— Воин Ярослав Шимек. Первый год. Бывший каменщик.
— Воин Антонин Бенко, первый год, крановщик на металлургическом заводе.
— Воин Мирослав Грабовский, второй год. Клепальщик с завода «Татра»...
— Мирослав, — предлагает надпоручик, — расскажи товарищу, как ты позавчера задержал двух нарушителей.
Грабовский краснеет, минуту молчит, потом обращается к Мяче:
— Товарищ надпоручик. разрешите не рассказывать... Неудобно об этом. Вот если бы схватка была, тогда другое дело. А таких задержаний у нас хватает...
— Давай, давай!
— Ну, были мы с воином Грубым в секрете. Видим, двое пробираются. Темно было. Прошли они мимо нас, мы им в спину: «Хальт, хенде хох!» Они на землю попадали. Мы думали, отстреливаться начнут. Тихо. Подползли к ним. Видим — парень и девушка. Обыскали, доставили в роту. Оказалось: жених и невеста. Ушли из Западной Германии. Он безработный, к тому же повестку получил, а служить в бундесвере не хотел. Вот и все...
Дверь канцелярии бесшумно приоткрывается, дежурный передает надпоручику записку. Мича читает ее, улыбается:
— Тут ребята просят, чтобы вы выступили, рассказали о Советском Союзе, о ваших пограничниках. Вы уж простите, но народ у нас очень любознательный. Недавно Рауль Роа, министр внутренних дел Кубы, приезжал, так они его два часа не отпускали.
— Ну, я рангом куда ниже, так что... словом, как решит капитан Ярош, я сейчас в его подчинении...
— Да, Мича, мы должны быть еще в одном месте, а уже дело к ночи. Впрочем, двадцать минут можно.
— Вот и отлично, — широко улыбнулся надпоручик.
Конечно, мы задержались не на двадцать минут, а на добрых полтора часа. Да и как можно было уйти от этих славных парней, которые забрасывали вопросами: расскажите, пожалуйста, о том, об этом. Многое они знали из газет, журналов, кинофильмов, радиопередач. Но одно дело читать, а другое — услышать рассказ человека, живущего в Стране Советов, которую здесь глубоко и нежно любят.
Пограничники живо интересовались всем: целиной и космонавтами, строительством и спортом, службой и бытом наших часовых границ. Кругозор у них широкий: в войска пограничной стражи берут людей, имеющих законченное восьмилетнее образование или техникум, ибо пограничная служба, как и у нас, доверяется только лучшим из лучших. Сюда направляют преимущественно ударников производства, членов бригад социалистического труда, передовиков, активистов Союза молодежи. Потому что слово «пограничник» пользуется в Чехословакии не меньшим почетом, чем у нас.
А потом нас потащили, не повели, а действительно потащили в столовую ужинать, сколько мы ни твердили, что нам пора ехать. Да и с какой, скажите, заставы отпустят гостей, не попотчевав их пограничными харчами? Повар — воин Людек Веселый — должен был скоро выходить в наряд, но все же нашел время, чтобы уговорить нас поужинать и оценить его мастерство...
Впервые эту границу я увидел у Бранденбургских ворот, на знаменитой Унтер ден Линден. Хотя была уже глубокая осень, улица и сейчас оправдывала свое название: приятно бродить под старыми липами, слушая легкий шорох пожелтевших листьев, любуясь их удивительной раскраской. Заметно поредевшие верхушки деревьев купались в мягких лучах уже не очень щедрого солнца. Изредка налетал порывами свежий ветер, и тогда листья дружно падали, пятная асфальт.
Сквозь поредевшие вершины деревьев, по левую сторону улицы, виднелись скелеты обуглившихся здании. О них не забыли, нет. Да будет долга и прочна память о преступлениях фашизма, о справедливом возмездии народов в конце войны! Здесь, в самом центре Берлина, возвышалась имперская канцелярия бесноватого фюрера. Взгляните на этот огромный пустырь, очень напоминающий заброшенное кладбище. Пожухла листва на стеблях бурьяна, дожди и ветер пригладили глинистое поле. Где-то там, под грудами битого кирпича, сохранился бункер, в котором отсиживался накануне катастрофы Гитлер.
Справа от Бранденбургских ворот — уцелевшее здание рейхстага. Над крышей лениво полощется трехцветный флаг ФРГ. А под крышей, стоит лишь вглядеться, — оборудованный по всем правилам наблюдательный пост. Из круглого окна виднеются чьи-то руки, поднесшие к глазам полевой бинокль.
— Англичане, — поясняет пограничник. — Все время так. За каждым нашим шагом следят. Впрочем, мы привыкли. — И солдат Эрих Шульце улыбается, спокойный и уверенный.
Улица за стеной пока пуста. Но вот из-за дальних деревьев выскочил броневик. Не доезжая нескольких метров до границы, он развернулся боком к стене и остановился. Рядом с водителем — офицер. Долго и пристально смотрит он на пограничников, потом наклоняется, что-то ищет в кабине. И вот перед его подозрительно близорукими глазами уже поблескивают окуляры бинокля. Оказывается, англичанам мало наблюдательного пункта на рейхстаге. Как же, оттуда все-таки дальше, а здесь — рядом, как говорится, глаз в глаз. Это не простое любопытство. Настоящая, ни на секунду не прекращающаяся разведка.
Неподалеку от бронемашины — сооружение, напоминающее трибуну. На нем довольно удобно устроился западноберлинский таможенник. Еще одна пара глаз, нацеленных на границу. Он смотрит не шевелясь, точно голова его зажата в невидимые тиски. К нему подходят какие-то люди в штатском, но он не обращает на них ни малейшего внимания. Мужчина в серой шляпе и макинтоше не долго думая взбирается на помост, открывает висящий на груди футляр. Судя по тому, как быстро и ловко орудует он фотоаппаратом, это довольно опытный репортер. С таможенником он не церемонится, оттеснил его в самый угол, прижал к перилам. Тот ни одним движением не противоречит ему. Что ж, люди свои, сочтутся!
— Вот так каждый день, — продолжает Эрих Шульце. — Сначала действовало на нервы. А теперь вроде ничего. Я ведь уже больше года служу на границе.
Шульце высокого роста, широк в плечах, весь ладный и крепкий. Снаряжен по-боевому: автомат, бинокль, каска. Да, и каска, потому что сосед здесь ненадежный.
— Однажды, когда я был в наряде, с той стороны под стену подложили взрывчатку. У них там руки все время чешутся. Ну, и примерно в одиннадцать вечера ухнуло. Меня оглушило даже, такой сильный взрыв был. Эффекта это не имело, никого они не запугали. Впрочем, — опять улыбается пограничник, — эффект все-таки был: кусочки этой стены они потом продавали в магазине сувениров...
Нарастающий рокот мотора заглушает его слова. Вдоль границы, точно повторяя ее изгибы, на небольшой высоте плывет американский вертолет, похожий на стрекозу. Еще один наблюдательный пост!
Американская военщина в Берлине — особый разговор. Стрекоза, пролетевшая над границей, ничто по сравнению с провокациями, организуемыми на земле. Пограничники советуют проехать на Фридрихштрассе. На этой улице контрольно-пропускной пункт. Там нет, как здесь, у Бранденбургских ворот, глухой стены; в Западный Берлин и обратно непрерывно идут машины. Граница обозначена лишь неширокой белой полоской, проведенной поперек улицы.
Нигде в мире не встретишь подобной границы. Вот она, эта белая, шириной в десять сантиметров полоса! Вы можете подойти к ней, остановиться, коснувшись ее носком ботинка, но не вздумайте перешагнуть — вас тут же схватят молодчики господина Брандта. Два дюжих таможенника в серо-голубой униформе стоят в метре от этой полосы, заложив руки за спину и самоуверенно выпятив грудь. Расстояние такое, что видно даже выражение их глаз: у одного зеленоватых, у другого — бледно-голубых, выцветших, как осеннее небо над городом. Зрачки зеленых глаз сверлят вас, сверлят упорно, настойчиво. Временами они вспыхивают зеленым огоньком, быстрой искрой, словно натолкнулись на что-то твердое, неподатливое... Тот, с голубыми глазами, более безразличен к окружающему, широкоскулое лицо его кажется вытесанным из серого камня, но челюсти подвижны, они шевелятся медленно и ритмично, словно перекатывают жевательную резинку.
У таможенников солидное подкрепление. В одном ряду с ними очень надменный, поглядывающий на всех и вся исподлобья, американский солдат. Даже издали можно заметить на его рукаве буквы «MP», верзила этот принадлежит к военной полиции. Поза у него более чем небрежная, длинные, в узких штанинах ноги расставлены широко, левая почему-то все время подрагивает в коленке. Временами он странно подпрыгивает, прищелкивая каблуками ботинок, что даже в этой напряженной обстановке вызывает улыбку. Долговязое лицо американца украшает длинная и толстая, как бревно, сигара, кочующая из одного угла рта в другой. Я не сказал бы, что на близком расстоянии приятно стоять перед этим блюстителем «мирового порядка», но у пограничников Германской Демократической Республики нет иного выхода. Они могут испытывать здесь любое чувство, кроме того, на которое рассчитывали американцы: на чувство страха. В Западном Берлине говорили и писали, что один такой «сверхполицай» может справиться с двадцатью немецкими пограничниками. Но разве дело в длине туловища и конечностей?
Унтер-офицер Гроссман внешне мало похож на богатыря. Легко представить себе, с каким видом превосходства направлял на него свой виллис американский водитель, пытавшийся на полном ходу проскочить границу. Это случилось в октябрьскую ночь. Пограничники в то время пропускали через контрольный пункт только по удостоверениям личности. Американские граждане, считая, что им везде все дозволено, предъявить удостоверения отказались. Когда же их вернули, в дело вмешалась военщина. Солдаты с автоматами наизготовку пытались на открытых виллисах сопровождать гражданских. Вот тогда-то путь одной из таких машин и преградил Гроссман. Она шла по Фридрихштрассе на полной скорости, а он стоял как вкопанный и не думал оставлять поста. В последнее мгновение нервы водителя сдали. Взвизгнули тормозные колодки, зашипело и задымилось под колесами. Широкий сетчатый радиатор всей массой своей надвигался на низкорослого худощавого парня. Но скорость машины быстро погасла, и горячее, дышащее паром железо лишь слегка толкнуло Гроссмана а бок.
— Сам не знаю, откуда взялась у меня выдержка, — говорил потом унтер-офицер. — Вижу, прет как черт, прет прямо на меня, на мой пост, а я себе стою...
Он еще не знал тогда, что случай с виллисом только репетиция. Американцы ведь располагают и более грозной техникой. Нe прошел виллис, пройдет танк.
И они вывели на Фридрихштрассе танки. Гроссман, унтер-офицер Ленц и еще двое пограничников дежурили у контрольного пункта. Западноберлинская часть улицы, как всегда в последние дни, была забита толпами зевак. Ни на минуту не отлучались и фоторепортеры. Свое «оружие» они держали наготове: авось случится что-нибудь необычное, сенсационное. Из толпы доносились выкрики фашистских молодчиков. Они то горланили реваншистские песни, то дико свистали и визжали. За всем этим не легко было вовремя расслышать лязг танковых гусениц. А когда толпа неожиданно расступилась, прижимаясь к домам по обе стороны улицы, Ленц и его товарищи увидели танк.