И тут, с волной поднимающегося во мне ужаса, я вдруг понял,
[31]
которому директор школы дал задание отучить фагов
[32]
сквернословить, и сказать, что сделаю все, что смогу.
— Отлично, — проскрипел он, — я в вас верю. Кто знает — возможно, все опасения окажутся пустыми. Признаки подготовки мятежа в районах, которыми интересуются русские, и где туземные лидеры не довольны нашей опекой — все это случалось и раньше и порой заканчивалось ничем. Но если опасения подтвердятся — не допустите ошибок, — он вновь пристально посмотрел на меня — это самая страшная опасность, которая поднимается перед нашей страной со времен Бонапарта. Мы доверяем вашим рукам не самое легкое дело, сэр, но, как я полагаю, это — самые надежные руки в Англии.
Помоги мне Боже — именно так он все и сказал. Как только такие вообще проходят на выборах? Помнится, в ответ я издал несколько воинственных звуков, а мой панический ужас, как всегда, проявился в том, что лицо мое побагровело, что у человека моего сложения часто принимают за проявление гораздо более благородных эмоций. Похоже, Пама это вполне удовлетворило, потому что он вдруг улыбнулся мне и снова уселся на свой стул.
— Ну, теперь вам понятно, почему вы здесь беседуете с премьер-министром, а? То-то вы все вертитесь, точно сидите на яичной скорлупе. Ладно. Не стесняйтесь — я рад возможности лично вас проинструктировать. Конечно же, вы получите более подробную информацию еще до отплытия — господа-лорды здесь и Манглс
[33]
в Лондонском Совете еще побеседуют с вами. Когда вы собираетесь распрощаться с Ее Величеством? На следующей неделе? Ну, это слишком долго. Баррингтон, когда там отплывает шлюп в Индию? В понедельник? Тогда будет лучше, если вы вернетесь в Лондон уже в пятницу. Оставьте-ка вашу милую малышку, миссис Флэшмен, развлекать королевскую семью. Потрясающая девчонка — ни разу не видел ее из своего окна на Пикадилли, но знаете, что я думаю: познакомьте нас, когда вернетесь домой. Приводите ее как-нибудь туда вечерком, в дом под номером 96 — пообедаем и все такое прочее, а?
И он развалился на стуле, сияя не хуже мистера Пиквика. Мой желудок к тому времени несколько успокоился, что удивительно, учитывая какая каша для меня заваривалась. И все же, когда я сегодня думаю о Паме, то вижу его именно таким: подкрашенные виски, неуклюжие вставные зубы и — широкая улыбка довольного собой мальчишки. Вам сложно представить такую молодую улыбку на усталом старом лице. Теперь, с высоты прожитых лет я могу сказать: несмотря на дьявольское дело, в которое он меня впутал, я бы охотно променял всех остальных политиков на одного старого Пама — черт его побери. [IV*]
Однако теперь, когда этот государственный муж предопределил мою судьбу, ему не терпелось поскорее от меня избавиться; я еще не успел выйти из комнаты, как он приказал Баррингтону найти какую-то телеграмму из Америки или что-то вроде, и прошепелявил Вуду, что скоро им нужно выходить, чтобы успеть на специальный поезд до Абердина. Было, наверное, уже около трех утра, но он все еще был полон энергии и последнее, что мне запомнилось — как он диктовал письмо даже тогда, когда ему помогали надеть пальто и шарф. Прислуга суетилась вокруг, а Пам все еще порывался подойти к столу и вновь взглянуть на чапатти, интересуясь у Элленборо, едят ли индусы эти лепешки с мясом и каковы они на вкус.
— Эти чертовы штуки, — ворчал он, — должно быть, хороши с джемом, как вы думаете? Хотя… скорее нет… наверное, жестковаты для моих проклятых зубов… — Он поднял голову и увидел, как я раскланиваюсь на прощание, стоя в дверях. — Доброй ночи вам, Флэшмен, — протянул он, — и счастливой охоты. Но держите ухо востро.
Вот так я получил свое задание — можно сказать, в одно мгновение. Еще два часа назад я был счастлив и мне не было дела до всего мира, а теперь меня намертво привязали к Индии, да еще обрекли исполнять самую опасную и безумную миссию в своей жизни. Клянусь Богом — я проклял тот день, когда написал рапорт Дальхаузи, расписав в нем мои заслуги. Теперь приходилось все это расхлебывать: слухи о мятеже, старая сумасшедшая индийская принцесса, туги, Игнатьев и его шакалы-сообщники, стерегущие меня на каждом шагу.
Как вы понимаете, за остаток ночи мне не пришлось слишком много отдохнуть. Элспет быстро уснула. Она выглядела прелестно — с отблеском пламени свечей на светлых волосах, разметавшихся по подушке, полуоткрытыми розовыми губками — и даже похрапывала. Я был слишком потрясен, чтобы разбудить мою женушку наиболее приятным для нее способом, так что просто растолкал и, должен признаться, она восприняла сообщение о предстоящем нам расставании с замечательным спокойствием. Конечно, в течение по крайней мере пяти минут Элспет безутешно рыдала от мысли, что останется одна, пока ее славный Гектор (то есть я) будет совершать подвиги в Индии, ласкала мои бакенбарды и причитала, что она и маленький Гавви будут совсем заброшены,горестно всхлипывала, чем невольно провоцировала меня в очередной раз овладеть ею. Но затем она вдруг вспомнила, что забыла на званом ужине свои лучшие шелковые перчатки, а еще о том, что на левом плече у ней выскочил прыщик, от которого не удается избавиться никакими кремами. Приятно сознавать, что по тебе будут скучать дома.
Мне оставалось пробыть в Балморале еще три дня и первый из них я провел, запершись с Элленборо и маленьким угловатым человечком из Совета по Контролю за Индией, которые посвящали меня в детали моей безумной миссии в Джханси и обстановки в Индии. Не буду утомлять вас подробностями, поскольку вы наверняка знакомы с прелестями и ужасами Джханси еще со школьной скамьи. Достаточно сказать, что все это лишь усугубило мои мрачные предчувствия. А потом, утром в среду, произошло нечто, что заставило все остальные страхи вылететь из головы. Это был такой шок, столь необычайное совпадение (учитывая все ранее произошедшее), что я до сих пор вспоминаю об этом с недоверием и покрываюсь потом от одной мысли.
Ночь напролет я пьянствовал в Абергелди, стремясь не думать о будущем, и когда на утро в среду проснулся с тяжелой головой, Элспет посоветовала мне вместо завтрака прокатиться верхом. Я выругался, крикнул, чтобы мне подали лошадь и, оставив мою женушку одну пучиться на свои вареные яйца, через десять минут уже во весь дух мчался галопом по дороге в Балморал. Я достиг замка и подъехал к подъезду для карет; за ним, на дальнем конце посыпанной гравием дорожки, стоял большой дворцовый экипаж, на которой в замок обычно привозили почетных гостей со станции. Лакеи как раз открыли дверцы и, кланяясь, помогали прибывшим выбраться из кареты и подняться по ступеням, ведущим к боковой двери.
«Ну, вот — еще несколько глупых бедняг прибыли, чтобы вкусить королевского гостеприимства», — подумал я и уже собирался повернуть лошадь в обратный путь, когда взгляд мой снова упал на группу джентльменов в дорожных шляпах, поднимающихся по ступенькам. Один из них обернулся, чтобы что-то сказать лакею и — я едва не вывалился из седла, удержавшись на лошади благодаря тому, что обеими руками вцепился ей в гриву. Мне показалось, что я брежу — потому что это было гораздо страшнее, чем призрак, но это было реальностью, хотя и абсолютно невозможной. Мужчина на ступеньках, одетый по моде обычного британского сельского джентльмена, который снова двинулся ко входу во дворец, был именно тем человеком, с которым я в последний раз виделся под сенью виселиц в форте Раим. Это был тот самый джентльмен, победить или убить которого посылал меня Палмерстон в Индию: граф Николай Павлович Игнатьев.
II
— Вы уверены? — прокряхтел Элленборо, — нет, нет, Флэшмен — это невозможно! Граф Игнатьев — тот самый, о котором мы говорили два дня назад — здесь? Невозможно!
— Милорд, — твердо сказал я, — я имел возможность познакомиться с ним ближе, чем бы мне хотелось, и я говорю вам, что сейчас он в замке, а с ним его пронзительный взгляд и все остальное. Как всегда, хладнокровный, в твидовом сюртуке и охотничьей шляпе, так что помогите! Не более десяти минут тому назад он был здесь, у самых дверей!
Он плюхнулся на стул, сдувая мыльную пену для бритья со своих щек — я почти отшвырнул с дороги его лакея, а до этого молнией взлетел по лестнице черного хода, торопясь увидеть Элленборо. Я все еще дрожал от возбуждения, если не сказать, что был в шоке.
— Я хотел бы получить объяснение всему этому, милорд, — задыхаясь проговорил я, — поскольку не верю в такие совпадения.
— Что вы имеете в виду? — спросил он, таращась на меня.
— Две ночи тому назад мы говорили именно об этом русском чудовище — как он шпионит в Индии вдоль и поперек, особенно в том месте, куда посылают меня. И теперь он здесь — тот самый человек! И это простое совпадение? — Я был настолько вне себя, что говорил без церемоний. — Как ему вообще удалось пробраться в страну? И вы мне скажете, что лорд Палмерстон ничего об этом не знает?
— Боже мой, Флэшмен! — его широкое, покрытое пятнами лицо выглядело озабоченным, — что вы имеете в виду?
— Я полагаю, милорд, — произнес я, стараясь держать себя в руках, — что есть весьма немного вещей, особенно в Англии, о которых неизвестно лорду Палмерстону — так возможно ли, чтобы он не знал, что самый опасный российский агент — и при этом один из их важных аристократов — гуляет здесь собственной персоной? И ни слова об этом в ту самую ночь, когда…
— Погодите! Погодите, — воскликнул он, сбитый с толку. — Это чудовищное предположение! Возьмите себя в руки, сэр! Вы абсолютно уверены, что это — Игнатьев?
Я был готов взорваться, но сдержался:
— Да, я уверен.
— Оставайтесь здесь, — бросил он и выскочил вон.
Добрые десять минут я провел, грызя ногти, прежде чем он вернулся, осторожно прикрыв за собой двери. Его лицо вновь обрело свой обычный, свекольно-красный, цвет, но выглядел он чертовски озадаченным.
— Это правда, — сбивчиво прошептал он, — граф Игнатьев здесь вместе со свитой лорда Абердина — в качестве гостя королевы. Вы же знаете, наш лорд Грэнвилл сейчас в Петербурге на коронации нового царя. Так вот, группа русских аристократов впервые после войны — прибыла вчера в Лейт с миссией доброй воли или Бог знает чего еще там, от своего нового монарха к королеве. Кто-то написал Абердину — я точно не знаю, кто — и он притащил всех сюда, на север — вместе с этим парнем. Это невероятно! Чудовищная игра случая!
— Случайность, милорд? — недоверчиво переспросил я. — Попробуйте это доказать!
— Боже милостивый, да что же еще? Согласен, что это очень странно, но уверен, что лорд Палмерстон не имел ни малейших намерений… — он на секунду замолчал, и я заметил, как на его мясистом лице промелькнуло сомнение в порядочности драгоценного премьер-министра. — О, все это лишь нелепые подозрения… да и какой смысл ему был утаивать это от нас? Нет — он, конечно же, сказал бы мне — да и вам, я уверен в этом.
Ну, я-то в этом совсем не был уверен — после всего, что я слышал о чувстве юмора Пама, от него всего можно было ожидать. Но все же даже для него было бы дико допустить чтобы я накануне моей поездки в Индию вдруг столкнулся лицом к лицу с этим русским. А затем у меня промелькнула еще более дикая мысль: «А что, если Игнатьев знаето моей миссии?»
— Никогда! — прогремел Элленборо, — нет, этого не может быть! О вашей миссии ему станет известно не раньше чем через две недели, — и то если возможности русской разведки соответствуют притязаниям России на роль сверхдержавы — но даже если и так, что он сможет сделать? Черт побери, это же владения королевы! Это не Средняя Азия, а цивилизованная страна…
— Но милорд, он — нецивилизованный человек, — заметил я, — что же делать? Мне нельзя с ним встречаться!
— Дайте мне подумать, — проворчал он и зашагал взад-вперед по комнате, тяжело раскачивая животом.
Наконец он остановился, с трудом обдумывая решение.
— Полагаю, вы должны… — начал Элленборо, — если он увидит вас или узнает, что были здесь… наверное, вам лучше уехать… нет! — Он щелкнул пальцами у меня перед носом. — Нет, напротив, вы должны остаться. Лучше сделать вид, будто ничего особенного не произошло. Постарайтесь не покидать своей комнаты, чтобы не возбуждать излишних подозрений — в конце концов, бывшие враги иногда встречаются и во время мира, не так ли? А мы уж за ним проследим — клянусь святым Георгом, мы постараемся! И думаю, узнаем кое-что интересное! Ха-ха!
И этот насквозь пропитанный портвейном шут когда-то управлял целой Индией! Никогда ранее я не слышал более идиотского предложения — но как я мог его изменить? Я умолял, во имя здравого смысла, позволить мне уехать тотчас же, но Элленборо так и не согласился. Полагаю, задним умом он все же подозревал, что Пам знало приезде Игнатьева, так что теперь Элленборо просто боялся нарушить комбинацию своего шефа, какой бы она ни была.
— Вы останетесь, — наконец твердо сказал он, — это решено. Какого дьявола? Это просто ирония судьбы — но даже, если и нет, то что же этот русский мерзавец сможет вам сделать? Говорю вам, я не намерен пропустить момент, когда он впервые вас увидит. Вот уж будет встреча, а? С офицером, которому он угрожал пытками и, хуже того, вел себя с ним отвратительно грубо! С человеком, который в конце концов обвел его вокруг пальца. Ха-ха! — и Элленборо хлопнул меня по плечу. — Да ладно, полагаю не случится ничего, что могло бы опечалить королеву. Подумайте над этим, Флэшмен, вы ведь не собираетесь устроить какие-нибудь неприятности, а?