У противоположной стены камеры что-то тускло блестело. Сейтахт поднял лампу повыше. Возглас восхищения сорвался с его уст. Там стоял массивный ковчег на санных полозьях. Блеск его золота ослеплял. Карниз в виде поднявшихся кобр, поддерживаемый четырьмя колоннами, простирался до самого потолка. Четыре богини охраняли стены ковчега, стоящего между колонн. Столь искусной показалось Сейтахту это чудесное творение, что он подошел поближе и стал рассматривать детали. Со знанием дела он осторожно провел кончиками пальцев по резьбе. И только теперь столяр признал, что ковчег вышел из его собственной мастерской. Он стоял перед ковчегом, внутри которого хранились набальзамированные внутренности царя. Конечно, для них был изготовлен драгоценный футляр. Имеет ли он право ради жалких кусочков золота разрушить это чудо искусства? Вокруг стояло достаточное количество сундуков, наполненных драгоценностями. И он пошел искать другие сокровища. Мунхераб и Эменеф наблюдали из погребальной камеры, как столяр ощупывал большой золотой ковчег. Водонос толкнул товарища и прошептал ему на ухо:
— Почему он стоит там и глазеет на этот шкаф, вместо того чтобы взломать его?
— Я думаю, он беседует со статуями богов, которые стоят перед ним. Он и с Анубисом, сторожевой собакой, тоже разговаривал.
Мунхераб с сомнением покачал головой.
— Деревянная фигура не может ни слушать, ни разговаривать.
— Это ты теперь так говоришь, — взволнованно прошептал горшечник, — а недавно сам свалился от страха, когда эта сторожевая собака уставилась на нас. И ты убежал бы точно так же, как и я, если бы Сейтахт не успокоил бога. Он знает тайны, о которых мы не имеем понятия. И в этом погребальном ковчеге наверняка есть что-то таинственное, что столяр не хочет нам показать.
— Ты ошибаешься, — возразил Мунхераб. — Таинства ведомы только жрецам. Боги посвятили их в свои тайны в святилищах и научили разным волшебствам.
Эменеф задумчиво рассматривал золотую стену погребального ковчега с искусно выполненными изображениями.
— Сейтахт, наверное, тоже учился у богов, потому что обыкновенный человек не смог бы создать такой ковчег. Подумай, Мунхераб. Сейтахт сын крестьянина. Его отец владел лишь простым крестьянским инструментом, парой глиняных; горшков да связкой соломы, на которой спал вместе с женой и детьми. Как мог сын крестьянина изготовить золотые чудо-ковчеги, если он никогда прежде не видел их?
Мунхераб задумчиво кивнул.
— Может быть, ты и прав. Сейтахт, должно быть, обучался колдовскому искусству. В передней комнате он разбил изображения богов, и с ним ничего не случилось, потом он договорился со стражами гробницы и с богом Анубисом, чтобы они нас не растерзали.
Эменеф назидательно поднял вверх указательный палец.
— Но я прав и тогда, когда говорю, что в этом ковчеге лежит что-то таинственное. И я хотел бы это получить. Может быть, это сделает меня вельможей или даже царем.
— Оставь волшебство там, где оно есть. Оно может оказаться для нас опасным, — прошептал испуганно водонос. Он хотел оттащить Эменефа, но тот прыгнул назад и сорвал печать, которой были скреплены створки дверцы ковчега.
— Я хочу по крайней мере видеть, что спрятано за этими дверями, прошептал он и приоткрыл одну створку. Но в полутьме ему не удалось различить, что было в ковчеге. Поэтому он протянул руку внутрь, нащупал там стену, а на ней вторую печать.
В тот же момент свет упал в узкое пространство между погребальным ковчегом и скалой. У входа в сокровищницу, высоко подняв левую руку с лампой, стоял Сейтахт.
— Чем вы тут занимаетесь, негодяи! — закричал он. — Не сломали ли вы ковчег? — Теперь он поднял над головой и правую руку. Тяжелая золотая булава угрожающе повисла над головой Мунхераба.
Водонос умоляюще простер руки.
— Не бей нас, великий Сейтахт! Мы не дотронулись до твоего творения!
— Мы только полюбовались им, господин, — добавил Эменеф. Голос столяра вовремя предупредил его. С быстротой молнии горшечник захлопнул створки двери и стал сзади Мунхераба. Теперь его лицо выражало смирение и преданность.
Столяр опустил золотое оружие. С удивлением смотрел он на обоих сообщников. Они называли его «великий Сейтахт» и «господин». Он не понимал, почему они вдруг наградили его титулами, которые приличествуют лишь чиновнику. Более дружелюбно, чем намеревался, он приказал:
— Пойдемте в сокровищницу. Помогите мне упаковать золотую утварь, которую я нашел там.
Менафт вытащил голову из пролома. Он слышал все, о чем говорили только что Эменеф и Мунхераб, и облегченно вздохнул. Ожидая худшего, он решил стать ворам поперек дороги, если бы они рискнули взломать погребальный ковчег. Он не мог помешать краже сокровищ, но покой бога в золотом доме-ковчеге не должен был быть нарушен.
Простодушные грабители строили догадки о каком-то волшебном предмете, спрятанном в ковчеге и способном придать силы его владельцу. На самом деле ничего подобного там не было.
Четвертый, последний ковчег погребального покоя действительно был неповторимым произведением искусства, но уж, конечно, никаким не волшебством. Внутри саркофага хранились два позолоченных деревянных гроба, вложенных друг в друга. Во втором находилось бесценное сокровище. Оно было такое тяжелое, что много лет назад десять мужчин едва подняли его.
Менафт ясно представил себе, как это было.
Началось время торжественного погребения. Высшие сановники государства тянули саркофаг на санных полозьях. На них лежал гроб, в котором покоилось набальзамированное тело фараона Тутанхамона.
Этот гроб был самым красивым произведением искусства, какое Менафт когда-либо видел. Он был выкован из листового золота толщиной с бычью кожу. Лучшие ювелиры Египта сделали его в форме скульптуры бога Осириса. Он излучал такой блеск, что многие закрывали глаза. Он был уложен в нижнюю половину второго гроба, вырезанного из дуба, позолоченного и, так же как и металлический гроб, сделанного в виде бога Осириса. Теперь там лежал золотой бог во всем своем великолепии и ждал, пока жрецы польют его священным маслом. Лик его сиял; блестели драгоценные камни и цветная эмаль. Сверкало ожерелье из красных и желтых золотых бус и синих камней. Фигуры двух богинь, искусно выкованные из металла, своими крыльями укрывали тело бога-царя, как будто хотели защитить его в вечности.
Очарованный красотой этого произведения искусства, камнерез Менафт был тогда убежден в том, что в золотом гробу действительно покоится бог. А когда после торжественной церемонии крышка второго гроба была закрыта, Менафт понял, что и через тысячелетия ни один мастер не сможет создать ничего подобного.
Позолоченный деревянный гроб тоже был настоящим чудом искусства. Его вложили в третий гроб так точно, что между ними невозможно было даже просунуть палец. И этот третий гроб также воспроизводил фигуру Осириса и был весь покрыт золотом.
Все три вставленные друг в друга гроба были потом помещены в кварцитовый саркофаг, и молодая вдова царя-бога Анхесенамон подошла и попрощалась с покойным.
Она была совсем еще ребенок и плакала навзрыд, как дитя, когда в сопровождении жрецов шла к саркофагу. Долго и пристально смотрела она на большой позолоченный деревянный гроб, в котором покоилось тело ее супруга. Сходство черт лица любимого с очертанием лица Осириса, в виде которого был сделан гроб, смущало ее. При свете многочисленных масляных лампочек металлическая облицовка сверкала, как золотой покров, и Анхесенамон казалось, будто бог дышит. Глаза из черного обсидиана и прозрачного белого алебастра, казалось, смотрели на богов. А полные губы словно готовились рассказать о тайнах потустороннего мира.
Жрецы бормотали последние заупокойные молитвы. Запах курящегося ладана и благовонных масел и смол наполнял помещение. Пламя масляных ламп колебалось. Тускло блестело золото. Тени метались по стенам. Предостерегающе покашливал верховный жрец. И тогда девочка-царица Анхесенамон пришла в себя. Она бросила робкий взгляд на присутствующих, потом быстро наклонилась над саркофагом. Дрожащей рукой положила она венок из цветов вокруг царских символов — урея и головы коршуна — на лбу Осириса.
Менафт как будто снова увидел перед собой этот трогательный маленький букетик полевых цветов. Камнерез вспомнил слезы нежной царицы, капающие на золотой лик бога-царя; вспомнил, как, пошатываясь, покинула она гробницу.
Менафт потер лоб. Он хотел стереть воспоминания об этих событиях одиннадцатилетней давности. Но это ему не удавалось. Образ маленькой Анхесенамон все время стоял перед глазами. Влажное от слез лицо царицы, казалось, заклинало: «Я умоляю тебя, выгони богохульников из гробницы! Они заберут у моего дорогого покойника все, в чем он нуждается для того, чтобы жить в загробном мире, как подобает царю. Помоги мне, помоги!»
Менафт вскочил в испуге. Из пролома был виден слабый свет. Голоса стали громче. Из погребального покоя его звал Мунхераб:
— Менафт, ты здесь? Осторожно, я передаю ценные вещи. Много золота! Держи, мой дорогой, вещи тяжелые!
Узел заткнул отверстие в стене. Когда Менафт потащил его в переднюю комнату, раздался металлический звон. Камнерез нагнулся и заглянул в погребальный покой. Мунхераб уже убежал. Второпях Менафт разодрал узел. Он ощутил под руками браслеты, статуэтки, ожерелья, кольца и множество других украшений и посуды. В темноте он нащупал также какой-то предмет, состоящий из многих частей, который мог быть чешуйчатым панцирем.
Он выбрал самые большие предметы и уже хотел их — спрятать, когда вернулся Мунхераб со вторым узлом, который был еще тяжелее, чем первый. Мунхераб стал совать в переднюю комнату отдельные предметы: парадную одежду, булавы, мечи и другое оружие, покрытое инкрустациями из золота и драгоценных камней, а также вазы и украшения. И тотчас же убежал за новыми сокровищами. Подобно Эменефу, Мунхераба охватила жадность при виде чудесных сокровищ, которые Сейтахат выбросил из ларцов. Водонос не хотел ничего оставлять здесь. Он хватал все, что блестело как золото, а кроме того, его еще нагружал горшечник. Многие из вещей падали на землю и были забыты или растоптаны, потому что Сейтахат тем временем находил еще большие ценности, которые обязательно надо было унести. Ужас охватил Менафта, когда он понял, что сообщники хотят унести из сокровищницы большую часть богатств. После каждой партии груза, который Мунхераб, а теперь и Эменеф проталкивали ему через отверстие в стене, холм из драгоценностей поднимался все выше и выше. С лихорадочной поспешностью прятал камнерез все, что попадало ему под руки, под валявшуюся в беспорядке погребальную утварь, которую еще раньше отбросили как не имевшую ценности в сторону. Вдруг Менафт увидел какую-то вещь, которую он принял за панцирь. Он был довольно тяжелый и, казалось, на редкость ценный. Осквернители могил не должны были унести его. Камнерез тащил и дергал мнимый панцирь. Наконец он освободил его. Менафт собирался как раз спрятать панцирь, когда услышал, что один из грабителей зовет его. Камнерез быстро бросил драгоценный предмет позади себя.
В отверстие протолкнули какой-то ларчик, за ним узел, а потом в переднюю комнату пролез Сейтахт. Он высоко поднял лампу и осветил сваленные в кучу сокровища. Об Эменефе и Мунхерабе, которые появились за ним, он не заботился. Для него существовало только золото. Глаза столяра блестели как в лихорадке. Он поднял оружие и золотую посуду так, что они заблестели в свете лампы. Вдруг он начал что-то искать вокруг себя и недовольно поднял брови.
— Куда делся парадный панцирь царя? -. напустился он на Мунхераба. Теперь и водонос оглядел награбленное добро.
— Я вынес его, я уверен в этом. Но я не вижу его здесь, покажи мне его! — закричал столяр раздраженно.
Менафт до сих пор сидел на корточках возле пролома. Он понял, что подразумевал под парадным панцирем царя Сейтахт, и медленно отполз назад. Непонятный предмет, который он принял за нагрудный панцирь, оказался одним из тех драгоценных украшений, которые цари Египта надевали во время торжественных приемов. Он состоял из большого воротника-пелерины и широкой набедренной повязки из нескольких сотен золотых пластинок. Эта драгоценная вещь лежала сзади него!
У него не было времени убрать панцирь. И теперь он хотел прикрыть его своим телом. Устремив взгляд на столяра, Менафт опять подвинулся назад. Он уже почувствовал под пальцами часть парадного панциря, когда Сейтахт уставился на него. Настороженный взгляд и странное поведение Менафта показались столяру подозрительными. Он прыгнул к нему, и оттолкнул в сторону.
— Проклятый вор! — закричал Сейтахт. — Самую драгоценную вещь, которую нашел я, ты хочешь присвоить себе! — И он бросился на камнереза с кулаками. Трижды кулак опускался на голову и плечи Менафта. Хотя удары почти оглушили его, все же страстное желание защитить собственность царя победило. Он бросился на драгоценную вещь и прикрыл ее своим телом.
Мунхераб и Эменеф пришли на помощь Сейтахту. Они крепко держали Менафта, а столяр тем временем пытался вырвать у него драгоценность. Когда Менафт лег на спину, Сейтахт уперся ногой ему в живот. Потом он наступил на лицо камнереза и стал рвать панцирь с таким неистовством, что звенья его порвались. Но Менафт крепко вцепился в оставшуюся часть панциря. С силой, которую придало ему отчаяние, защищался он от Мунхераба и Эменефа. Вскоре то, что несколько минут назад было еще величайшим произведением ювелирного искусства, было разорвано на мелкие части.
Не помня себя от злости, бросились грабители на Менафта. Они, вероятно, убили бы его, так как его силы иссякали. Камнерез больше уже не защищался, он только думал: «Осирис, помоги мне! Помоги своему слуге Менафту! Они убивают меня. Пошли на помощь Анубиса, или они убьют меня!» Но не бог загробного мира, не его сторожевая собака Анубис, а раб Хенум пришел на помощь страдающему камнерезу. Он услышал бешеный рев Сейтахта, а затем крики Мунхераба и Эменефа. Сначала он подумал, что оба они спорят со столяром из-за дележа добычи. Но когда он услышал шум ударов, то испугался, что трое грабителей напали на Менафта. Не колеблясь, он пополз по забитому щебнем ходу и увидел, что его предположение подтвердилось: они как раз собирались убить камнереза. Этого не должно было случиться. Камнерез разговаривал с ним как с равным.
Хенум попытался протиснуться в переднюю комнату через пролом в стене. Но это ему не удалось: слишком широки были плечи. Тогда он просунул свой огромный кулак и закричал громовым голосом:
— Оставьте его в покое, а то я переломаю вам кости!
Горшечник и водонос испуганна обернулись. Они решили, что слышат голос бога мести. Сейтахт, напротив, мгновенно схватил один из найденных бронзовых мечей и швырнул его в Хенума. Оружие не достигло цели. Вслед за мечом в каменную стену ударилась статуэтка бога из слоновой кости величиной с кулак.
Сейтахт нагнулся в поисках третьего метательного снаряда.
— Свободному человеку ты хочешь переломать кости, проклятый раб? Я научу тебя… — закричал он и метнул в него тяжелую, покрытую золотом булаву. Ручка завертелась в воздухе и головка задела руку Хенума. Теперь и ему грозила опасность быть убитым, тем более что теперь уже и Мунхераб с Эменефом стали бросать в него тяжелые предметы.
— Прекратите! — закричал он. — Я пришел только затем, чтобы предупредить вас. Я видел огни в долине. Они приближаются к этой гробнице!
Эменеф выскочил вперед.
— Это жрецы! Бежим! Быстрее! Иначе нас поймают и сожгут живьем!
Горшечник вопросительно и в то же время со страхом посмотрел на Сейтахта, но в нем не было и признака испуга. Сейтахт только прищурил глаза, когда спросил Хенума:
— Откуда идут огни?
— Оттуда, где встает солнце, — соврал Хенум. Обрадовавшись беспокойству Сейтахта, он начал сочинять дальше:
— Было много огней. В темноте они качались в воздухе. Я думаю, едут стражники с факелами!
— Это могут быть воины царя! — закричал в ужасе Эменеф и отскочил к стене, которая преграждала выход.
— Останься, трус! — закричал ему вдогонку Сейтахт. — Ты хочешь бросить здесь золото? Возьми все, что можешь унести, иначе не выйдешь живым из этой гробницы!