходят занятные слухи.
— Во имя нашей дружбы прошу вас оставить их при себе. Не хочу даже слушать, — решительно заявил Хорамес. — Если я буду слушать эти сплетни, Херу, кто-нибудь потом скажет, что тем самым я даю повод думать, что все это правда.
И снова все на какое-то время замолчали.
— Спасибо за угощение и за теплый прием, — сказал Хорамес, вставая. — Теперь мне пора заняться выездкой жеребят.
Он подхватил свою перевязь и вышел из помещения, не заметив следившего за ними мальчишки: несколько служанок с корзинами грязного белья как раз в это мгновение проходили в противоположном направлении, закрыв собой любопытного Па-Рамессу. Коридор снова опустел, и мальчик остался один. Он подошел к двери и стал смотреть в щель. Пятеро оставшихся офицеров конюшен сидели, потягивая пиво. Лица у них были угрюмые.
— У него не выйдет все время открещиваться от слухов, — сказал один.
— А почему бы и нет? Со временем все забудется. Он поступает мудро.
— Как думаешь, они дошли до ушей фараона?
— Фараон своим указом помиловал Хорамеса.
— Это не значит, что до него дошли слухи. Он помиловал Хорамеса, потому что понял: тот стал жертвой клеветников. При этом он может и не знать, почему это случилось.
— Донос — месть военачальника Пехора. Он был доверенным лицом Хоремхеба и без конца сокрушался, что у фараона нет детей.
— Умолкни, Нусес, и у стен есть уши!
— Ты можешь заткнуть рот мне, но правде рот не заткнешь! Хорамесу поручили сделать ребенка Царской супруге, Мутнеджмет, дочке фараона Аи. Он не справился с заданием. Если бы все случилось по-другому, династия Хоремхеба сохранила бы трон. Пехор стал бы визирем. Теперь у него нет никаких шансов. И все потому, что семя Хорамеса не оплодотворило супругу Хоремхеба.
— Умолкни, говорю тебе!
— Неужели ты предпочитаешь быть служителем лжи? Когда это правда была преступной? Мы все прекрасно знаем, что в Хет-Ка-Птахе Хорамес влюбился во внучку Эхнатона, Нефернеферуру, и она понесла от него…
— Во имя Тота, закрой рот!
— И от их связи родился мальчик. И имя этого мальчика вам тоже известно: Птахмос.
— Если кто-то нас подслушает, мы все пойдем на корм Апопу!
Сердце Па-Рамессу билось так, словно хотело выскочить из груди. Вот оно что! Хорамес — отец Птахмоса!
— Все это, — продолжал говорливый офицер по имени Нусес, — будет иметь значение, если жрецы всей страны, как Верхних земель, так и Нижних, не захотят видеть на троне человека, в котором нет и капли царской крови и который, следовательно, не может быть божеством. Некоторые из них проявляют интерес к судьбе этого принца крови, которого зовут Птахмос, а может, и мечтают возвести его на престол. Вы заблуждаетесь, если думаете, что молва распространяется сама собой!
— Ты, конечно, прав, приятель! — оборвал его другой офицер. — Только ты забываешь, что власть Хоремхеба зижделась на нас, военных, как и власть нынешнего фараона, Рамсеса. Мы заодно с фараоном, и не в наших интересах распространять слухи о существовании принца — наследника предыдущей династии. Мы еще не забыли, что во времена правления Эхнатона и юного Тутанхамона эта страна стала разваливаться, как старая повозка! Вот почему мы просим тебя заткнуться!
— И нам не хочется стоять во дворе казармы и смотреть, как тебя будут сечь бичом, — добавил офицер по имени Херу.
— Хотите, я кое-что вам расскажу? — никак не желал угомониться Нусес. — На вашем месте я бы спросил себя, не заслужу ли наказания за то, что не поторопился уведомить визиря о существовании принца, отпрыска предыдущей династии.
Такой аргумент заставил всех на какое-то время замолчать.
— Но что ты собираешься предпринять? — спросил один из офицеров.
— Пока я ничего не собираюсь предпринимать, я думаю. Я не стану уподобляться женщине, которая жалуется на палку своего мужа!
И Нусес наполнил свою кружку пивом.
— Я думаю, нам надо вести себя осмотрительно, — произнес другой офицер. — Ты сам сказал, Херу: то, что говорят о принце, — всего лишь слухи. Но слухи — дело опасное. Мы сейчас похожи на детей, которые играют скорпионами.
Па-Рамессу инстинктивно посмотрел себе под ноги.
— Послушайте-ка, что вам говорит воплощенная мудрость! — насмешливо отозвался Нусес. — Разве не сам Верховный жрец храма Птаха рассказал нашему другу Херу об этом принце Птахмосе, уточнив, кто его отец и кем была его мать? Нам пора, друзья мои, хватит пережевывать одно и то же! — добавил он, вставая.
Нусес уже у двери остановился и сказал:
— На месте Хорамеса я бы волновался только об одном.
— О чем же это? — спросил кто-то из офицеров.
— О том, что эти так называемые слухи могут подняться так высоко, что жизнь принца Птахмоса окажется под угрозой. Не забывайте, он вполне может стать претендентом на престол.
Па-Рамессу не стал слушать дальше: не помня себя от страха, мальчик бросился прочь. Умерил шаг он только на лестнице, которая вывела его, задыхающегося, с трясущимися ногами, к дневному свету.
Глава 5
Визит последней служанки
То, чего все ждали, наконец случилось — царство окрепло при новом фараоне. Наместники из провинций разъехались по домам после многочисленных пиршеств, уверившись в том, что за ними сохраняются все прежние привилегии и к ним добавляются новые; жрецы укрепили свою власть и получили новые земли; коменданты крепостей в Верхнем и Нижнем Египте могли вернуться в свои казармы в Кнумсехем или Та-Сни и рассказать, что они видели фараона и целовали его сандалию и что он в своей наивысшей мудрости подтвердил их полномочия.
Жизнь вернулась к привычному ритму, а Сети — к своим обязанностям главы семейства.
Случилось так, что в первый раз со дня своего посвящения в сан визиря он ужинал с семьей на следующий день после того, как Па-Рамессу подслушал разговор офицеров царской конюшни. Мальчик все еще пребывал под впечатлением от услышанного. Сжав губы, он не спускал горящих глаз со своего отца. Наконец Сети это заметил.
— Что скажет мне мой младший сын? — с улыбкой спросил он притворно-озабоченным тоном.
— Время быстро бежит, дорогой отец.
— Значит, ты стал умнее и послушнее.
— Тебе судить об этом, дорогой отец.
Формальные фразы, предписанные этикетом, усвоенные под надзором наставника. Сети кивнул, он был доволен. И все же проницательный визирь прочел во взгляде сына просьбу. О чем может идти речь? Вне всяких сомнений, Па-Рамессу было что рассказать.
— Что тебя заботит?
— Я хочу знать, нашли ли принца Птахмоса.
Добродушная улыбка сбежала с лица Сети.
— Ах да… Я поручил хранителю тайн собрать сведения… А потом мы все были очень заняты. Я его потороплю.
— Птахмос может претендовать на трон, дорогой отец.
Глаза Сети широко открылись.
— Послушай, я даже не уверен, что он существует на свете. Никто не знает, кто его отец и мать…
— Отец — офицер царских конюшен Хорамес, а матерью была принцесса Нефернеферура.
Укуси визиря Сети в этот момент оса, он бы так не вздрогнул.
— Хорамес? — переспросил он. — Хорамес? Но откуда тебе это известно, маленький демон?
— Я слушаю, дорогой отец. Люди о многом говорят, когда думают, что они одни, а я — уши стен.
— Но где ты слушаешь?
— Всюду.
Мальчик дерзко посмотрел на отца:
— А почему супруга Хоремхеба была бесплодна?
— Да ты осведомлен лучше, чем начальник охраны! — воскликнул Сети.
Раскаты его голоса привлекли внимание Па-Семоссу и первого писца, которые с почтительного расстояния наблюдали за отцом и сыном, по-видимому, ведущими важный разговор. Но о чем они могли говорить?
— Подобно глазам, которые не видят, — сказал Сети, — существуют и чрева, в которых не завязывается плод.
Сети задумался.
— Если то, что ты говоришь, правда, — начал он, — нужно это проверить. Завтра же мы едем в Хет-Ка-Птах.